Но сейчас все иначе. Койка подо мной кажется мягче, чем обычно. Ощущение неправильности заползает в сознание, просачивается через каждый уголок разума. Это не моя привычная палата, это не те холодные простыни, которые царапают кожу. Это что-то другое. А может, я вовсе не здесь? Может, я все еще в подвале? Может, ничего этого не было? Ни реанимации, ни Борьки, ни бесконечных ночей в дурдоме. Ни Лазарева.

Я боюсь пошевелиться. Страх, как липкая паутина, опутывает тело, сковывает мысли, заставляя оставаться на месте. Мой мозг начинает предаваться самым темным сценариям, зашептывает о том, что все это – лишь иллюзия. Может быть, это был просто сон? А сейчас реальность снова поглотит меня, и из темноты донесется то самое мерзкое шуршание, от которого меня всегда бросало в дрожь. Перебор маленьких лапок, движение крысы, которая всегда была поблизости, готовая подползти к моему телу, как только я ослаблю внимание.

Раз. Два. Три. Соберись. Я стараюсь вернуть себе контроль. Сделать глубокий вдох, заставить себя ощутить свое тело. Выдохни. Попробуй пошевелиться. Рука скользит по постели. Никаких прикованных к запястьям ремней. Мое тело свободно. Я осторожно щупаю вокруг. Простыни. Кровать. Да, это не подвал. Это не сон.

Я у Лазарева.

Но страх не отпускает меня так просто. Тело еще не может полностью расслабиться, как будто ожидание опасности все еще скрывается где-то в темноте. Я поднимаюсь на локти, прислушиваюсь. Кажется, дом молчит. Никаких звуков. Во рту сухо. В горле словно наждаком прошлись, и я чувствую, как каждая клетка просит глоток воды. Может, найти Лазарева? Он наверняка знает, где кухня, или сможет принести мне воды. Но вдруг он спит? Я не хочу его будить. Что, если он разозлится?

А если утро не скоро? Вдруг до него еще целая вечность, и я буду лежать здесь, задыхаясь от жажды и страха? Может быть, я смогу сама найти кухню? Но что, если по дороге я наткнусь на кого-то или что-то? Что, если этот дом полон темных углов, как палаты в клинике, где за каждым поворотом скрывалась тень, где каждый шорох заставлял сердце замереть?

Я осторожно сползаю с кровати, стараясь не издать ни звука. Ноги, еще не привыкшие к мягкости ковра, чувствуют каждую ворсинку. Странное ощущение. Я осторожно пробираюсь к двери. Тишина тянется, как резина, словно дом ждет, когда я нарушу этот покой. Я приоткрываю дверь и выхожу в коридор.

Этот дом… Он слишком тихий. В клинике, даже среди ночи, всегда был какой-то фон: чьи-то стоны, шарканье ног по полу, голоса санитаров, шепот психов, что гуляли по коридорам в поисках своих потерянных мыслей. Но здесь все иначе. Здесь настолько тихо, что я слышу свое собственное дыхание, как эхо, возвращающееся ко мне от стен.

Шаг за шагом я продвигаюсь вперед. Воспоминания о клинике начинают всплывать, как тени прошлого, неотвязные и тяжелые. Там, среди зеленых стен, я часто бродила по коридорам, слыша крики и плач, видя, как других пациентов волокли в смирительных рубашках, как они били и наказывали тех, кто осмеливался сопротивляться. Однажды ночью я слышала, как одного парня тащили за волосы, его крики эхом разносились по зданию. Я не знала, что с ним случилось, но на следующий день его койка была пуста.

Эти образы преследуют меня, как кошмарные сны. Как те, что приходили ко мне в больничной палате. Во сне я снова была в подвале, снова была привязана, и их шаги медленно приближались. Я видела их силуэты в темноте, но не могла закричать, не могла даже пошевелиться.

Мои руки снова инстинктивно тянутся к запястьям, как будто проверяют, на месте ли шрамы. Они напоминают о том, что прошлое – это не просто воспоминание, а рана, которая не заживает. Каждую ночь я ждала, что они вернутся. Что снова зажмурюсь и почувствую эти грубые, жестокие руки на себе.

