Джоливет развернулся и не спеша пошел прочь, а старик-ашкар – Бенсимон – поманил Кела пальцем.

– Идем со мной.

И повел мальчика во дворец.

Прежде всего в Маривенте Кела поразили его размеры. Коридоры дворца были широки, как залы, а лестницы казались больше, чем корабли. Коридоры расходились во всех направлениях, как ветви коралла.

Кел думал, что все внутри будет белым, как и снаружи, но оказалось, стены выкрашены в чудесные цвета – голубой и бледно-желтый, изумрудный и лавандовый. Предметы мебели были изящными, как драгоценные безделушки, и Келу пришло в голову сравнение со сверкающими жуками. Даже ставни, на которых были вырезаны или нарисованы цветущие сады, выглядели настоящими произведениями искусства. Кел даже не представлял, что комнаты и залы здания, пусть и самого величественного, могут быть прекрасны, как закат. Почему-то это успокоило его. Наверняка в таком прекрасном месте с ним не может произойти ничего дурного.

К несчастью, рассматривать интерьер было некогда. Бенсимон, видимо, забыл о том, что сопровождает ребенка, и шагал очень быстро. Кел вынужден был бежать за ним. Это показалось ему нелепым, ведь из них двоих именно он не хотел идти туда, куда они направлялись.

В держателях на стенах, высоко над головой Кела, горели факелы. В конце концов старик подошел к массивным двойным дверям, покрытым сусальным золотом. На створках были вырезаны сцены из истории Кастеллана: разгром флота Империи, потопление Тиндариса, король, дарующий членам Совета первые хартии, сооружение часов на Ветряной башне, пожары во время эпидемии Алой Чумы.

Перед дверями Бенсимон задержался.

– Сейчас мы войдем в Сияющую галерею, – объявил он. – Это еще не тронный зал, но все же церемониальное помещение. Веди себя подобающе.

Войдя в Сияющую галерею, Кел едва не ослеп. Все было белым. Он никогда не видел снега, но слышал рассказы о торговых караванах, застрявших в горах к северу от Хинда, на заметенных снегом перевалах. Говорили, что там тоже все белое и стоит такой мороз, что у человека трескаются кости.

В галерее были белые стены, белый пол и белый потолок из того же камня, что и наружные стены дворца. В дальнем конце комнаты, которая показалась Келу огромной, как пещера, находилось возвышение, а на нем стоял длинный стол из резного дерева с позолотой, который едва не прогибался под тяжестью хрустальных кубков, алебастровых тарелок, чашек из тончайшего фарфора.

Кел вдруг понял, что голоден. «Проклятье».

Бенсимон закрыл двери и повернулся к нему.

– Через час, – сказал старик, – за этим столом будут сидеть члены благородных семей Кастеллана. – Он помолчал. – Надеюсь, ты слышал о Совете Двенадцати? О Семьях Хартий?

Кел не издал ни звука, хотя его и разозлило отношение Бенсимона, явно считавшего его невеждой. Но ничего, так даже лучше, сказал он себе. Пусть думает, что он, Кел, никчемный безмозглый мальчишка. Может, тогда его отошлют домой.

Но нет, Бенсимон наверняка догадается, что это притворство. Все в Кастеллане слышали об аристократах с Горы и тем более о Семьях Хартий. Их имена и их занятия были общеизвестны, как названия городских улиц и площадей.

– Казалет, – произнес Кел. – Роверж. Аллейн. Я не могу назвать все имена, но о них знает каждый. Они живут на Горе. Они владеют хартиями… – Он зажмурился и попытался вспомнить уроки сестры Бонафилии. – Хартии – это… гм-м… специальные разрешения короля, позволяющие им контролировать торговлю на Золотых Дорогах.

(Кел не стал добавлять, что Бонафилия описывала систему хартий как «гнусный план, нацеленный на то, чтобы сделать богатых еще богаче, и не приносящий ничего хорошего обычным купцам Кастеллана».)

