Пятеро жителей Седаки продали свои земли. Продажи двух самых крупных наделов, площадью в пять и десять релонгов соответственно, были совершены теми селянами, которые смогли попасть в государственные программы переселения и расстались со своей собственностью в родных местах^[210]. Все эти земли, за исключением участка в 2,5 релонга, были проданы состоятельным посторонним лицам по ценам с премией к рынку. Третья продажа (надела площадью в три релонга) иллюстрирует обстоятельства, в которых могут оказаться бедные семьи, по-прежнему вынужденные расставаться со своей землёй. Сонаследницей этих трех релонгов была жена Тощего Мата (№ 6), наряду с ещё как минимум восемью другими братьями и сестрами. Однако наследники не смогли договориться, как поделить между собой рисовые поля, и через год решили продать землю и разделить вырученные деньги. Земля перешла к Дауду, сыну Хаджи Джаафара, то есть переместилась от одного из беднейших домохозяйств к одному из богатейших. Ещё две из упомянутых пяти продаж были совершены двумя бедными овдовевшими сестрами – Хаснах (№ 15) и Салмах (№ 20), каждая из которых продала по половине релонга своему куда более состоятельному брату, жившему в соседней деревне. Обе сделки были проведены в довольно исключительных обстоятельствах – в обычной ситуации ни одна из сестер не стала бы рассматривать возможность продажи^[211]. Во всех пяти случаях проданная рисовая земля перешла в руки зажиточных или богатых людей. Двое из продавцов сами были зажиточными селянами, и то, что они решили расстаться с землей, можно рассматривать в качестве инвестиционных решений. Однако для остальных продажа оказалась очередным шагом к безземелью.

Диспропорции, представленные в описанной модели землевладения, иногда могут смягчаться фактической моделью землепользования. Иными словами, если лица, располагающие самыми крупными наделами, сдают значительную часть своих рисовых земель в аренду более бедным крестьянам, фактическое распределение размеров хозяйств может быть более справедливым, чем подразумевает статистика собственности. В случае Седаки фактическое распределение обрабатываемых площадей более справедливо, чем распределение прав собственности, но и здесь присутствуют значительные дисбалансы. Например, десять крупнейших хозяйств, на которые приходится не более 14 % домохозяйств деревни, обрабатывают в общей сложности 115,5 релонга, или 36 % от общей площади рисовых земель, возделываемых селянами. Средний размер этих хозяйств составляет 11,6 релонга (8,2 акра [3,32 гектара]). Напротив, половина деревни (37 семей) с самым мелким размером хозяйств, обрабатывают лишь 58,75 релонга, или всего 18 % рисовых земель, возделываемых жителями деревни^[212]. Средний размер такого хозяйства составляет лишь 1,6 релонга, или чуть больше одного акра [0,4 гектара]. В данном случае воспроизводится общая ситуация в долине реки Муда: значительная часть земледельческого населения деревни не имеет доступа к производственным ресурсам, которые позволили бы им уверенно обеспечить средства к существованию. Небольшие участки способны давать многим из этих крестьян ежедневный рацион риса, однако они не смогут сводить концы с концами без тех денег, которые они зарабатывают в качестве наемных работников на рисовых полях или с помощью других занятий.

Как и в случае с данными по землевладению, мы можем сравнить распределение хозяйств по размеру на 1979 год с ситуацией в 1967 году, используя данные Кензо Хории за более ранний период (см. Таблицу 4.3). За относительной стабильностью распределения в процентных показателях скрываются гораздо более впечатляющие изменения. Мелкие земледельцы в Седаке буквально потеряли почву под ногами. Их доля в общей площади обрабатываемых земель сократилась с почти четверти до менее одной пятой, а общая площадь возделываемых ими земель уменьшилась почти на треть. В совокупности с ростом населения деревни это привело к сокращению среднего размера хозяйства в этом оказавшемся в затруднительном положении секторе деревенской экономики с трех релонгов до внедрения двойных урожаев, до каких-то 1,6 релонга в 1979 году. Одного лишь этого изменения оказалось достаточно, чтобы свести на нет дополнительные доходы, который могли принести двойные урожаи^[213]. Из приведенных цифр следует, что почву под ногами, в особенности в плане средних размеров хозяйств, во многом потеряли и крупные земледельцы. Правда, значительную часть этих потерь можно отнести на счет единственного крестьянина – Камила (№ 55), который в 1967 году арендовал участок невероятной площадью 38 релонгов, но с тех пор бóльшую часть этой земли вернул себе её владелец, живущий за пределами Седаки, и распределил между своими наследниками.

