С улыбкой трупа (страница 9)
В финале азиат чуть не заплакал – но Черский уже шагал дальше, размышляя, что по части впаривания всякой ненужной фигни мы пока еще очень сильно отстаем от цивилизованного человечества. Судя по рассказам бывшего редактора Лобановича о его поездке (с неназванной целью) в Рим, на улицах Вечного города тебе всеобязательно что-нибудь всучат, даже если из гостиницы не выходить. Рим знал тысячу лет славы – и полторы тысячи лет впаривания паломникам и туристам. А наш город только-только столицей заделался – и не факт, что это надолго.
Черский ожидал, что в следующей машине, как это бывало в восемьдесят девятом, будут продавать водку прямо из багажника. Но дальше горел приветливыми огнями симпатичный ампирный кинотеатр. В такие кинотеатры, пожалуй, ходили чекисты после тяжелой работы – а теперь они считаются элитными, куда ходят смотреть модные фильмы те, кому родительские доходы оставляют возможность повздыхать о культуре.
Плакаты до сих пор, по советской традиции, рисовали от руки и как умели. Умели, надо сказать, очень коряво.
Тот плакат, что был возле входа, рекламировал новейший байопик «Оппенгеймер». На фоне был нарисован стандартный ядерный взрыв, может быть, что и над той самой пустыней. А на переднем плане был сам знаменитый физик, почему-то в плаще и широкополой шляпе и потому похожий на крутого сыщика из нуарного кино.
Зато слоган фильма был интересный: «Теперь я смерть, разрушитель миров. Бхагавадгита».
Кто такая эта Бхагавадгита, Черский не знал, хотя само слово было смутно знакомым, а с цитатой он был, в принципе, согласен.
Лет пять назад такое стало бы хитом сезона, очередь аж до самого вокзала бы тянулась. Но теперь, когда в молодую демократию того и гляди приедет сам американский президент, а в мире официально наступила вечная либеральная демократия, сама идея термоядерной войны казалась несколько устаревшей.
Он уже поворачивал в сторону небольшой площади, где взмывала в небо бетонная офисная высотка, похожая на огромную коричневую коробку из-под холодильника. И вдруг его атаковало следующее торговое предложение:
– Возьмите книгу, у вас глаза, как у философа! – послышалось прямо над ухом.
Черский повернулся – не столько на предложение, а скорее на знакомый голос.
В полумраке стоял и улыбался бритый налысо бугай с ангельскими глазами. И без особой надежды протягивал книгу «Нектар преданности».
– Рябинников, ты? – Черский сам не верил своим глазам. Ничего себе прогулочка. На каждом шагу новые встречи и приключения.
– О, товарищ сержант. Здравия желаю, – произнес Рябинников. Он убрал книгу и даже стоял теперь ровнее, словно по стойке «смирно». – А я и не знал, что вы в городе.
– Недавно переехал. И как-то не подумал кого-то разыскивать. И даже не подозревал, что ты в кришнаиты подашься.
Черский отлично помнил его – хотя Рябинников был и сам из тех, кого трудно забыть. Необычайно здоровенный для снайпера, он уже тогда старался бриться налысо и постоянно мечтал, как, дембельнувшись, раздобудет электробритву и больше ни копейки не отдаст парикмахерам. Будет каждый день безопасно бриться.
Да, конечно, были у Рябинникова свои заскоки. Но при этом он сам был таким человеком, с которым эти заскоки казались чем-то невинным. У всех свои заскоки, но не с каждым об этом вспомнишь. Такой, как Рябинников, может как угодно экономить на парикмахерах – но точно не пойдет громить парикмахерские.
7. Каждый снайпер желает знать, сможет ли он убивать
Впервые они пересеклись еще в Афганистане. И там Рябинников умудрился преподать Черскому житейский урок, тем более удивительный, что сам Рябинников во время этого урока не проронил ни слова.