5

Вампиры сразу хватились прорицательницы. Вероятно, в темное время суток старуха редко покидала шатер. Я следила за их поисками. Поначалу они лишь сердились. Я плохо знала обитранский язык, но улавливала смысл обрывков разговоров. Солдаты ругались и недоумевали, что старуху понесло невесть куда и она заблудилась.

Наконец появился и он.

Если других пропажа прорицательницы только возмущала, он был в бешенстве. Видя его состояние, все умолкли. Он потребовал искать ее повсюду и не останавливаться, пока не найдут.

Солдаты послушно рыскали ночь напролет.

Я выждала сутки, затем вторые. Поиски продолжались. Вспышка гнева у завоевателя не погасла, перейдя в постоянное бурление. Я это чувствовала даже на расстоянии. Ярость распространялась от его сущности, как струи горячего воздуха от раскаленных углей.

Шли дни. Беспокойство вампиров нарастало. Нужно было двигаться дальше, но завоеватель не желал уходить без старухи. Я наблюдала, как по вечерам он злобно выкрикивал приказы. Поиски были бесплодными, и команды раздавались через каждые несколько часов. Однако всем уже стало понятно, что прорицательница не вернется.

Уровень отчаяния, царивший в лагере, вполне годился для моих действий.

Невдалеке находился городок. Впрочем, городком его можно было назвать лишь с большой натяжкой. Правильнее сказать, торговое поселение с лавками, складами и жилыми домами. Всего один постоялый двор, рынок с короткими рядами прилавков и питейное заведение. Когда стемнело, я отправилась туда, спросила себе вина и стала ждать.

Мои расчеты оправдались. Вскоре там появились вампиры. Двое. Судя по облику, пехотинцы. Они расспрашивали всех подряд, не видел ли кто прорицательницу.

Я выбрала себе заметное место у двери, где и сидела, попивая вино.

По правде говоря, вино мне нравилось. В крепости его подавали редко, поскольку оно не лучшим образом влияло на восприятие. Но если путница зашла в питейное заведение, что она будет там делать? Естественно, пить. Пила я крошечными глотками, стараясь, чтобы вино как можно меньше попадало на язык.

Подавальщик держался угрюмо и на вопросы солдат отвечал неохотно. Естественно, им это не понравилось. Они начали орать, он в долгу не остался… тем все и кончилось. Бормоча себе под нос, он поплелся за стойку. Солдаты переглянулись. Я распознала досаду обоих, а еще сильнее – их ужас перед возвращением в лагерь с пустыми руками.

А потом я почувствовала их взгляд.

Я отхлебнула вина, словно не замечая их, и даже не сделала попытки отвернуться. Пусть глазеют. Я дала им вдоволь насмотреться на мою повязку и одежду, подходящую служительнице Аседжи.

«Запомните меня, солдатики», – подумала я и, лишь когда они ушли, довольно улыбнулась.

* * *

В большинстве случаев мой необычный облик лишь осложнял ситуацию. Разумеется, я с радостью пожертвовала богине свои глаза. Через несколько лет она забрала у меня мизинец на левой руке и добавила шрамы на животе. Я отдавала ей себя добровольно и считала за честь, что на теле останутся постоянные следы, напоминающие о моей верности Аседже. Это странным образом роднило всех нас. Мы сознательно делали себя чужими для внешнего мира и навечно получали отметины арахесс.

Конечно, мы гордились этими отметинами, которые не спутаешь ни с чем, но в то же время это… создавало определенные сложности. Мы всегда выделялись. Можно было сменить одежду, но нас выдавали повязки на глазах.

Нынешняя ситуация являлась приятным исключением. Сейчас мой внешний вид говорил сам за себя. Едва увидев меня, кроверожденные солдаты сразу поняли, кто перед ними.

Оставалось всего-навсего дождаться, когда они придут за мной.

На постоялом дворе я сняла комнату, выбрав самую заметную. Ее большие окна выходили на фасад, и я намеренно не стала их занавешивать. Когда нагрянул мой похититель, хозяин не пытался остановить его. Я не обиделась. Попытка сыграть в благородного рыцаря могла стоить ему жизни.

