– Сегодня будет вводный день. Представят судей, вас всех, юристов, секретарей, – Алиса водила пальчиком по своей записной книжке формата А4, не поднимая головы. – Потом Лин скажет речь о важности заседания и ситуации в мире, – Анну передернуло, благо Алиса даже не взглянула на нее, – потом ланч, так что там дальше… Объявят расписание заседаний, и в три четверти третьего я вас забираю с Элиссоном, – звучно захлопнув свою книжку, Алиса быстро затараторила. – Если что-то нужно, я буду вон там сидеть, рядом с другими секретарями, только посмотрите на меня, я подойду, но сегодня ничего не должно понадобиться, особо работы не будет, так что не волнуйтесь, но если что, то я там. Вопросы?

– Нет.

– Отлично, не прощаюсь, – и, крутанувшись на каблучке, она исчезла, открыв Анне возможность осмотреться.

Первый ряд был уже почти заполнен. Две полные женщины были представительницами из Латинской Америки – Бразилия и Аргентина – они активно жестикулировали и перекрикивали всех по-португальски, рядом с ними теснился щуплый высокий мужчина в очках – Джек Стивенс – он был из США. Стивенса она знала, пару раз встречались на конференциях. Он никогда особо ни с кем не общался, то ли из-за скромности (в кулуарах говорили, что естественно из-за высокомерия), то ли из-за трудностей с языком. Стивенс не владел никаким, кроме английского, да еще и с жутким техасским акцентом. Компанию сбоку ему составляла миловидная малазийка, изучавшая какую-то брошюру и не обращавшая внимания ни на говорливых соседок, ни на елозившего по стулу американца. Анна не была с ней знакома лично, но видела ее фото и статьи в журналах. Потрясающие, честно говоря, статьи. Анна отметила про себя, что надо будет найти кого-нибудь, кто сможет представить ее.

Не успев оторваться от мизансцены первого ряда, на нее обрушились с двух сторон, словно сель снес камни:

– Ну и как же ты думаешь, она делает вид, что не узнала нас!

– Притворяется, чтобы мы ее не опозорили, однозначно!

Анна пыталась одновременно посмотреть в обе стороны:

– Кэн! Хуан! Как я рада!

Хуан Мэривезер моментом сгреб ее в охапку, Анна поместилась вся в одной его руке:

– Ну наконец!

Кэн в это время отмахивался от служащего, тыкавшего его в книгу с записями и возмущавшегося несоблюдением процедуры:

– Да на! Вот ленты, вот! – он протянул две желтые ленты, одну из которых еле выудил из-под огромного Хуана, и, наклонившись к Анне, прошептал по-корейски – Как в старые времена?

– О, надеюсь, нет, Кэн, надеюсь, нет, – она смеялась и обнимала друга, еле освободившись от Мэривезера.

Кэн Макимура смеялся, и она заметила лучики морщинок вокруг его глаз. Так он даже стал еще лучше – высокий, что совсем не свойственно японцам, сильно загоревший, он был все тем же Кеном, которого она знала много лет. Он не утратил юношеской фигуры, был так же легок и быстр, словно работал не врачом, а спортсменом, а манеры все так же остались с легким намеком на английского денди. Собственно, небесно-голубой свитер на нем и неимоверно удачно сидящие брюки только подтверждали это впечатление.

– А мы умаяли своих секретарей, заставив их посадить нас втроем. Ты бы видела их лица, когда мы потребовали это! – Хуан громко рассмеялся, и пару первых рядов зала обернулись на него.

Хуан больше походил на медведя-гризли: огромный испанец, он родился и вырос на туманном Альбионе, став истинно-английским подданным: пил чай, ел несъедобные пудинги, был даже удостоен награды Его Величества Короля Вильяма, но внешне оставался чистым испанцем – длинные кудри собраны в хвост на затылке, волевой лоб, красная кожа и веселые глаза. Да, Кэн прав, все как в старые времена!

– Моя девочка-секретарь сказала, что сегодня все будет быстро – пьем, танцуем и уходим. Так что давайте сразу решим, когда собираемся и где, – Анна мотнула головой, противный соус так и стоял в носу.

– А вот это уже интересно! Давайте, как пойдет, – Кэн потер руки.

Хуан наклонился к ее уху:

– Слушай, Эни, как ты… Джун ведь…

– Ты хочешь его позвать? – она постаралась спросить максимально безразлично.

– Нет, ну ты что! Я просто… восхищаюсь тобой, если честно.