– Верно. А также морскую торговлю, – кивнул Бенсимон. – Запомни, что у каждого Дома имеется своя хартия: например, Дом Распаев контролирует торговлю лесом, Аллейнов – шелком. Хартия представляет собой большую ценность, ее дарует король, но он может и отобрать ее, если пожелает. – Старик вздохнул и провел руками по коротко стриженным седым волосам. – Однако сейчас у нас нет времени на уроки истории. Насколько я понимаю, тебе не хочется здесь находиться. Очень жаль. Ты ведь гражданин Кастеллана, верно? Но твои родители родом из Мараканда или, может быть, из Хинда?

Кел пожал плечами. Он часто думал о том, к какому народу принадлежали его родители. У него была смуглая кожа, более темная, чем оливковая кожа жителей Кастеллана, но, в отличие от других детей в приюте, он ничего не знал о своем происхождении.

– Я родился здесь. Насчет отца и матери не знаю. Никогда их не видел.

– Если ты родился здесь, значит, являешься подданным короля и гражданином нашего государства, – ответил Бенсимон. – Тебе… – он наморщил лоб, – лет десять, верно? Тебе должно быть известно о существовании наследного принца.

Кел сосредоточился и сумел вспомнить имя.

– Конор, – произнес он.

Брови Бенсимона взлетели.

– Принц Конор, – поправил он. – Сегодня в Маривент прибыла делегация из Сарта. Возможно, ты знаешь о том, что отношения между нашими государствами в последнее время являются довольно напряженными.

Сарт и Кастеллан граничили друг с другом и постоянно ссорились по поводу налогов, товаров и доступа к Золотым Дорогам. Матросы из доков называли жителей Сарта «этими ублюдками на границе».

Кел решил, что именно это подразумевается под выражением «напряженные отношения».

– Тем не менее король – который, естественно, прежде всего заботится об интересах граждан Кастеллана – стремится поддерживать мир с нашими соседями. Политический… э-э… капитал нашего города включает, среди прочего, нашего наследного принца Конора. Следует учитывать вероятность того, что в будущем король пожелает заключить брак между своим сыном и одним из отпрысков королевской семьи Сарта. По этой причине очень важно, чтобы принц Конор, несмотря на свой юный возраст, присутствовал на сегодняшнем банкете. К несчастью, он занемог. – Старик внимательно смотрел на Кела. – Ты понимаешь, о чем я?

– Принц заболел и не может прийти на пир, – сказал Кел. – Но при чем здесь я?

– Если принц будет отсутствовать на ужине, это произведет плохое впечатление. Поэтому ты займешь его место.

Комната завертелась перед глазами у Кела.

– Я… что сделаю?

– Займешь его место. От него не ждут длинных речей. Вы с ним примерно одинакового роста, возраста, у вас похожий цвет кожи и волос – его мать, королева, родом из Мараканда, как тебе, без сомнения, известно. Мы приведем тебя в порядок, отмоем, облачим в одежду принца. Во время ужина ты будешь сидеть тихо. Не разговаривай, старайся не привлекать внимания. Можешь есть сколько угодно, только смотри не объедайся, чтобы тебя не стошнило. – Бенсимон скрестил руки на груди. – Если твое поведение нас устроит, тебе дадут кошель с золотыми кронами и ты вернешься к Сестрам Айгона. Если нет, ты ничего не получишь, кроме выговора. Тебе ясны условия сделки?

Келу не раз приходилось заключать сделки. Он получал пару мелких монет, выполняя поручения сестер, яблоко или конфету за то, что забирал пакет с корабля и доставлял в дом купца. Но он никогда не видел золотой кроны, а тем более целого кошеля крон.

– Люди знают, как выглядит Ко… принц Конор, – пробормотал он. – Я не смогу их обмануть.

Бенсимон извлек из кармана какой-то предмет. Это был прямоугольный медальон из кованого серебра на цепочке, похожий на тот, что висел на шее у самого советника. Медальон блестел в свете факелов. На нем были выгравированы какие-то цифры и неизвестные Келу буквы. Значит, предмет заключал в себе магию народа ашкаров. Только они знали, как манипулировать буквами и цифрами, как совмещать их, чтобы они приобретали магические свойства; вообще-то, и колдовать умели только ашкары. Так было со времен Раскола.

Бенсимон, не спрашивая разрешения, надел цепь на шею Кела, и серебряная подвеска скользнула под грязную рубаху.