Я встала с кровати, и первое, что пришло в голову, – что-то не так. Ощущение тревоги захватило меня, будто что-то было неладно. Окинув себя взглядом, я сразу поняла: я совсем голая. Чувство дискомфорта, словно холодный ветер, обожгло кожу. Нет, так точно не смогу выйти. Вдруг столкнусь с кем-нибудь? Глупо пытаться найти воду, когда твоя нагота кричит о беспомощности.

Быстро соорудила из простыни что-то вроде римской тоги. Ткань слишком велика, конечно, но лучше так, чем ничего. Ощущение материи на теле немного успокаивало, как будто эта импровизированная одежда могла защитить меня от всего внешнего мира. Наощупь я выбралась из комнаты в коридор. Лестница должна быть где-то справа. Направо, налево… пытаюсь вспомнить, как мы сюда пришли.

Свет на первом этаже горел. Лестница тоже была достаточно хорошо освещена, но страх споткнуться, запутаться в простыне и скатиться вниз не покидал меня. Пальцы вцепились в ткань, словно это могло дать мне дополнительную опору. Ноги двигались осторожно, почти бесшумно, как у зверя, который не хочет привлекать внимания. Казалось, дом следил за каждым моим шагом, и от этого по спине пробежала дрожь. Каждый скрип пола отзывался эхом в голове, напоминая, что я в чужом месте.

Приглушенные звуки доносились откуда-то издалека, словно из другого мира. Кто-то здесь был. В темноте мое воображение разыгралось, словно в детстве, когда я оставалась одна дома и боялась каждого шороха. Не хотелось думать о том, кто может скрываться за стенами этого дома. Лазарев казался надежным, но я знала, что за внешней добротой могут скрываться самые темные намерения.

Я свернула наугад в левый коридор, отходящий от широкого холла. Здесь все было хорошо освещено – свет казался спокойным, ровным, будто пытался убедить меня, что ничего страшного не произойдет. Но я уже давно не доверяла таким вещам. Свет, как и тишина, мог обмануть. Он мог быть просто маской, скрывающей что-то более темное за собой.

Одна из дверей была приоткрыта. Это могло быть то, что я искала. Вода? Кухня? Или кто-то, кто мог бы помочь. Медленно подхожу ближе, заглядываю внутрь. Мое сердце забилось быстрее, когда я увидела то, что было за дверью. Что-то… не то. Мои глаза расширились от ужаса.

Передо мной действительно оказалась кухня. Лазарев сидел на табурете, откинувшись назад и опираясь рукой на стол, как будто собирался вздремнуть.

Одной рукой он судорожно стискивал край столешницы, а его вторая рука по-хозяйски прижимала к паху светлую голову увлеченной процессом девушки.

Это эротическое представление сопровождалось старательным причмокиванием и напряженным дыханием Лазарева. Я его не узнавала, передо мной словно был совершенно другой человек!

Его лицо искривлялось в самых разных гримасах, словно не могло остановиться на одном выражении. И вот, когда его тело сотрясло резкой судорогой, он шумно выдохнул и резко рванул вперед. В этот момент все его лицо исказилось гневом, и он с размаху ударил светловолосую девушку в лицо.

Она отскочила назад, едва удержав равновесие, и, прижавшись спиной к тумбе, начала тереть скулу, на которой уже наливался синяк. Ее темные глаза на мгновение сверкнули злостью, но тотчас погасли, словно страх снова взял верх.

– Тварь, опять забыла про зубы! Сколько можно тебе повторять? – гневно вскрикнул Лазарев.

Мои внутренности словно перевернулись, затянувшись тугим узлом. В голове моментально всплыли самые ужасные мысли. Лазарев был таким же, как они. Те, кто разрушил мою жизнь, кто забрал у меня все. Он тоже лгал. Он будет заставлять меня. Использовать, как вещь, как игрушку, и, когда ему будет мало, он будет бить. Будет причинять боль так же, как они. Все возвращается. Подвал. Мрак. Только теперь это больше и… "комфортнее".

