Что? Он был готов меня отпустить?

Я и сейчас сохраняла бесстрастное лицо, но мысленно произносила одно ругательство за другим.

Такого поворота я не ожидала. Получается, я ошиблась в расчетах. Одно мое предположение оправдалось: во мне сразу увидели служительницу Арахессии. Вампиры знали о способности арахесс к предвидению. Но я никак не рассчитывала, что завоеватель откажется рисковать. Странно и даже смешно. Он не боялся двигаться к столкновению с Королем питоры и в то же время опасался связываться с арахессами.

– Мои солдаты допустили ошибку, доставив тебя сюда, – продолжил он. – Приношу извинения.

Правда, по голосу не чувствовалось, что он сожалеет.

– Я не являюсь служительницей Арахессии, – сказала я. – Больше нет.

Завоеватель замер. Я ощутила его интерес вперемешку с недоверием.

– Тебя это так удивляет? – рассмеявшись, спросила я.

– Ни вампиры, ни люди не отрекаются от своих богинь.

В его фразе скрывался вопрос. Но не только. Там была и ловушка.

– А я и не говорила, что отреклась. У меня с богиней никаких противоречий.

Он хотел убедиться, что я осталась верна Аседже. В противном случае ему от меня никакой пользы.

– Но арахессы… – пожала я плечами. – Ты сам сказал о жертвах. Арахессы требуют жертв и часто не спрашивают согласия.

Я распознала улыбку на его губах; нечто среднее между гримасой и ухмылкой.

– Разве настоящая жертва может быть насильственной? По-моему, это называется по-другому.

В его словах был здравый смысл, и это меня задело. Но я кивнула, словно соглашаясь с ним.

– Итак, ты бывшая арахесса. Ушла от сестер, однако сохранила верность богине. И теперь ты сама по себе. – Завоеватель умолк, словно пытаясь выстроить в одну цепь несопоставимые вещи. – И арахессы отпустили тебя на все четыре стороны?

– Я не оставила им выбора.

– По тебе не скажешь, что у тебя хватит сил постоянно прятаться от них, – произнес он без сарказма и задней мысли.

Удивительно, но мне понравились его слова.

Он верно подметил. Арахессы не позволяли служительницам покидать их ряды. В Арахессию приходили на всю жизнь. Да, случались изгнания, но, оказавшись за пределами Соляной крепости, сестры не выдерживали жизни во внешнем мире и гибли. Для остальных единственным выходом была смерть, и руководительницы Арахессии следили за тем, чтобы никаких других лазеек не появлялось.

– В общем… я сбежала от них.

– Но не сбежала из Глеи. Было бы куда разумнее покинуть страну.

– Из-за вашего вторжения это стало невозможным, – огрызнулась я. – Корабли перестали отплывать. Спасибо, что спутал мне все карты.

Я почувствовала перемену в его сущности. Интерес.

– Значит, тебе нужна защита, – сказал он, наклонясь ко мне.

Я ощущала, как он о чем-то думал, что-то прикидывал. Была ли его потребность в новой прорицательнице настолько острой, что он не боялся привлечь к себе внимание Арахессии? И кто вызовет большее рвение у ордена: сбежавшая сестра или выкраденная? Он сознавал, что во втором случае риск был бы куда значительнее и похищение доставило бы ему кучу неприятностей.

А со мной… Я словно сама подвернулась, и он раздумывал, как ему быть.

И здесь он сглупил. Если бы я на самом деле сбежала из Арахессии, сестры бросили бы все силы на то, чтобы найти и обрезать нить, посмевшую выбиться из общего узора. Любая сестра знала много секретов, которые было опасно раскрывать внешнему миру и тем более отдавать в руки завоевателя.

Но его глупость сыграла в мою пользу. Наконец-то.

– Да, нужна, – призналась я сквозь зубы, словно мне было больно произносить это вслух.

– Ты способна прорицать. Отлично.

Он щелкнул пальцами. Полог шатра отодвинулся. Вернувшийся солдат заломил мне руки за спину.

Я безуспешно пыталась вырваться.

– Отойди от меня! – зарычала я, гордясь умело разыгранным отчаянием с примесью страха. – Отстань!