Таблица 4.3. Распределение размеров рисоводческих хозяйств в Седаке, 1967–1979 годы

* Данные на 1979 год включают десять безземельных семей, см. сноску 212.

Причины этого базового структурного изменения, угрожающего средствам к существованию беднейших жителей деревни, достаточно важны и сложны, чтобы посвятить им более подробный анализ ниже (а ещё ряд причин уже были упомянуты в предыдущей главе). Здесь же достаточно отметить, что свою роль сыграла демография. Многие довольно бедные семьи, перебравшиеся в деревню, либо вообще не имеют земли для работы на ней, либо – более типичный вариант – имеют всего один-два релонга. Кроме того, учтём процессы наследования: многие женатые сыновья и дочери теперь обрабатывают несколько небольших участков, которые их родители когда-то возделывали как единое хозяйство. Наконец, соблазн получения более высокой прибыли побудил землевладельцев, в особенности живущих за пределами деревни, избавляться от арендаторов, чтобы заниматься земледелием самостоятельно либо сдавать один большой участок в долгосрочную аренду (паджак). Свидетельством этого отчасти выступает состоявшееся в период с 1967 по 1979 годы сокращение общей площади рисовых земель, обрабатываемых жителями деревни.

Состав населения деревни

В 1979 году Седака была уже не той деревней, что в 1967 году. Некоторые домохозяйства распались или съехали, хотя количество семей, обосновавшихся в деревне, было ещё больше. Общее число домохозяйств за этот период выросло на 25 % (с 56 до 70), а общая численность населения деревни росла примерно теми же темпами^[214]. Достаточно лишь рассмотреть такие изменения в деталях, и мы сможем многое узнать не только о мобильности в малайском обществе, но и о том, как она связана с принципиальными вопросами земли, доходов и родства.

Более подробный анализ изменения состава населения деревни представлен в Приложении А, а для непосредственных целей этого исследования стоит обратить особое внимание на следующие моменты. Если обратиться к тем, кто покидал деревню, то бедняки, как правило, уезжали поодиночке – это были молодые мужчины и женщины, обычно перебиравшиеся на заработки в урбанизированные территории в качестве работников на стройках, чернорабочих, фабричных рабочих и домашней прислуги. Люди, покидавшие Седаку целыми семьями, напротив, как правило, были обеспеченными: они покупали земли в неосвоенных районах или получали статус «переселенцев» на государственных плантациях (ранчанган). По поводу 15 новых семей, перебравшихся в Седаку, важно отметить, что они относятся к беднейшей половине деревни. Как гласит местная поговорка, «у людей есть дети, а у земли детей нет». В экономике деревни отсутствует какая-либо ниша, которая могла бы вместить бóльшую часть уже состоявшегося прироста населения.

Землепользование

Многие крупные изменения в экономической жизни Седаки отражены в основных данных по общим характеристикам землепользования, представленных в Таблице 4.4. Подробные сравнения даны в Таблицах 1 и 2 приложения С, а здесь мы ограничимся лишь наиболее фактурными выводами.

Таблица 4.4. Частотное распределение земледельческих хозяйств в Седаке, 1967–1979 годы

* Термин «держание» (holding) в данном случае подразумевает землю, не только находящуюся в собственности, но и сдаваемую в аренду. Иными словами, крестьянин, который обрабатывает 15 релонгов и сдаёт в аренду ещё 15, оказывается в категории 20±40 релонгов. В таблице в незначительной степени присутствует двойной счёт участков, которые один раз представлены как принадлежащие сельским землевладельцам, а второй раз как земли, обрабатываемые местными арендаторами. Поскольку подавляющая часть арендуемых земель в Седаке арендуется у внешних субъектов, этот двойной счёт не является существенным фактором.