– Хуан, столько лет прошло, ты чего?

– Есть истории, у которых нет срока давности, не находишь?

Анну опять передернуло. Кэн словно уловил ее приступ тошноты, подкативший к горлу, и обнял ее за плечи, бросив укоризненный взгляд на Хуана:

– Давайте сегодня только о делах. Я прям очень жду наших обсуждений вечером, так что смотрите в оба. Вы оба! – он тыкнул указательным пальцем в Анну и Хуана, – а то знаю я вас, все пропустите, как обычно.

– Есть, мой генерал! – Хуан вытянулся как струна, пронзительно смеясь. На них обернулись уже три первых ряда.

Остаток времяпрепровождения в зале заседания тащились как груженая повозка по гору. Было долго, скучно и однообразно. Сначала представили всех юристов, начальников отделов управления всего этого мероприятия, адвокатов, в самом конце зачитали список экспертов, которые отстраненно сидели на двенадцати стульях.

Возглавлять заседание должен был Джун. Анна приложила всю силу воли, чтобы усидеть на стуле, не ерзая. После сообщения о его временном отсутствии в связи с заседанием по технической части, она выдохнула максимально тихо. Хуан покосился на нее лишь слегка, а Кэн сразу объявил, что нашел чудный ресторанчик для их посиделок. Оказалось, жили они в разных частях одного и того же отеля, ресторан был там же на первом этаже. Хуан сразу заявил, что это будет удобно, так как он планировал возвращаться в номер совсем нетрезвым.

Заседание закончилось, служащий обошел всех экспертов, собрал подписи, журналисты с неохотой растащили людей на вялые интервью в коридоре. То тут, то там слышались самые разные языки, камеры горели, лица журналистов выражали только скуку. Алиса быстро подхватила Анну под руку и провела по коридору, наполненному людьми. Анна только и успела кивнуть Кэну: «До вечера!» «В семь!» – Кэн подмигнул в ответ. Садясь в машину, Анна отчетливо слышала громогласный смех Хуана и улыбалась про себя. Хороший день, не менее хороший вечер был впереди.

Она уже шла по широкой лестнице в свой номер, когда вспомнила, что надо бы поесть перед встречей: Кэн и Хуан всегда пили очень задорно, она быстро с ними хмелела и не помнила огромную часть разговоров. Сегодня хотелось поболтать вдоволь. Попросив портье распорядиться об ужине, она впорхнула в номер и застыла. На столе в гостиной стоял букет гибискусов.

В конверте рядом была короткая записка на корейском: «Не смог быть сегодня. Позвони. Я жду». Ей словно ошпарили руку. Фыркнув, она разорвала записку с конвертом. «Словно жене написал – позвони».

Странная ситуация: ее новая, размеренная жизнь словно подошла к обрыву, а перед ногами бушует океан ее прошлого. Ей казалось, что она стоит на твердой земле, несокрушимой, потому что ей уже столько лет, но океан все ближе и ближе подступает к ее тверди. Почему ей кажется, что волны его вот-вот обрушатся на нее и все, что она строила годами, не оглядываясь, не вспоминая, на все, что она называла «новой жизнью».

Так, перед букетом с розоватыми цветами, ее и застал официант, вкатывающий тележку с накрытыми блюдами.

– Ваш ужин, мэм.

– Спасибо! Оставьте там. Только почему так много?

– Не могу знать, мэм. Столько заказано для вас.

Она не помнила уже, сколько и что конкретно заказывала внизу. Протянув чаевые, она закрыла за официантом дверь и уселась на бежевый диван в центре гостиной. Копаясь в телефоне, машинально открыла первого попавшегося серебристого барашка. Забытый, но хорошо знакомый запах ударил ей в нос. Она так и зависла с барашком в руке. Под ее носом кипел, плескаясь, классический корейский суп. Отбросив все остальные приборы, была найдена ким-чхи, рис с овощами, закуска с анчоусами и блюдо с набором палочек.

Метнувшись к телефону, она попросила связать ее с Кэном:

– Хочу выпить. Сейчас же.

Глава 5

В полутемном зале не было еще посетителей. Да и кто будет выпивать в четыре часа еще и двадцатипятилетний виски? Она сидела на высоком стуле за барной стойкой и уничтожила уже второй стакан со льдом. Кэн подпер загорелой рукой щеку и заворожённо следил за ее движениями. Он даже не переоделся после заседания, да и она выбежала из номера в деловом до ужаса бежевом платье по фигуре, даже волосы не распустила. Как была на утреннем заседании, так и прибежала в бар. Молча проводив один стакан за другим, не шелохнувшись и не говоря ни слова, Кэн наконец вздохнул:

– Ты надираешься в четыре дня.

