– Да уж. – отец ухмыльнулся и тронул челюсть. – Бьет, как кувалдой.

На мгновение Гвоздарь испугался, что отец может затаить обиду, но сейчас тот был в разуме, не под кумаром. Мыслил почти рационально. Чистый, как берег после шторма. И уже тянул шею, высматривая еду.

– Там кто, Тул? – Он со смехом хлопнул Гвоздаря по плечу. – Ну, если уж Лаки Страйк нанял пса, то меня точно возьмет. Похаваем сегодня как следует.

Он устремился сквозь толпу к охранникам Лаки Страйка. Даже не оглянулся на Садну, Гвоздаря и Пиму.

Гвоздарь вздохнул с облегчением. Значит, без обид.

Они продолжили осматривать пляж и пересчитывать людей. Прошел слух, что центр урагана двигался стороной, восточнее, по Орлеанской Аллее, по развалинам старого города и дальше на север, на затопленные руины Орлеана-Второго. Разрушил все, что там еще оставалось.

Выходит, им повезло – Брайт-Сэндз-Бич не сровняло с землей окончательно.

Но даже легкого касания бури хватило. Везде валялись трупы – кто запутался в побегах кудзу, кто застрял на дереве, кого вынесло на берег прибоем. Лаки Страйк организовал похоронные команды, чтобы позаботиться о погибших и предотвратить эпидемию. Мертвецов сжигали или закапывали в зависимости от того, во что люди верили при жизни. Звучали все новые имена – тех, кому не посчастливилось выжить.

Бапи пропал. Может, его разорвало на куски ураганом, а может, он утонул. Никто не знал, выжила ли Ленивка. Нашли Тик-Тока и его семью, без видимых повреждений, но мертвыми.

Скупщики утиля, работавшие на «Лоусон и Карлсон», убежали подальше от берега, чтобы переждать шторм. Пока не было компаний вроде «Дженерал электрик», скупавших утиль в качестве сырья, или «Патель глобал транзит», перевозивших добычу за океан, судовые утильщики не работали. Бухгалтеров, пробирщиков и охранников, взвешивавших и скупавших обломки, на берегу теперь не было. Люди пытались восстановить свои хижины, рыскали по джунглям в поисках чего-нибудь полезного и рыбачили. Они так и будут предоставлены сами себе, пока производство не вернется в норму.

Пима и Гвоздарь собрали зеленые кокосы, годившиеся в пищу, а потом двинулись к оставшимся после штормам лужам и заводям. Углядели островок.

– Там наверняка водятся крабы, – сказала Пима.

– Да? И на хрена нам так далеко лезть?

Пима пожала плечами:

– Зато там нет конкуренции. И вряд ли мы кому-то сейчас нужны. – Она махнула в сторону тихих пустых судов.

Вооружившись мешком и ведром, они побрели по песчаной косе к островку. Океан блестел, как зеркало. На берег накатывали гребни, белые, как зубы ребенка. Черные туши танкеров и сухогрузов, ярко освещенные солнцем, высились памятниками давно погибшему миру.

Далеко на горизонте показался клипер, идущий на всех парусах. Гвоздарь прекратил разглядывать песок; он смотрел, как судно режет синюю гладь. Так близко и так далеко…

– Опять размечтался? – спросила Пима.

– Прости.

Гвоздарь наклонился и пошарил в луже, чуть кривясь от боли. Все же он чувствовал себя намного лучше. Синяки побледнели, хотя рука все еще висела на перевязи, а в плече постреливало.

Они шагали по косе. Кое-где вода была настолько прозрачной, что виднелись бетонные фундаменты.

– Смотри, – ткнула пальцем Пима. – Какой огромный был дом!

– Если люди были такие богатые, зачем строили дома прямо тут, на берегу, где могло затопить? – спросил Гвоздарь.

– Да хрен знает. Наверное, богатые тоже бывают тупыми. – Пима указала вдаль. – Хотя самые тупые – те, кто построил Зубы.

Вода над Зубами была совсем спокойной, ее чуть ерошил ветерок. Над поверхностью выступали черные столбы и клинья – верхушки медленно крошащихся гигантских зданий из кирпича и стали. Строители Зубов сильно недооценили подъем уровня моря. В отлив дома еле-еле показывались над водой, а в другое время город вообще был скрыт.