Завоеватель спокойно смотрел на то, что вытворяет его солдат.

– Нет, – сказал он. – Теперь я тебя не отпущу. Нам понадобится твоя помощь.

– Я не предлагала тебе никакой помощи!

– Или ты станешь нам помогать, или мы тебя убьем, – сказал он обыденным тоном. – Это твой единственный выбор.

Никаких словесных игр, никаких попыток запугать. Я знала: в случае отказа он так и поступит.

– Но я честен, – продолжил он.

– Честен?

– Тебе нужна защита, и ты ее получишь. Ты хочешь покинуть Глею. И ты уплывешь отсюда, как только мы перестанем нуждаться в тебе.

– Думаешь, я поверю? Когда моя помощь больше не понадобится, ты просто меня убьешь. Или прикажешь кому-нибудь.

Я была готова смеяться над его потугами убедить меня, что это не так. Даже если он достигнет своих целей, глупо оставлять меня в живых. Да и сейчас глупо было держать меня при себе, зная, что арахессы займутся моими поисками.

Похоже, завоевателя обидели мои сомнения в его честности.

– Я не лгу.

– Все лгут.

– Но не я.

Он подошел и встал напротив меня. Ноздри защипало от запаха соли и железа.

– Не будь дурой. Может, я и недолго нахожусь в вашей стране, но успел понять: в главных чертах она не отличается от моей. Без моей защиты не пройдет и месяца, как арахессы разыщут тебя. Не плюй в лицо своему покровителю. Когда предлагают дар, прими его.

Я скривила губы в язвительной усмешке. Это у меня здорово получалось. Интересно, может, он убедил себя в том, что является спасителем Глеи?

– Как великодушно с твоей стороны.

Новое прикосновение к щеке заставило меня подпрыгнуть. Он довольно грубо заправил мне за ухо прядь волос.

– Тебе повезло, что я питаю слабость к птицам в клетке.

7

Мне выделили шатер, куда и привели с цепями на руках. Там меня приковали к срединному столбу. Спасибо, что цепи оказались достаточно длинными и позволяли перемещаться по шатру. На несколько часов я осталась одна.

Побродив немного и размяв ноги, я оперлась о столб и потянулась к нитям, что связывали меня с лагерем и его обитателями. Если ощущения не подводили, время давно перевалило за полночь. Ткань шатра была плотной, и это мешало слышать разговоры вокруг, но кое-что уловить удалось. Солдаты сетовали друг другу на утомление и голод. Командиры распекали ленивых молодых воинов. Естественно, я была не настолько сильна в обитранском языке, чтобы понимать каждое слово.

Я лучше многих сестер знала: все люди более или менее одинаковы. Но даже я ожидала от свирепой вампирской армии чего-то… не столь банального. Увы, эти разговоры до смешного напоминали роптания человеческих солдат, которые я слышала в детстве.

Все глубже погружаясь во внешний мир, я попутно расслабляла тело для лучшего восприятия. Тугие нити тянулись дальше и дальше, соединяя меня с бесчисленными вампирами лагеря.

Иногда юные арахессы, едва сдерживая слезы, спрашивали меня, прекратится ли когда-нибудь боль. Вид у них был несчастный, да и ощущения не лучше. Их изматывал новый способ восприятия мира, перемены в разуме и теле. Все это тяжким грузом наваливалось на них. В такие моменты я испытывала постыдное желание обнять их, погладить по волосам и успокоить сладким враньем вроде: «Да, сейчас тяжело, но потом боль пройдет».

Естественно, ничего подобного я им не говорила. Это было бы слишком легким и бесчестным утешением. Таким послушницам я твердила другие слова: «Однажды эта боль перестанет что-либо значить для вас, зато сила, которую она дает, будет значить очень и очень много».

По крайней мере я им не лгала. Наша боль никогда не прекращалась, а становилась чем-то маловажным, еще одним телесным ощущением.

Но даже при моем многолетнем опыте навалившаяся тяжесть от созерцания лагеря и тысяч душ оказалась предельной. С каждым новым насильственным броском подсознания, расширявшим границы восприятия, голова болела все нестерпимее. Между лопатками струился пот.

