Охранять эти четыре заставы Ухоу назначила своих родичей. Северную заставу охранял У Сы-сы; а так как север относится к стихии воды ^[101], да к тому же у заставы протекала река в направлении на запад, сообщавшаяся с реками района Юян ^[102], то и назвали эту заставу заставой Ю-шуй ^[103]. Западную заставу оборонял У У-сы; запад же относится к элементу металла, который является прообразом орудия убийства; к тому же эта застава была расположена вблизи Башу ^[104], почему ее и назвали заставой Ба-дао ^[105]. Восточную заставу охранял У Лю-сы; восток же относится к элементу дерева, а так как в русле реки у заставы издавна водились раковины цзыбэй ^[106], то первоначально ее назвали заставой Му-бэй ^[107]; но потом, ввиду того что иероглиф «му» входил в посмертное имя ^[108] предка Ухоу, у этого иероглифа отбросили одну черту и стали писать иероглиф «цай» ^[109], потому и название заставы стало Цай-бэй ^[110]. Южную заставу охранял У Ци-сы; юг относится к стихии огня, но так как после возведения этой заставы в ней часто возникали пожары, то, опасаясь, что пламя слишком разбушуется, ее назвали заставой У-хо ^[111].

Все эти четыре сородича государыни обучались у магов и были весьма искусны в волшебстве. Поэтому каждый из них перед своей заставой построил еще по заколдованному укрепленному лагерю, служившему могучим укреплением. Уже одна молва об этом привела в трепет всех врагов, и, хотя в то время нашлось бы немало верных и честных домов, готовых послужить истинному государю, из-за страха перед этими заставами они не решались сейчас подымать войска и пока, подчиняясь дому Чжоу, выжидали время, когда можно будет начать восстание.

Ухоу, полагаясь на эти сильные заставы и на доблесть своих родичей, считала свое положение прочным, как гора Тайшань ^[112], и была очень довольна.

Однажды, как раз в конце зимы, она вместе с царевной Тайпин ^[113] попивала вино в теплом тереме и, распахнув окно и любуясь снегом, напевала и читала стихи со своей придворной Шангуань Вар ^[114]. Снег шел все гуще и гуще, и она радостно воскликнула:

– В древности говорили: «Снег предвещает урожайный год». Ах, какое счастливое предзнаменование, да еще когда мы только что взошли на престол! Стало быть, в будущем году все хлеба дадут богатый урожай, и страна будет наслаждаться полным покоем.

Царевна и Шангуань Вар со всеми придворными дамами поздравили ее с таким предзнаменованием и пожелали ей долгих лет царствования.

О том, что было дальше, вы узнаете из следующей главы.

Глава 4

В тереме теплом, вином запивая,
девы придворные рифмы плетут,
А государыня, хмелем объята,
в парках цветам всем велит расцвести.

Ухоу любовалась снегом, и на сердце у нее было радостно. В приподнятом настроении под влиянием выпитого она с Шангуань Вар играла в стихи на вино – каждый раз, когда Шангуань Вар сочиняла одну строфу на заданную тему: «Снегопад предвещает урожайный год», Ухоу, проиграв ей, выпивала чарочку вина. Сначала она выпивала чарочку за каждую строфу, потом – за две, и так она постепенно увеличивала количество строф до десяти за одну чарку. И все же, когда Шангуань Вар только было разошлась и ее поэтическое вдохновение еще не было исчерпано и на одну десятую, Ухоу уже была пьяна на все десять десятых.

Опьянев настолько, что ей стало очень весело, она вдруг почувствовала приятное благоухание. Выглянув в окно, Ухоу увидела, что во дворике перед окном расцвела зимняя слива ^[115].

– Ах, какая прелесть! – восторженно воскликнула она. – Уж не знали ли зимние сливы, что я сейчас пью вино, и, желая еще больше порадовать меня, вдруг зацвели в такую холодную пору? За внимание ко мне их следовало бы поощрить наградой!

Она тут же велела разукрасить эти деревья красными лентами и в награду повесить на них золотые жетоны. Дворцовые прислужницы бросились исполнять ее приказание, и скоро все эти деревья были разукрашены.