– Как думаешь, там есть что-нибудь ценное? – спросил Гвоздарь.

– Вряд ли. У жителей было предостаточно времени, чтобы утащить всю легкую добычу.

– Ну да, но наверняка остались железо и сталь. То, чего было полно на суше, когда они уходили.

– Кому нужно ржавое железо, когда у нас есть все эти суда?

– Наверное, ты права.

Но он не мог избавиться от мыслей о богатстве, прячущемся под водой.

Они миновали развалины богатых домов и пошли дальше. К зеленому островку вела полоса гладкого песка, открывшаяся в отлив. Идти было легко.

Добравшись до берега, они полезли наверх сквозь деревья, кусты и заросли кудзу – довольно быстро, даром что у Гвоздаря болело плечо. Взобрались на макушку острова. Вокруг раскинулась бескрайняя синь – как будто они оказались в открытом море, далеко от берега. С воды дул ветер, и Гвоздарь вообразил себя на океанском корабле, несущемся к горизонту. Он смотрел на край мира, где земля закруглялась.

– Хочешь туда? – пробормотала Пима.

– Ага.

Он никогда не бывал так далеко от материка. Когда слишком много думал о путешествиях, становилось тяжело на душе. Кому-то судьба позволила плавать по морю на кораблях.

А кто-то родился береговой крысой, как он и Пима.

Гвоздарь оторвал взгляд от горизонта и оглядел бухту. В глубине проступали силуэты Зубов. Бывало, парусник налетал на Зубы, если команда не знала этих вод. Он своими глазами видел, как рыболовное судно напоролось на высокую башню и повисло; его так и не смогли снять с торчащих шпилей. Судовые утильщики иногда плавали туда в поисках добычи. В зависимости от высоты воды Зубы могли укусить и по-настоящему.

– Пошли, – сказала Пима. – А то в прилив попадем.

Гвоздарь двинулся вниз по склону, не отказываясь от ее помощи в трудных местах.

– Твой папаша уже нажрался? – внезапно спросила Пима.

Гвоздарь вспомнил сегодняшнее утро и хорошее настроение отца. Глаза Ричарда были ясные, он смеялся и готовился к долгому дню, но его все равно трясло, как обычно бывало без очередной дозы «хрустальных горок» или пригоршни «красного потрошителя».

– Наверное, до вечера продержится. Лаки Страйк не позволит ему буянить и драться.

– Не понимаю, зачем ты спас его жопу, – сказала Пима. – Он же тебя бьет постоянно.

Гвоздарь пожал плечами. Растительность на острове оказалась на удивление густой, приходилось часто раздвигать ветки, чтобы не получить по лицу.

– Раньше он был другим. Правда. Пока не сел на наркотики… пока мама не умерла.

– Да он и тогда был не сказать что хорошим. Просто стал еще хуже.

– Ну, наверное. – Гвоздарь поморщился и пожал плечами; его раздирали противоречивые чувства. – Я бы не выбрался из нефтяного кармана, если бы не он. Это он научил меня плавать. Как думаешь, я ему за это должен?

– Если учесть, сколько раз в день он тебя лупцует, – скривилась Пима, – ты дал ему достаточно шансов. Он тебя скоро убьет.

Гвоздарь не ответил. Он и сам не понимал, почему решил спасти отца. Ричард Лопес делал его жизнь только хуже. Может, причина в том, что все вокруг твердят: семья – это главное? Жемчужный так говорит, мама Пимы тоже. Все так говорят. А Ричард Лопес, каким бы он ни был, остался единственной родней Гвоздаря.

Но Гвоздарь постоянно думал, как хорошо бы жить с Садной и Пимой, а не с Ричардом. Навсегда поселиться в их хижине, а не убегать в нее от обдолбанного злыдня, зная, что придется возвращаться через день-другой. Жить с людьми, которым можно доверять. Которые всегда тебя прикроют.

Лес кончился. Они шли вдоль скалистого берега, среди приливных луж. Гранитные утесы выступали над водой, образуя своего рода волнолом, защищавший остров от самых сильных штормов. Пима начала собирать в ведро оглушенных ураганом крокеров и губанов.

– А рыбы много. Больше, чем я думала.

Гвоздарь опять промолчал. Он смотрел вдаль, на скалы. Между ними что-то белело. И блестело – как стекло, отражающее свет.

– Эй, Пима. – Он тронул спутницу за плечо. – Глянь.

