– При отказе двух насосов тяга вертолёта падает не менее чем на 1000 кг, – перешёл от практики к теории Батыров.

Ну что за ботаник! Смотрю, а у него до сих пор рука трясётся. Вроде немолодой парень, а с нервами плохо.

Командир полка закончил беседовать с нашим бортовым техником у вертолёта и подошёл к нам. У Геннадия Павловича острый взгляд, прямая осанка и уверенная походка. Глаза зелёно-карие, излучают доброту и спокойствие.

– Вот, Геннадий Палыч, докладывает старший лейтенант Батыров и мне всё понятно, – похвалил Димона начальник штаба. – Пожалуй, теперь с Клюковкиным вопрос стоит решить в ближайшее время.

Высокий и вибрирующий голос начштаба раздражал. Всё время ожидаю, что он вот-вот впадёт в истерику.

– Я слышал про Клюковкина. Сначала разберёмся с аварией. Батыров тебе и тираж назвал из инструкции экипажу Ми-8Т? – спросил командир полка, подойдя вплотную к Димону.

– Не настолько полным был ответ, – сказал Хорьков, переминаясь с ноги на ногу.

Медведев пожал руку сначала Батырову, а затем и мне.

– Травмы? Жалобы? – спросил Геннадий Павлович.

– Никак нет, – ответили мы хором.

Командир придирчиво осмотрел нас и задержался на шишке на моём лбу.

– Добро! Что ж, Карим говорит, могли разбиться, если бы продолжали запуск двигателей. Что скажешь, Батыров?

– Согласно инструкции…

– Понял, достаточно. Вижу, что подготовился. А вы, товарищ Клюковкин? Желаете высказаться по данному вопросу? – спросил комполка.

По идее надо бы притвориться, что память отшибло. Головой ударился, амнезия, связь с реальным миром потерял или ещё что-то придумать. Но тогда у командира могут появиться сомнения.

Я этот взгляд знаю. Геннадий Павлович – мужик с большой буквы. Он не враг ни себе, ни своему полку. Командир уже ищет вариант, как бы снизить последствия от происшествия. Проще всего свалить на молодого командира звена. Заставить нас потом возмещать ущерб со всеми вытекающими последствиями для дальнейшей службы. Но Геннадий Павлович так делать не должен.

Батыров скосил на меня взгляд. От его горячего дыхания, пар из ноздрей повалил ещё больше. Сейчас он в первую очередь под прессом. Но и меня зацепит, если мы с ним не оправдаемся.

– Отказ был сложный. Сначала подкачивающие насосы, затем двигатели поочерёдно. Высота 300 метров нам не позволяла их запускать. На той площадке, которая была по курсу захода на аэродром, находились препятствия, – доложил я.

Кажется, раньше Клюковкин такими знаниями не отличался. Начальник штаба даже очки достал и посмотрел через них на меня.

– Хорошо. Значит, на борту не паниковали и действовали сообща? – внимательно посмотрел на нас Геннадий Павлович.

– Так точно, – хором ответил я с Димоном.

Батыров явно не ждал от меня ответа на вопрос Геннадия Павловича. Значит, в способностях лётчика Клюковкина не только начальник штаба усомнился.

– Добро! В машину и в полк. Напишите объяснительные и отдыхать, – скомандовал комполка.

Начальник штаба явно имел другое мнение, но увидев сдвинутые брови Геннадия Павловича, решил повременить.

Только мы сели в УАЗ, как Батыров снова начал причитать.

– Чё делать-то теперь? Вертолёт развалили. Меня только командиром поставили, а я…

– Перестань жужжать! Голова болит, – сказал я, ещё раз вытащил удостоверение и внимательно посмотрел на себя нового.

Пока понимания истинного положения дел нет. Меня точно пришибло на том полевом аэродроме. В этом нет сомнений.

Тогда почему ад или рай выглядит так, будто это Сибирь? Ещё и служить заставили здесь.

Через минуту к нам запрыгнул наш бортовой техник – Карим Сабитович, казах по национальности. Он взъерошил мне волосы и протянул каждому из нас по… печеньке.

– Спасибо, – поблагодарил я, а Димон взял молча.

Всё не может отойти.