Опрокинув в себя остатки виски, она потянулась за долькой лимона на столе. Бармена от этого передернуло, но он продолжал вытирать стаканы, увлеченно наблюдая за ней.

– Он прислал мне букет гибискусов. Потом корейский обед.

– Страсть к драме у него так и не прошла, – Кэн констатировал факт. – Это все? Поэтому мы вводим в ступор этого милого бельгийского студента.

Они посмотрели на бармена, тот улыбнулся им и опять покосился на лимоны.

– Записка. Там была записка.

Кэн оживился, оторвался от своей щеки и лучезарно улыбнулся:

– Удиви меня!

– «Позвони мне. Буду ждать».

Он расхохотался на весь пустой бар:

– Это забавно. Не находишь?

– Нет, не нахожу. Я не буду читать его записки на корейском, не буду нюхать эти поганые гибискусы и звонить ему не буду.

– Хороший план. Главное – придерживаться. Где в нем виски в таком количестве?

Она уронила голову на руки перед собой:

– Он хочет, чтобы я чувствовала себя как в Сеуле. Словно мы опять все там. Звонки, записки, цветы, даже обед. Он хочет меня затянуть в это.

– Звонки? – Кэн приподнял бровь.

– Когда сделали заявление в ВОЗ, я звонила ему.

– Ну, мать, кто ж тебе теперь доктор? Так ведь говорят в России? – она кивнула, не поднимая головы. – Джун – тот еще говнюк, но прости меня, моя дорогая, ты тоже хороша. Двенадцать лет жила себе спокойно без близкого общения с ВОЗ, а тут захотела информации из первых рук. Сказал тебе что-то полезное?

– Прислал цветы, – Анна не могла оторвать лба от рук.

– Ну все, приехали, – Кэн осушил едва полный стакан с темной жидкостью, звякнув кубиками льда. – Пошли есть, а то боюсь, вечеринка закончится, не начавшись.

Перейдя в светлый ресторан напротив, они поглощали малюсенькие порции спагетти. Кэн трижды просил официанта принести ему новое блюдо. От еды Анне стало легче, голова была не такая тяжелая, мысли перестали носиться роем и выстраивались в линейную последовательность. Прожевав очередную пеперони, она даже улыбнулась:

– Дурь какая-то! Цветы в мусорку, обед туда же, записка уже там. И все! Никаких контактов, встреч и всего остального. Пообещай, что не будете его тащить ко мне. В любом состоянии.

– Даже за Хуана пообещаю, – Кэн подмигнул ей. – Своих не сдаем.

– Отлично!

– А, без меня начали! Негодники! – Хуан влетел в зал и рассмеялся так, что задрожали бокалы на столе.

– Ждали-ждали, да не дождались.

– Вроде на семь договаривались, но да ладно. Раз все в сборе, давайте начнем. Официант, – Хуан громыхал как паровой двигатель, – давай все, как им.

Мэривезеру понадобилось пять миниатюрных порций миниатюрных спагетти, чтобы оторваться от тарелки:

– Чертова кухня, даже не наесться вдоволь. Кому они готовят эти микроскопические порции?

– Высокая кухня, мой дорогой друг, создана не для того, чтобы наедаться, а чтобы чувствовать вкус еды, наслаждаться им, – Кэн, прищурясь, разглядывал Хуана сквозь прозрачный стакан.

– А то я смотрю, ты только с третьего раза смог насладиться.

– Я не показатель. Я такой же, как и ты, неотесанный чурбан, мне тоже нужна еда для удовлетворения низменного желудочного интереса, а не высокого морального. Я бы даже сказал, в этих мини-порциях есть какой-то философский смысл.

Хуан с Анной молча застыли с удивленными лицами.

– Да-да, философский, – Кэн картинно откинул выбившуюся прядь волос со лба. – Это аллегория жизни и эмоций в ней. В маленьких количествах эмоции нам просто необходимы, при чем именно в маленьких порциях. Испытай ты страх, только мизерный, он заставит тебя подняться и двигаться в сторону безопасности. Парализующий страх – это страх в неограниченном количестве. Это пять порций спагетти, если хочешь.

– Что-то в этом есть, – Хуан медленно дожевывал макароны.

– Или возьмем любовь.

Анна принялась изучать тарелку перед собой.