Ухоу совсем осоловела от хмеля.

– Раз уж эти сливы угождают мне, – сказала она, – надо думать, что все цветы в парках, зная, что я питаю к ним пристрастие, и подавно расцвели. Пусть немедленно приготовят мою колесницу – я вместе с царевной поеду любоваться цветами в парках Цюньфанпу ^[116] и Шанлиньюань ^[117], – приказала она придворным прислужницам. Те повиновались и немедленно передали приказ подать колесницу.

– Зимняя слива, – сказала царевна, – собственно говоря, относится к зимним цветам. Сейчас она пышно расцвела потому, что пропиталась снежной влагой. Другие цветы распускаются в свое время, как же они смогут распуститься сейчас, когда погода еще холодна, хотя до весны и недалеко!

– Все цветы такие же растения, – возразила Ухоу, – а раз зимние сливы не побоялись холода и радуют меня, то и другие цветы, разумеется, тоже постараются доставить мне удовольствие. В древности говорили: «Мудрому государю все живое помогает». А много ли можно назвать с древнейших времен женщин, которые, как я, достигли бы трона? Право, я достойна того, чтобы меня включили в «Список несравненных» ^[118]. Разве теперь может меня удовлетворить, что лишь все живые твари мне помогают! Невероятно, чтобы такая мелочь, как цветы, не удовлетворила бы мое желание! Если бы я даже захотела, наперекор природе, приказать всем цветам одновременно расцвести, разве посмели бы они проявить строптивость? Едемте вместе со мной – я думаю, что в угоду мне в моих парках все цветы уже давно зацвели!

Царевна еще несколько раз пыталась уговорить и удержать государыню, но Ухоу даже не стала ее слушать. Она немедленно села в колесницу и велела царевне и Шангуань Вар ехать вместе с ней любоваться цветами.

Когда они прибыли в парк Цюньфанпу и, сойдя с колесницы, огляделись по сторонам, они увидели, что, кроме распустившихся зимних слив, нарциссов, георгин и жасмина, у остальных цветов и деревьев были лишь сухие и голые ветки и любоваться было решительно нечем – не было не только цветов, но даже зеленых листочков. Ухоу посмотрела вокруг и невольно покраснела до ушей – право, читатель, тяжело опозориться на глазах у всех. Со стыда у нее почти весь хмель прошел. Она уже собралась было ехать в парк Шанлиньюань, когда к ней вдруг подбежал младший придворный евнух и доложил:

– Я только что был в парке Шанлиньюань, там так же, как и здесь. По-моему, феи Цветов, вероятно, не знают о том, что вы, государыня, собираетесь здесь любоваться цветами, и потому еще не прибыли служить вам. Я уже успел объявить всем цветам о вашем желании, а если вы, государыня, еще и лично издадите указ, то завтра, разумеется, все цветы распустятся.

Когда Ухоу услышала это, у нее вдруг дрогнуло сердце, будто она столкнулась с чем-то, происшедшим с ней раньше. Но как она ни старалась вспомнить, она никак не могла понять, в чем дело. Машинально она дважды кивнула головой и согласилась:

– Так и быть! Сегодня уже поздно, и я буду к ним снисходительна, но чтобы завтра они зацвели! – И, приказав подать себе золотую бумагу, писчую кисть и тушечницу, она взяла в руки кисть, немного подумала и небрежно начертала неуверенной от хмеля рукой четверостишие:

Завтра утром приеду
гулять по садам Шанъюань,
Потому я велю
крайне срочно весну известить,
Что цветы распуститься
должны в небывалую рань,
 А не ждать, чтоб их ветер
рассветный пришел торопить!

Кончив писать, она передала бумагу придворному евнуху и велела, поставив государственную печать, немедленно вывесить ее в парке Шанлиньюань. Затем она приказала придворным поварам на следующий день с утра приготовить пир по случаю ее желания повеселиться и полюбоваться цветами. Услышав это, царевна и Шангуань Вар про себя усмехнулись.

Ухоу, от опьянения едва стоявшая на ногах, вместе с сопровождающими села в колесницу и вернулась во дворец. Евнух выполнил приказ и, поставив на бумаге императорскую печать, вывесил ее в парке Шанлиньюань.