Вампир даже не постучал, а просто распахнул хлипкую дверь так, что дверная ручка оставила вмятину в штукатурке стены. Если он решил показать мне грубую силу, то почти добился желаемого.

Он остался стоять в проеме. Я сразу его узнала: это был один из солдат, приходивших выяснять насчет пропавшей старухи. Широкоплечий, крепко сбитый, с бледной кожей, растрепанными волосами пепельного цвета и аккуратно подстриженной бородкой. На нем был темно-красный двубортный мундир с серебряными пуговицами – форма кроверожденных солдат. Когда-то этот мундир выглядел даже щегольски, однако со временем пообтрепался.

– Ты пойдешь со мной, – объявил он с сильным акцентом.

Голос у него был низкий, в нем я уловила ту же усталость, что и в облике. Наверняка сказались несколько дней безуспешных поисков прорицательницы.

Я не двинулась с места и лишь спросила:

– Что… что тебе нужно?

Мой голос прозвучал выше, чем обычно. Я умышленно разыграла растерянность и даже страх.

– Ты пойдешь со мной, – повторил солдат. – Это можно сделать легким способом или трудным. Выбирай.

Я встала, пошатываясь, и прижалась к стене, показывая, что боюсь.

– Нет… я никуда не пойду.

Он тяжело вздохнул и, подскочив ко мне, схватил за запястья.

Я стала сопротивляться. Разумеется, не слишком сильно; не так, как могла бы. Только для вида.

– Убери руки!

Конечно, он не послушал, а грубо поволок меня к выходу. И хотя события разворачивались так, как я и рассчитывала, сердце у меня заколотилось – особенно когда он улыбнулся, обнажив два клыка. Таких острых, что я почти ощущала их через нити. Во мне вдруг проснулся давний страх, напомнив схожую ситуацию из раннего детства. Пришлось сделать над собой усилие и не поддаться инстинкту выскользнуть из хватки вампира.

Вместо этого я трепыхалась, как рыба на крючке, и позволяла тащить себя к двери.

– Отпусти меня! – вопила я. – Отцепись!

Для убедительности я высвободила руку, схватила с прикроватного столика металлический подсвечник и замахнулась на солдата.

Он ответил потоком обитранских ругательств. Его лицо помрачнело. Подсвечник расцарапал ему щеку. Закапала черная кровь.

Вампир сердито посмотрел на меня и сказал:

– Что ж, не хочешь по-хорошему, будет по-плохому.

Сжав меня одной рукой, второй он выхватил из-за пояса кинжал и полоснул мне по предплечью.

Я оторопела, зашипев от боли. Он что, собрался убить меня, а не только подавить строптивость? То и другое было бессмыслицей. Но когда из раны потекла кровь, я поняла.

Вампиры Дома Крови применяли магию.

Рану стало жечь как огнем, резь нарастала, и вскоре я уже сжимала зубы и судорожно дышала. Вампир поднял руку, и моя рука самовольно дернулась в его сторону, словно мышцы больше не подчинялись моей воле.

Он щелкнул пальцами, и вдруг мое лицо вспыхнуло, а голова будто раскололась надвое.

Меня учили переносить страдания посильнее этого. И мне бывало больнее, чем сейчас. Но ощущение того, как твое тело восстает против тебя…

Я открыла рот – и не смогла произнести ни слова.

– Вот так-то лучше, – раздраженно бросил похититель.

Это последнее, что я слышала. Я обмякла в его руках и провалилась во тьму.

6

Я медленно приходила в себя. Голова трещала от боли. Первым ощущением стал запах снега. Это было странно, поскольку снег в Глее выпадал редко.

Потом я услышала голоса и не сразу поняла, на каком языке говорят. Однако сообразила: на обитранском.

Кто-то бесцеремонно меня встряхнул, отчего боль пошла по телу волнами, как будто толкнули не снаружи, а изнутри. От импульса вновь пробудились нити.

Надо мной склонился тот самый вампир с постоялого двора.

– Добрый вечер, – произнес он с улыбкой, показав острые клыки.