– Эта штука сделает меня похожим на принца? – спросил Кел, подавляя желание оттянуть ворот и взглянуть на амулет.

– Не совсем верно. Она действует иначе. Люди, которые будут на тебя смотреть, увидят мальчика, напоминающего нашего наследного принца телосложением, цветом лица и волос; а подвеска сделает их более склонными видеть вместо тебя принца Конора. Слышать его голос, когда ты заговоришь. Цвет глаз другой, – произнес старик вполголоса, обращаясь к самому себе, – но ничего, это неважно; люди видят то, что ожидают увидеть, а они ожидают увидеть принца. Эта вещь не изменит твою внешность в буквальном смысле слова, понимаешь меня? Она просто изменит восприятие тех, кто будет на тебя смотреть. Людей, которые близко тебя знают, не обмануть, но остальные обманутся.

Кел кое-что понял из сказанного. Он слышал рассказы о магии, существовавшей до Раскола, – тогда маги могли уничтожить гору или превратить человека в дракона. Сейчас магия – магия народа ашкаров, талисманы, амулеты, зелья, продающиеся на Мясном рынке, – была лишь бледной тенью той, прежней. Она могла убеждать людей, направлять их, но не обладала способностью изменять реальность.

– А теперь, – произнес Бенсимон, – предлагаю тебе высказаться.

Кел прикоснулся к цепочке, слегка потянул ее.

– Нет у меня большой охоты это делать, – ответил он. – Но и выбора нет, так?

Бенсимон холодно улыбнулся.

– Верно, выбора у тебя нет. И не говори «есть охота» или «нет охоты». Так говорят только уличные мальчишки из Садка.

– А я и есть уличный мальчишка из Садка, – напомнил ему Кел.

– Не сегодня, – возразил Бенсимон.

Кела привели в тепидарий: огромное помещение, часть общественной бани, с мраморным полом и двумя каменными бассейнами. Из большого круглого окна открывался вид на огни ночного Кастеллана. Кел старался не смотреть по сторонам и стоял, уставившись в одну точку, пока его раздевали, мылили и ожесточенно терли мочалкой. Вода в бассейне стала коричневой.

Кел поразмыслил над тем, стоит ли доверять этому Бенсимону, и решил, что не стоит. Бенсимон сказал, что принц заболел – занемог, – но ведь Джоливет приезжал в приют месяц назад. Он не мог тогда знать о том, что наследный принц заболеет именно сегодня, в день пира, и что ему понадобится двойник.

Кроме того, Кел не верил, что после приема его отправят домой с кошельком монет. Это звучало слишком хорошо. В Лабиринте часто рассказывали историю о Короле Старьевщиков, самом знаменитом преступнике Кастеллана. Говорили, что однажды он пригласил трех своих соперников-преступников к себе домой и угостил их роскошным обедом, предложив стать партнерами и совместно управлять криминальной «империей». Но они, увы, так и не пришли к соглашению, и Королю Старьевщиков пришлось отравить гостей, поскольку теперь они слишком много знали о его делах. (Тем не менее он оплатил пышные похороны всех троих.)

Кел, естественно, понимал, что, сам того не желая, узнал много такого, о чем не следовало знать, и что ему предстоит узнать еще немало. Он попытался продумать свое дальнейшее поведение, воображая, будто играет с Касом, но ему не пришло в голову ничего нового. Надо просто держаться как можно незаметнее, подумал он.

После купания его вытерли, набрызгали духами, обули и одели в серо-голубой атласный фрак с серебряными застежками на рукавах и вороте. Дали бархатные штаны, мягкие, как шерстка мыши. Подстригли волосы и завили ресницы.

Когда он наконец смог взглянуть на себя в зеркало, занимавшее всю западную стену, то в унынии подумал, что, если покажется в Лабиринте в таком виде, его сначала изобьют и разденут догола «пауки», а потом схватят солдаты и повесят на столбе у ворот Талли.

– Прекрати шаркать ногами, – приказал Бенсимон, который все это время наблюдал за происходящим из угла, словно ястреб, собирающийся спикировать на кролика. – Подойди сюда.