– Какого хрена? – спросила Пима, выпрямляясь.

– Это же клипер? – Он сглотнул и сделал шаг вперед.

Может, обман зрения? Он все ждал, что судно исчезнет. Белые борта, трепещущий шелк, брезент.

– Да, это клипер. Точно.

Пима тихо рассмеялась у него за спиной.

– Нет. Ты ошибся, Гвоздарь. Никакой это не клипер. – И вдруг она бросилась к судну. – Это хабар!

Она смеялась, и этот смех дразнил его. Выйдя из ступора, Гвоздарь ринулся следом по песку. Изо рта вырвался радостный вопль.

Впереди сверкал на солнце белый, как крыло чайки, корпус погибшего судна.

8

Парусник лежал на боку, разбитый, полузатопленный, с лопнувшим хребтом. Но все равно был прекрасен и совсем не походил на ржавые железные корыта, которые ребята разбирали день за днем.

Он был огромен. Такие предназначались для перевозки людей и грузов через Северный полюс, вершину мира, в Россию и Японию. Или через бурную Атлантику в Африку и Европу. Подводные крылья были убраны, но через проломы в углепластиковом корпусе Гвоздарь разглядел механизмы. Огромные моторы, выдвигающие крылья, сложные системы кинематики, гидравлики и электроники.

Палуба была накренена в сторону ребят, на ней стояла пушка Баккела и высокооборотные катушки тросов высотных парусов. Однажды Бапи, будучи в хорошем настроении, объяснил Гвоздарю, как это работает. Пушка выбрасывает парус на сотни метров вверх, тот ловит воздушные течения, которые разгоняют идущий на подводных крыльях клипер. И он развивает скорость больше пятидесяти узлов.

Гвоздарь и Пима резко остановились, глядя на нависающий над ними парусник.

– Норны, какой он красивый! – выдохнула Пима.

Даже мертвый клипер выглядел хищной охотничьей птицей, изломанной и истрепанной, но сохранившей грацию и величие. Он был изящен и грозен, идеальный охотник. Каждый угол выверен, чтобы свести к минимуму сопротивление. Гвоздарь разглядывал верхнюю палубу, высокие борта, стабилизаторы, белые, сверкающие на солнце увечные паруса-крылья. Ни пятнышка грязи или ржавчины. Ни струйки вытекшего масла, хоть и разбит корпус.

Старые танкеры и сухогрузы, которые ребята ломали на берегу, не шли с ним ни в какое сравнение. Они смахивали на мертвых динозавров. Они стали бесполезны без питавшей их нефти. Превратились в огромные трухлявые скелеты, истекающие маслом и токсинами. Вонючие и вредоносные, они были построены в Эпоху Ускорения. Вредоносными они оставались и теперь, после смерти.

А вот клипер, казалось, строили ангелы. Название на носу прочесть не удалось, но Пима разобрала слово, написанное ниже.

– Он из Бостона.

– А ты почем знаешь?

– Я когда-то работала на грузовом судне из Бостона. Там это слово было повсюду, на каждой сраной двери. Я хорошо его запомнила.

– Не помню что-то.

– А, это еще до тебя было. – Она помолчала. – Вот, смотри, первая буква Б, а вот это С, изогнутая такая. Точно.

– Интересно, что с ним случилось?

– В шторм попал.

– Команда должна была знать о нем. У клиперов есть спутниковые говорилки. И большие глаза на облаках. Он не должен был налететь на скалы.

Настал черед Пиме удивляться.

– Это ты откуда взял?

– Помнишь старика Майлза?

– Он же умер.

– Умер. Какая-то зараза в легких. Но он работал коком на клипере, пока его не выгнали. Знал, как там все устроено. Рассказывал, что корпус из такого специального волокна, чтобы скользить по воде, как по маслу. И еще компьютеры, чтобы ровно двигаться. Меряют скорость ветра и течения. И он точно говорил, что узнают о погоде со спутников. Ну вот как в «Лоусон и Карлсон» заранее знали, что будет ураган.

– Может, команда решила, что сможет обогнать шторм? – предположила Пима.

Они долго смотрели на судно.

– Очень большая добыча, – сказал Гвоздарь.

– Ага. – Пима помолчала. – Помнишь, что я пару дней назад говорила? Что нужны и удача, и мозги?

– Ну да.