Я была натренирована быстро возвращаться в сознание. Умение управлять дыханием позволяет творить чудеса. Мне не составило труда оценить обстановку. Я сидела на стуле, свесив голову. Затекшая шея ныла. Одной Прядильщице известно, сколько времени я провела в такой позе. Стоило пошевелиться, как шея отозвалась легким хрустом. Однако мое лицо осталось бесстрастным, на нем не отразилось ни боли, ни немощи.

Я выпрямилась, подняла голову и… прямо перед собой увидела завоевателя.

Он развалился на стуле, поставив одну ногу на ящик. Судя по всему, мы находились в его личном шатре, ибо по меркам комнаты здесь было тесно, а по меркам обычного шатра – весьма просторно. И хотя, кроме нас, здесь был еще мой похититель, аура завоевателя подавляла его ауру, словно волна, набегавшая на скалы.

Я могла бы убить его сейчас.

Разумеется, я этого не сделаю. Это противоречило моему заданию, и таких приказов мне не давали. Я не посмею нарушить волю Прядильщицы.

Однако уверенность в том, что я могла бы прикончить его в этот момент, прочно захватила мой разум.

Завоеватель молчал, но я чувствовала его взгляд. Он словно впитывал меня с головы до пят. Ощущение было острым и таким же сильным, как если бы чужие руки шарили по моему телу.

– Добро пожаловать, – сказал он.

Голос у него был низким, но говорил он на удивление мягко, чего я совсем не ожидала, учитывая исходящую от него власть.

На самом деле многое в этом вампире не стыковалось между собой. Я обнаружила странные пласты его сущности, звучавшие несогласованно. Противоречие отражалось даже в его облачении – это раздражающее сочетание очень изысканной, хотя и старой одежды и потертых доспехов. Уж не знаю, каким богом он был отмечен, а может, боги тут ни при чем и у него когда-то произошло неприятное столкновение с сильным и коварным магом. Я воспринимала его целиком, а не так, как делают обычные люди, которым доступно только телесное зрение. И все равно его рога… казались чуждыми в общем образе. Нити подсказывали, что рога были не единственной его странностью, хотя он изо всех сил старался скрыть другие темные стороны своей личности.

– Оставь нас, – велел он солдату, и тот молча вышел.

Я осталась наедине с завоевателем.

Меня охватила робость, которую я не желала признавать и уж тем более выдавать ему.

Завоеватель молчал.

Я осторожно встала, стараясь, чтобы мои движения были плавными и уверенными, невзирая на слабость в ногах. Зелье, которым меня одурманили, оказалось очень сильным.

– Это излишне, – заметил он.

– Предпочитаю встретить смерть стоя.

Он засмеялся. Звук этот, словно змея, скользнул по моей коже.

Вампир поднялся и приблизился ко мне на шаг, затем еще на один. Оказалось, запах снега исходил от него. Частица его родины, принесенная с другого края света. Снег, железо. И легкий привкус соли.

– Я слышал, что такие, как ты, умеют видеть даже без глаз, – произнес он. – Это правда?

– Глаза – очень неудобный способ восприятия.

– Заученные слова. Думаю, их твердят все сектантки.

– С твоей стороны, лицемерно называть меня сектанткой. В Обитрах поклоняются Ниаксии. Чем тебе не секта?

Он снова засмеялся, тихо и как-то грубо. Я почувствовала его приближение, однако мне стоило усилий не вздрогнуть, когда его пальцы коснулись моей щеки. Они тоже были грубыми, мозолистыми, с острыми ногтями, вызывающими легкую боль.

– Может, ты и права, – сказал он. – Мы все приносим жертвы своим богиням. И у всех они значительны.

Он потянулся к моей наглазной повязке, намереваясь снять ее, но я схватила его за руку.

– Не смей!

– Если ты так внимательно рассматриваешь меня, почему я не могу взглянуть на тебя?

– Других слов от завоевателя я и не ожидала.

На этот раз он не засмеялся. Его пальцы задержались на моей щеке, теребя шелковую ткань повязки, но стянуть ее он больше не пытался.

– Праведный гнев служительницы Арахессии. Интересно, – сказал он и, опустив руку, отошел. – Я не питаю любви к вашей маленькой секте, но и не собираюсь их злить. Скажи, куда надо вернуться, и мой помощник тебя проводит. Доберешься туда в целости и сохранности. Слово даю.