Мой персональный бандит (страница 7)
До учёбы было ещё пару недель, к сожалению, нельзя было стать врачом, обучаясь на заочном. А вот на работу я вышла в срок, как положено. Работала я только в ночь, чтобы совмещать с университетом. Всё на работе было спокойно. Так же срались в коллективе, пытаясь сместить старшую медсестру, так же флиртовали с хирургами. Я провела два года в детском доме, и год в студенческом общежитии, пока восемнадцать не стукнуло, и там научилась нейтральности. Чтобы бы вокруг меня ни происходило, я хранила нейтралитет. Меня пытались втянуть в очередную войну друг с другом, я мило улыбалась и предлагала выпить чаю. Сначала это всех бесило, считали, что выскочка и высокого о себе мнения, а потом – привыкли. Несли ко мне все свои беды, горести и обиды, зная, что я сплетничать не стану.
Вот и сейчас, только в сестринскую вошла, следом Женя. Именно она была задавалой в новой коллективной войне.
– У меня шоколадка есть, – сказала она.
Достала, зашуршала обёрткой, я чаю налила.
– Скоро можно будет поспать, – посмотрела на часы я.
Реанимация, поэтому спали мы строго по очереди, перехватывали по часику, смены выматывали. Как работали сутками я представляла с трудом, как и то, что мне наверняка придётся, если сумею стать акушером.
– Там раненого привезли, – с набитым ртом сказала Женя. – Огнестрел. В пятую палату ляжет. Охранять его будут, менты понаехали.
Нагрузка была большая, поэтому палаты мы негласно делили. Половина моя, половина Жени, в ночь мы с ней вдвоём дежурим. Пятая палата была не моей.
– Отдай, – попросила я.
– Да зачем тебе? – удивилась она. – С ним мороки на всю ночь будет, бегать проверять дышит или нет.
– Интересно, – пожала плечами я. – Да и спать не хочется, я днем хорошо поспала.
Женя с удовольствием согласилась, с тяжело ранеными и правда мороки много было. Потом в палату шла и сердце замирало. Вдруг Виктор там? Или Михаил. И ему снова нужна моя помощь. Но…мужчина был мне незнакомым. Никакого романтического флёра – жизнь его знатно потрепала. А охраняли его, потому что свидетель важный.
Никого не нужно было спасать. Я снова всего лишь медсестра – странно, но я испытывала разочарование. Я не хотела, чтобы гибли люди, но моя жизнь в те дни была такой полной, такой не похожей на эти унылые будни…
Так прошла ещё неделя. Я гнала от себя мысли о Михаиле и все равно думала. Наверное, уже выздоравливает. С хорошей то медицинской помощью, которая не чета моей. Раны, по срокам, уже зарубцеваться должны. Слабость, возможно, уже есть, но думаю, уже ходит.
В тот день я пришла с привычной смены. Пациентка в одной из палат вымотала за ночь. Состояние у неё было тяжёлое, но она была в сознании, если это можно назвать сознанием. Она кричала, вырывала из себя капельницы, два раза упала на пол, раз так, что разошлись швы. Дежурный хирург был на экстренной операции, пришлось вызванивать главу отделения прямо ночью и просить добро на сильное успокоительное. Потом Женя держала её, я укол делала… Как в психушке.
Я была опустошена. Погуляла с Тотошкой, тот ещё упрямо не хотел обратно домой, а мне спать так хочется, что голова кругом. Домой вернулась, с трудом сходила в душ и заставила себя съесть йогурт. Затем наконец до постели добралась и поняла – спать не могу. Просто лежу в потолок смотрю и в голове ни сна, ни единой толковой мысли. Перевела взгляд на телевизор, который не смотрела даже. На нем снова пыль. Скользнула взглядом по полкам. Фотографии меня и Андрюшки, он маленький совсем. Куча безделиц, которые могли хранить бы память, но почти не было моментов, которыми я бы дорожила. На третьей снизу полке стояла шкатулка. Деревянная, обманчива простая, но наверняка дорогая. Такой у меня никогда не было.
Я так удивилась, что села в постели, хотя казалось даже на дыхание сил не осталось, так устала. Подошла. Взяла. Открывать сразу не стала, пошла на кухню, села за стол, ещё раз внимательно шкатулку осмотрела. Не новодел, может даже антиквариат.
– У нас дома кто-то был, а ты мне даже не сказал, – укоризненно попеняла Тотошке, а тот виновато поджал хвостик.
А потом открыла шкатулку. В ней деньги было. Много. Не в рублях. Столько много я никогда не видела, даже риэлторы чёрные, пытавшиеся у восемнадцатилетней меня квартиру выкупить, столько не предлагали. Денег было так много, что это не укладывалось в голове.
– Да мы с тобой, – задумчиво пробормотала я, – выходит миллионеры, Тотош.
Достала стопки, разложила на столе. Пыталась умножать по курсу – не вышло. Задумалась. Что мне делать с этими деньгами? Квартиру купить? Так у меня есть. В путешествие поехать? Не могу, мне скоро на учёбу. Бросить работу? Я уставала, как черт, но работа, это единственное, что привносило в мою монотонную жизнь хоть какой-то смысл и разнообразие. Как я буду без утренних склок Жени с начальством? Да с ума от скуки сойду. Выходило, что деньги мне не нужны. В них не было никакого смысла, они не будили во мне ни радости, ни азарта, не даровали мне счастье обладать ими.
Они были у меня ещё два дня. Иногда я даже забывала о том, что они у меня есть. Потом – вспоминала. И казалось иногда, что от меня откупились. Я готова была отдать свою жизнь, а мне дали денег.
И тогда я решилась. Положила шкатулку в рюкзак, Тотошку поцеловала в тёплый пушистый лобик , и вечером выходного дня я отправилась к тому самому ночному клубу. Совсем не уверена, что недавно оправившийся от ран Дежнев там, но клуб это единственное, что меня могло к нему привести. Снова позвонила в заднюю дверь. Охранник был тот же самый.
– Что надо? – спросил он.
– Не узнаешь? Я приходила сюда эдак недели две три назад. Я была в грязи и в листьях.
– Чокнутая, – прошипел он, втаскивая меня за рукав внутрь и захлопывая за мной дверь. – Ты чего припёрлась.
Я улыбнулась так, словно встреча с этим парнем лучшее, что могло случиться в моей жизни.
– Дежнева мне надо. Ну, или Ахмеда хотя бы, при условии, что он мне Дежнева позовёт.