* * *

Когда фея Зимних слив и фея Нарциссов, обитавшие в парке Шанлиньюань, узнали о распоряжении государыни, они немедленно сообщили об этом в пещеру богини Цветов. И надо же было так случиться, что именно в этот день богиня Цветов играла в шахматы с Магу и не возвращалась в свою пещеру, потому что становилось уже поздно, а метель все продолжалась.

Между тем сторожившая пещеру фея Пионов, получив это известие, не знала, где хозяйка, и она вместе с феей Орхидей невзирая на метель отправилась повсюду искать богиню Цветов. Они побывали у богини Трав и у богини Плодов, но она исчезла без следа. Наступила уже поздняя ночь, снег не переставал, и им пришлось вернуться в пещеру.

– Как нам быть? – озабоченно спросила фея Пионов. – В повелении указан очень ограниченный срок, а хозяйка наша как назло пропала неизвестно куда.

– По-моему, – ответила фея Персиков, – сейчас ничего другого не придумаешь, как только всем нам, феям, с нашими цветами отправиться самим выполнять повеление. Ведь наш Пэнлай в окружности имеет семьдесят тысяч ли ^[119] и на нем не счесть пещер небожительниц – где же нам их все обойти, чтобы разыскать ее? А ведь это будет не шутка, если мы, пропустив срок, нарушим повеление государыни! Допустим, что мы найдем нашу хозяйку и поведаем ей о повелении государыни, сможет ли она предложить нам иной выход? К тому же она всегда очень почтительна и осмотрительна, не позволяет себе ничего лишнего и никогда не действует безрассудно. Можно ли предположить, чтобы она пошла против воли государыни?

Фея Вербы, находившаяся здесь же, выслушав ее, была в душе совершенно с нею согласна, но фея Пионов возразила:

– Все, что вы говорите, конечно, верно, но ведь богиня Цветов как-никак наша предводительница и позволительно ли нам действовать самим без ее распоряжения? Может быть, феи Орхидей и Кассий предложат что-нибудь другое?

– Цветы, подвластные нам с феей Кассий, – ответила фея Орхидей, – вообще-то говоря, являются круглогодичными, они могут цвести в любое время года. Если мы сейчас выполним волю государыни, тоже ничего необычного не будет. Однако если подумать как следует, то, конечно, было бы правильнее всего найти хозяйку и сообщить ей. Но если же мы все решим не выполнять повеления, полагаю, этому властителю людей будет трудно нас всех уничтожить, тем паче, что есть такое изречение: «Всех не накажешь». К тому же хоть мы все, сестрицы, называемся цветами, но мы созданы отнюдь не только для того, чтобы нами любовались, – среди нас ведь немало и таких, которые у людей считаются целебными от разных болезней. Если и их уничтожить, то чем же люди станут лечиться? Так что мы можем в этом отношении быть совершенно спокойными.

– Далее, заставить все цветы распуститься в такое время, когда стоит суровая зима, это значит полностью нарушить порядок времен года. Будь это самый царственный из царственных указов премудрого правителя, он не отвечает здравому смыслу, и даже если мы и нарушим такое повеление, убеждена, нас трудно будет за это наказать. Как говорится: «Если слова не следуют здравому смыслу, то и дело не выйдет». Но «если вещи называются своими именами, тогда и слова следуют здравому смыслу» и, стало быть, дела, вытекающие из этого, обязательно должны выполняться, и мы, услышав о таком повелении, разумеется, должны были бы его сразу же выполнить, и тогда незачем было бы и уведомлять нашу хозяйку. Но сейчас неясно – нужно ли выполнять это повеление или нет. Поэтому нам и нельзя действовать, не дождавшись распоряжения нашей богини. Таково мое скромное мнение.

Выслушав ее, феи Кассий, Слив, Хризантем и Лотосов одобрительно закивали головами и в один голос воскликнули:

– Вы совершенно правы!

Но восемь фей – Тополей, Тростников, Камышей, Осок, Златоцветников, Подсолнечников, Водяных орехов и Ряски – долго шептались между собой и заявили: