Три гроба (страница 11)
Розетта прижала ладони к вискам. В свете камина ее глаза снова контрастировали с остальным лицом. Причем природа этого контраста постоянно менялась. Она унаследовала от матери сильный характер, который явственно читался в квадратных скулах этой светловолосой девушки, отличавшейся какой-то варварской славянской красотой. В одно мгновение ее лицо каменело, а взгляд миндалевидных карих глаз становился мягким и смущенным, словно она была дочерью священника. И вот уже в следующее мгновение лицо смягчалось, а глаза начинали смотреть с такой суровой жесткостью, словно она была дочерью самого дьявола. Внешние концы ее тонких бровей поднимались вверх, рот же был широким, насмешливым. Она была взбалмошной, чувственной и загадочной. За ее спиной в мрачной беспомощности стоял Мэнган.
– И все же есть кое-что… – продолжила она, медленно постукивая кулаком по подлокотнику, – я хочу кое-что узнать, прежде чем вы начнете свой допрос с пристрастием. – Она кивнула в сторону маленькой двери в противоположной стене и продолжила на одном дыхании: – Стюарт сейчас показывает этим вашим детективам крышу. Правдивы ли, правдивы ли все эти слухи о том, что некий мужчина вошел, убил моего отца и вышел и все это без… безо всяких…
– Предоставьте это мне, Хэдли, – очень тихо сказал доктор Фелл.
По наблюдениям Рэмпола, доктор был убежден в том, что он является образцом такта и деликатности. Очень часто эта его тактичность напоминала груду кирпичей, валящихся с потолка на голову. Однако твердая уверенность в том, что он очень мил, широта души и непосредственность производили желаемый эффект, которого невозможно было добиться напускной вежливостью. Казалось, будто он сам готов броситься под кирпичи, чтобы утешить собеседника или пожать ему руку. И у людей сразу возникало желание излить ему душу.