Наиболее очевидной тенденцией последнего десятка лет стало увеличение как количества, так и доли хозяйств небольшого размера при снижении доли крупных хозяйств. Количество хозяйств, обрабатывающих земли площадью в три релонга и менее, удвоилось – с 12 в 1967 году до 24 в 1979 году. Пять из них имеют менее одного релонга земли – Хории в своём исследовании 1967 года мог вполне обоснованно игнорировать этот типоразмер хозяйств. За тот же период средняя площадь этих микроскопических хозяйств сократилась до менее чем двух релонгов, или 1,4 акра [0,57 гектара]. Сокращение размеров мелких хозяйств не является следствием стабильного состава класса мелких землевладельцев, которые вынуждены обрабатывать всё меньше и меньше земли, – напротив, доля земли в держании селян, на которой работают такие мелкие пользователи, выросла почти в два раза, с 7 % до 13 %. Утрата их позиций как класса произошла отчасти потому, что таких земледельцев стало намного больше, а отчасти в силу того, что общая площадь рисовых земель, обрабатываемых сельскими жителями, сократилась почти на 10 % (с 357,75 релонга до 325 релонгов).

Сокращение размеров хозяйств всё большего количества бедных крестьян не сопровождалось одновременным увеличением размеров хозяйств более крупных деревенских земледельцев – в действительности ситуация развивалась почти с точностью до наоборот. До внедрения двойных урожаев в Седаке было 17 крестьян, в чьей собственности и/или под управлением находилось более десяти релонгов – в совокупности они монополизировали более 57 % земли в держании селян (206,5 релонга). Сегодня, когда население деревни увеличилось, таких хозяйств насчитывается всего 13, при этом они обрабатывают лишь 37 % сельской земли (123 релонга). Средняя площадь земель, обрабатываемых этой группой селян, за рассматриваемый период сократилась с более чем 12 релонгов до 9,5 релонга. Таким образом, перед нами возникает следующая картина: сокращение размеров коснулось как мелких, так и крупных хозяйств, однако количество мелких земледельцев удвоилось, тогда как крупных стало меньше.

Если обратиться к среднему размеру хозяйства в Седаке в целом, то обнаружится аналогичная тенденция. В 1967 году площадь среднего рисоводческого хозяйства составляла почти семь релонгов, а сейчас уже менее пяти. Иными словами, размер хозяйства сократился на 32 %, и, если наложить на эту динамику стандартные допущения о прибыльности двойных урожаев, это означает, что более 90 % потенциальной прибыли было ликвидировано просто в силу резкого сокращения размеров хозяйств^[215].

Седака оказалась в своего рода демографических и структурных клещах. Численность земледельческого населения деревни выросла почти на треть, тогда как площадь обрабатываемых крестьянами рисовых земель сократилась почти на 10 %. Даже если бы площадь сельскохозяйственных земель не снижалась, один лишь рост населения привел бы к сокращению среднего размера хозяйств с почти 7 релонгов до 5,2. Оставшуюся часть сокращения среднего размера хозяйства до нынешнего уровня в 4,7 релонга можно объяснить утратой почти 33 релонгов из того массива пахотной земли, которую жители деревни обрабатывали в 1967 году. За счёт чего произошло это сокращение? Можно не сомневаться, что оно случилось не потому, что деревенские землевладельцы изымали земли у арендаторов в селе. Площадь земли, которую эти собственники сдают в аренду односельчанам – как правило, своим близким родственникам, – оставалась стабильной на протяжении последних 12 лет. Все деревенские земли, выведенные за этот период из оборота, были, напротив, изъяты внешними собственниками (многие из них довольно богатые люди), которые решили обрабатывать землю сами, передать её своим взрослым детям или сдать её в долгосрочную аренду (паджак) другим крупным землепользователям.