– Чтоб подсластить горькую пиндюлину. Переговорили с командиром? – спросил у нас прапорщик Карим Уланов.

Откуда мне известно его имя? Теперь моя память и сознание начинают сопрягаться с теми данными, что были у Клюковкина. Благо этот засранец не обладал огромным багажом знаний. Так что есть чем заполнить пространство. К такому пока сложно привыкнуть. Голова ещё не совсем отошла.

– Да. Вроде поверил. А ты что ему сказал, Сабитыч? – спросил я.

Прапорщик с удивлением взглянул на меня. Может это ни его отчество?

– Как вертолёт сажали. Кстати, никогда ты так ко мне не обращался. Всё по уставу да по уставу, – сощурился Карим Сабитович.

– Это он сильно головой ударился. Прозрение на него нашло, – откусил печенье Димон.

– Вы меня за кого держите? – спросил я.

– За Клюковкина Сашку. Балбеса, двоечника и раздолбая. Вот только сегодня у тебя всё… гораздо лучше пошло. И с чего ты такой вежливый стал? – произнёс Батыров.

Сабитович пожал плечами, а я придвинулся ближе к Димону и поманил его пальцем. Надо сразу оградить его от ошибок так высказываться о себе.

– Что тебе… ай-яй! – пискнул Димон, когда я наклонил его к себе и сжал с силой его шею.

– Теперь так будет всегда. Такие слова в свой адрес я буду пресекать, понял?

– Да, – прокряхтел Димон, и я отпустил его.

Протянул ему руку в знак примирения. Парень он с виду незлобный. В новом мире мне друзья нужны.

Батыров помедлил, но руку мне пожал.

– Вот так. Тем более, мы знаем, что было на борту, верно?

– И… вы… расскажете? – начал заикаться Димон.

Карим помотал головой. Думаю, что командиру он сказал примерно тоже, что и я. О панике Батырова он не рассказал. Тем более, как я начинаю вспоминать, никто из нас не говорил по внутренней связи. Разговоры могли и не записаться.

Тем временем водитель включил первую передачу и поехал в обратном направлении.

Дорога плохая. Снежные ухабы, лесные просеки и пару крутых подъёмов оказались хорошим тестом для УАЗика. Но судя по всему, здесь привычно ездить по такому бездорожью.

За окном изумрудные хвойные деревья повсюду. Через их кроны едва можно увидеть безоблачное голубое небо.

Спустя полчаса мы выехали к цивилизации. Появились первые жилые дома. Двухэтажные бараки и уже более комфортные пятиэтажки.

Виден дым из небольшой котельной. Водонапорная башня с одной стороны полностью белая из-за огромной наледи.

Тут же и детский садик, где на площадке резвятся дети. На улице мороз, а им всё равно.

Одежда у всех однотипная – цигейковые шубки расцветок аля-медвежонок или леопард. У кого-то просто чёрная. На голове шапки-сферы в цвет шубок. А на ногах «старые мужские носки», то есть валенки.

Слышал, что одна половина старших товарищей вспоминает такую одежду, как тяжёлую и неудобную, а другая говорит, что в ней было теплее и падать мягче.

А одна из малюток и вовсе похожа на пингвина. Шубка слегка на вырост. Валенки уходят, под шубу. А на голове белый платок, повязанный поверх шапки. И в таком обмундировании она ещё умудряется бежать за кем-то, угрожая лопаткой.

Воспитательница неподалёку. Одежда более практичная – армейский тулуп и валенки того же производителя. Главное, что реально греет такой прикид.

– Ты чего завис, Саня? – отвлёк меня Карим.

– После такого удара всё как в первый раз.

– Ничего, пройдёт.

Ох, вряд ли! Проехали высокое здание с колоннами, над входом в которое висит транспарант «Слава Советским ВВС!». Сомневаюсь, что кто-то бы в России такой повесил.

Чем дальше в этот городок едем, тем больше приходит понимание – я попал в Советский Союз.

Территория аэродрома отгорожена забором из колючей проволоки. Так что вполне можно разглядеть расположение зданий на территории.

На въезде большая кирпичная стела с надписью – «171й транспортный вертолётный полк». В памяти сразу всплыло, что в будущем этот аэродром станет заброшенным. А сам 171й полк перекочует на одну из баз в Ростовской области.