Старшие и младшие командиры, рядовые обоего пола. Этим вампирская армия заметно отличалась от армий Глеи, куда женщин почти не брали. Возрастной разброс тоже удивлял: от мальчишек-подростков до бывалых солдат.

Все эти обрывки сведений я собирала воедино. Фактов было предостаточно. Теперь мне требовались эмоции.

Утомление. Голод. «Я уже три проклятых дня ничего не ел». Но голод не мешал вампирам сохранять решимость и испытывать удовлетворение. «Вапрус был ощутимой победой. Хоть и далеко, но мы добрались».

Завоеватель. «Скажи, что они думают о…»

– Эй! Прорицательница!

Кто-то сжал мои плечи и сильно встряхнул, разрушив картину восприятия. Тело отозвалось раньше сознания: я вскочила на ноги и потянулась к мечу, которого у меня, естественно, не было.

Опомнившись, я привалилась к столбу.

Пол шатра накренился. Окружающее пространство кружилось. Раньше, чем я спохватилась, меня начало тошнить.

«Сосредоточься», – приказала я себе.

Нити отчаянно раскачивались, продолжая частично соединять меня с окружающим миром. Я тщательно их смотала, перенеся внимание на шатер.

Когда арахесса странствует по нитям, опасно слишком резко вытаскивать ее из этого состояния. Будь мое погружение глубже и сопровождайся другими действиями, вмешательство извне могло бы меня убить.

– Я это… извиняюсь.

Голос был знакомым. Те же грубые интонации и сильный акцент. В шатер явился солдат, что выволок меня с постоялого двора. Теперь он попятился, словно ему было не по себе находиться слишком близко от меня.

– Я тебя будил, а ты не просыпалась, – то ли извиняясь, то ли оправдываясь, сказал он.

– Ничего. Я заснула.

Ему не нужно знать, чем на самом деле я занималась.

Он поднял с пола тарелку, где лежала кое-как разрезанная ножка индейки.

– Я тебе это… еды принес. Если, конечно, хочешь поесть. От него.

Солдат посмотрел на тарелку, на меня и добавил:

– Это…

– Я знаю, что это.

– Приготовленная.

– Вижу.

Солдат недоверчиво покосился на меня. Он не представлял, что я способна видеть.

Я уселась на пол, скрестив ноги.

– Спасибо. Я действительно хочу есть.

– Можешь не благодарить, – буркнул он, ставя тарелку передо мной.

Он тоже сел, поглядывая на меня и водя пальцами по щеке – по той самой ране, что я нанесла ему на постоялом дворе. Она была уже едва заметна. Тела вампиров обладали потрясающей способностью к заживлению ран.

– Тебе стало гораздо лучше, – сказала я.

– Ты о чем?

– О твоей щеке.

Немного помешкав, я принялась за индейку. Мясо было безвкусным, пережаренным и вдобавок холодным. Вероятно, его готовили не на походном костре, а привезли из ближайшего поселения. Но откуда вампирам знать, какая пища нужна людям?

– Так ты взаправду можешь видеть? – с нескрываемым недоверием спросил он.

– Да.

– Сколько пальцев я сейчас поднял? – поинтересовался он, оставаясь неподвижным.

– Ни одного.

Он что-то пробормотал. Мой ответ вызвал у него не то уважение, не то раздражение. Возможно, оба чувства сразу.

Я откусила еще кусочек. Мясо было отвратительным, но желудок требовал пищи.

– Тебе приказали надзирать за мной? – спросила я.

– Что-то вроде этого. Пока мы не убедимся, что ты не сбежишь.

Я звякнула цепью и улыбнулась:

– Сам видишь: мне некуда бежать.

Солдат остался серьезен.

– Мой командир высокого мнения об этом твоем, как его… ордене. Глупо думать, что железной цепью тебя удержишь.

Надо же, этот солдатик оказался умнее, чем я думала. Он был прав. Если бы я захотела сбежать, цепь и кандалы были бы самым слабым из способов меня удержать.

– Лестно слышать, – одобрила я. – А как тебя зовут?

– Эреккус.

– Приятно наконец-то познакомиться.

Я отправила в рот еще кусочек индейки и решила представиться сама:

– А я Силина.