Оказалась не в том месте и не в то время

Мои руки судорожно вцепились в дверной косяк, как будто я могла удержаться за него, как за последний оплот здравомыслия. Деревянная поверхность под пальцами была единственным, что соединяло меня с реальностью. Не дай разуму уплыть. Не дай тьме снова захватить. Внутри разрастался панический крик. Нет! Я не хочу снова это переживать. Не хочу!

Бежать.

Я развернулась, неосторожно задевая дверь. Громкий удар, эхо разлетелось по комнате, словно что-то рушилось не только снаружи, но и внутри меня. Все замерло. Время остановилось на мгновение, лишенное звука, словно пространство сжалось до узкой точки, в которой было только я, дверь, и тот ужас, что завладел всем моим существом.

Мой взгляд встретился с ее глазами. Девушка, стоявшая у тумбы, сначала смотрела на меня с удивлением, а потом… ее лицо исказилось в странной, почти оценивающей усмешке. Как будто она видела все это раньше. Как будто она знала, что я здесь не случайно. Лазарев, напротив, поспешно запахнул полы своего махрового халата, словно это могло скрыть от меня его позор. В его глазах застрял неподдельный ужас, как у зверя, застигнутого в ловушке.

Он не ожидал, что я пойму. Не думал, что я узнаю его настоящую сущность. Конченый урод, как и все остальные. Все его ласковые слова, обещания, обернутые в дорогие машины и уютные комнаты – все это лишь ложь. Лицо Лазарева отражало страх разоблачения, как будто его собственный мир рушился вместе с моим.

Но, по сути, я оказалась не в том месте и не в то время.

Я почувствовала, как мир вокруг замер. Лазарев стоял, словно в ступоре, его глаза метались, но мысли явно застряли в каком-то тупике. Он не знал, что делать. Это был мой шанс. Шанс сбежать. Я медленно развернулась, тихо, едва дыша, будто боялась, что любое неверное движение вызовет бурю. Но он остался неподвижен, как статуя. Воспользовавшись его замешательством, я сделала несколько шагов назад и, не глядя на него больше, направилась к двери.

Мой разум лихорадочно искал выход. Уйти на улицу? Нет, это не вариант. Там охрана, они сразу меня схватят, и тогда будет все еще хуже. Эти люди не знают жалости, их не смущают мои слезы и крики. Я слишком много раз видела, как они действуют, как ловко ломают тебя, как ставят на место тем, что им под силу – болью. Нет, улица отпадает.

Мне нужен другой путь. Единственный, который казался правильным. Единственный, который мог бы положить конец всему этому кошмару. Я свернула в коридор, стараясь не привлекать внимание, шла медленно, размеренным шагом, но как только достигла лестницы, ноги сами понесли меня вниз. Я бежала, уже не думая о том, услышат ли меня. Лестница под ногами громко скрипела, но страх, что они могут меня остановить, придал мне сил.

Добежав до ванной, я начала лихорадочно рыться по полкам, переворачивая все, что попадалось под руку. Мои пальцы метались, хватаясь за все, что казалось нужным, но ничего не было подходящим. Мне нужно было лезвие. Обычное лезвие. Все просто – один быстрый порез, и все закончится. Но, конечно, здесь не было ничего подходящего. Разноцветные флакончики с шампунями, гели для душа, триммер, футляр с электробритвой. Я продолжала шарить по полкам, как загнанное животное, не находя выхода.

Взгляд упал на зеркало. Мое отражение – взъерошенное, с воспаленными глазами и побелевшими губами – испугало меня. Неужели это я? Как будто кто-то другой смотрел на меня из-за стекла. Лицо, искаженное страхом, с безумным огоньком в глазах. Нет, это не безумие. Это не может быть безумием. Я просто ищу выход. Мне нужно спастись. Лезвие – это спасение. Я не останусь здесь, в этом подвале, не буду рабыней Лазарева, как когда-то была рабыней тех людей, которые разбили мою жизнь.

Все, что мне нужно – всего лишь маленький предмет, и все закончится. Нет больше Лазарева, нет страха, нет боли. Я смогу уйти, раз и навсегда. Мои пальцы дрожали, когда я продолжала искать. Внутри меня нарастала паника, но ее сменяла решимость. В моей голове был только один четкий план. Я больше не позволю им управлять моей судьбой.