Да ладно! Мой командир как раз же говорил о моём переводе на должность заместителя командира эскадрильи в 171й полк. Но что-то в небесном отделе кадров перепутали с должностью – разжаловали до лейтенанта, ещё и с годом ошиблись.

Проехали через КПП и тут же свернули на аллею, ведущую к штабу полка – небольшому двухэтажному зданию с плацем перед крыльцом.

Машина остановилась, и мы вышли на морозный воздух. Непривычно видеть, как на высоте в несколько метров от земли медленно покачиваются обмёрзший красный флаг страны Советов и жёлто-синее полотно флага ВВС.

Со стороны лётного поля был слышен шум винтов и рёв запуска вспомогательных силовых установок. Особенно сильно гудели Ми-6. Не думал, что когда-нибудь увижу хоть один такой в воздухе.

Как раз сейчас над головой и пролетел один из них. Огромные размеры фюзеляжа и несущего винта, расставленные в сторону крылья. Казалось, что тень, отбрасываемая им, полностью накрывает здание штаба полка. Сложно было сдержать довольную ухмылку при виде этого исполина.

– Клюковкин, ну ты чего улыбаешься? – позвал меня низкого роста офицер в белом шлеме и с картодержателем подмышкой.

Бородатый, с небольшим округлым пузом и глазами, как у енота.

– Товарищ подполковник, разрешите доложить? – подошёл к нему Батыров.

– Да доложили уже. Опять будем отмываться всем полком за косяк ремонтного завода или Клюковкин чего начудил? – указал на меня подполковник и строго взглянул на Димона: – ты куда смотрел, командир звена или академик? Чувствую, учёба твоя накрылась медным тазом.

Память реципиента подсказала, что передо мной командир эскадрильи. Фамилия у него Енотаев. И, кажется, только благодаря ему Сашка Клюковкин ещё служит. Комэска часто заступался за него.

– Ефим Петрович, ситуация неоднозначная. Согласно инструкции…

Ну, начал Димон опять шарманку крутить! Самый уникальный командир звена из тех, что мне доводилось встречать в прошлой жизни. В этой я только его и видел.

– Ладно. Пошли писать, – позвал за собой комэска.

Войдя в здание, мы тут же направились в кабинет к Енотаеву.

На его рабочем месте был порядок – сложенные ровной стопкой лётные книжки с закладками для подписи, плановая таблица с отмеченными вылетами и рабочая тетрадь с кучей пометок.

В углу играет радио с надписью «Этюд».

– Чтоб тебя на земле не теряли, постарайся себя не терять, – затягивал из динамика незнакомый певец.

Это уж точно! Не захотела меня судьба отправлять на вечный покой.

Пока я слабо понимаю, зачем же в Советский Союз? Могла бы просто не дать мне умереть.

Енотаев включил в розетку кипятильник, который поместил в литровую банку.

– Морозно сегодня. Чай будете? – спросил он, снимая куртку и укладывая шлем на сейф.

Только я хотел согласиться, как опять рот открыл Батыров.

– Нет, спасибо.

Бортехник Сагитович недовольно вздохнул. Видать хотел горячего чаю хлебнуть. С коммуникацией у Димона так себе.

– Вот листы. Дуйте в свои классы и пишите. Потом по домам и завтра утром сюда. С округа комиссия приедет во главе с Доманиным.

– Блин, – цокнул языком Батыров.

– Не понял? – возмущённо спросил комэска.

– Виноват, Ефим Петрович, – выпрямился Димон.

– Чего это тебе не нравится приезд полковника из политуправления армии? – спросил командир эскадрильи, доставая из холодильника «Бирюса» треугольную пачку молока.

– Никак нет! – громко ответил Батыров.

Енотаев махнул в сторону двери, и мы втроём пошли на выход.

– Клюковкин, задержись, – произнёс подполковник, наливая в кружку немного молока.

Опасно! Я ж даже не знаю, о чём раньше могли разговаривать. Надо бы давить на амнезию и боли в голове.

– Командир, я головой ударился.

– Не поверишь, мне это давно известно, – фыркнул Енотаев.

Батырова это рассмешило. Вот почти не обидно! Получит он у меня на следующем праздничном мероприятии. Там, за столом можно что угодно говорить.