Кел приблизился к советнику, а слуги бесшумно исчезли. Через несколько мгновений мальчик остался в зале наедине с Бенсимоном, а тот протянул руку, приподнял его голову и принялся бесцеремонно его разглядывать.

– Повтори мне, что ты будешь делать сегодня вечером.

– Изображать Кон… принца Конора. Сидеть за столом во время банкета. Говорить как можно меньше.

Бенсимон, видимо, удовлетворенный ответом, отпустил подбородок Кела.

– Король и королева, разумеется, знают, кто ты такой; об этом не волнуйся. Они привыкли играть роль.

Почему-то до сих пор мысль о необходимости общения с королем не приходила Келу в голову.

– Король будет разговаривать со мной как со своим сыном?

Бенсимон фыркнул.

– Я бы на твоем месте не слишком радовался, – сказал он. – Ты здесь никто.

Услышав это, Кел испытал облегчение. Если важные лица не будут обращать на него внимания, у него еще есть шанс дожить до утра.

Бенсимон повел Кела по лабиринту коридоров дворца. Они спустились по лестнице для слуг в какую-то небольшую, но со вкусом обставленную комнату со множеством книжных шкафов; в дальнем конце комнаты находилась высокая позолоченная дверь, а из-за двери доносилась музыка и смех.

У Кела дрогнуло сердце, и впервые ему захотелось задержаться во дворце. Книги. Единственными доступными ему книгами были потрепанные романы, которые приют получал в дар от благотворителей. Но, конечно, эти увлекательные истории о пиратах и фениксах, колдунах и моряках не принадлежали ему. Учебники, в которых говорилось о павших империях, о строительстве Золотых Дорог, сестры держали взаперти и раздавали только во время уроков. Однажды боцман в награду за выполненное поручение подарил Келу старую книжку с рассказами, но сестра Дженова конфисковала ее. По ее словам, моряки читали только два вида книг: истории об убийствах и порнографию.

А эти книги выглядели прекрасными, как закат над Тиндарисом. Кел чувствовал благоухание кожаных переплетов, аромат чернил и еще какой-то горький запах, напомнивший ему о бумажной фабрике.

Бенсимон наблюдал за ним прищурившись – так профессиональный игрок наблюдает за жертвой.

– Значит, ты умеешь читать. И тебе это нравится?

Келу не пришлось отвечать. На пороге комнаты появились два человека в окружении гвардейцев, и он был настолько ошеломлен, что забыл обо всем.

Первой мыслью Кела было то, что он еще никогда в жизни не видел таких красивых людей. Потом он подумал: может быть, это оттого, что они так тщательно причесаны и одеты, оттого, что их одежда дорогая и модная? Он никогда не видел вблизи шелка, атласа и золотой парчи и не знал, как они называются; это были просто богатые мягкие ткани, мерцавшие в свете факелов.

Короля он узнал сразу – неудивительно, ведь его портрет украшал монеты Кастеллана. На монетах он был изображен в профиль и смотрел направо – в сторону Сарта, государства-соперника, как говорили люди. Но только сейчас Кел увидел его массивную фигуру, грудь, похожую на бочку, руки борца. Келу захотелось попятиться при виде этого гиганта. У него были широко расставленные светлые глаза, в русых волосах и бороде виднелась ранняя седина.

У королевы были темные густые волосы, похожие на реку Страха ночью, и гладкая смуглая кожа. Она была высокой и стройной, и ее руки были унизаны кольцами. Среди драгоценных камней в ее перстнях не нашлось двух одинаковых. Ее шею и запястья украшали толстые золотые цепи, а волосы были убраны булавками с головками в виде золотых лилий. Кел вспомнил, что она была маракандской принцессой, а в этой стране считалось, что золото приносит удачу.

Королева устремила на Кела взгляд темных глаз, которые воспевали в тысячах поэм и баллад. Граждане Кастеллана гордились своей королевой; все знали, что она прекраснее королев Сарта или Хинда. Келу говорили, что королева Ганзы рядом с Лилибет из Кастеллана выглядит, словно утка, страдающая запором.

– Это и есть мальчик? – спросила она. У нее был глубокий голос, нежный, как шелк, и сладкий, как розовая вода.

– Верно, – произнес Бенсимон. Похоже, это было его любимое слово. – Вы готовы, ваши величества?

Королева кивнула. Король пожал плечами. А потом гвардейцы распахнули позолоченные двери, и Кела оглушила музыка.

Король медленно вышел из комнаты, королева последовала за ним. Никто из них и не подумал оглянуться.

Кел стоял как вкопанный.

Он почувствовал, как что-то коснулось его волос, – это Бенсимон надел ему на голову маленькую золотую корону. Руки Бенсимона на мгновение застыли над короной, и Кел подумал, что это похоже на благословение.

Старик неразборчиво проворчал что-то, потом подтолкнул Кела.

– Иди за ними, – приказал он, и Кел, спотыкаясь, сделал несколько шагов к золотым дверям, навстречу ослепительному свету.

Войдя, Кел прежде всего заметил две вещи. Во-первых, Бенсимон был прав: галерея оказалась заполнена аристократами. Кел в жизни не видел столько благородных в одном месте. Время от времени на улицах ему попадалась красивая карета, с грохотом катившая по булыжной мостовой, из открытого окна иногда мелькала небрежно выставленная рука в перчатке. Порой аристократ в бархатном костюме, увешанный драгоценностями, появлялся на борту парусника, где спорил с капитаном о продаже акций и о следующем плавании. Но такое зрелище было редкостью – все равно что увидеть саламандру. Келу и в голову не могло прийти, что в один прекрасный день он окажется среди целой толпы этих существ.

Во-вторых, он обратил внимание на стены комнаты и понял, почему они были белыми. Они представляли собой нечто вроде чистого холста, ожидавшего кисти художника. Сейчас стены были украшены яркими фресками с изображением самых славных моментов из истории Кастеллана. Кел не понимал, как такое возможно. (Позднее он узнал, что это были вовсе не фрески, а полупрозрачные экраны.) «Смотрите, – казалось, говорили они, – как прекрасен наш город, как он велик».

Полы устилали толстые маракандские ковры, а занавеси у восточной стены были раздвинуты, и из-за них виднелась галерея с колоннами. Между колоннами были расставлены деревья в кадках, выкрашенные золотой краской, и среди золотых листьев поблескивали плоды и ягоды из цветного стекла. Над галереей располагались хоры, где играли музыканты, облаченные в цвета королевской семьи. В огромном камине пылал огонь, на котором можно было бы поджарить дюжину быков.

Обитатели Горы расступались перед королевской четой, улыбались и кланялись, пока супруги шествовали к столу. В тепидарии Бенсимон сказал Келу, чтобы тот держал голову высоко и не смотрел по сторонам, но Кел не смог удержаться.

Мужчины были одеты в придворные костюмы и высокие сапоги из тисненой кожи; женщины, казалось, парили над полом в облаках шелка и атласа, бантов и кружев. Их волосы были убраны в высокие прически и украшены всевозможными булавками и гребнями в виде золотых роз, серебряных лилий, позолоченных звездочек и медных мечей. Такую роскошь простые люди могли увидеть только на картинках из жизни высшего общества, которыми торговали на Мясном рынке; дочери и сыновья купцов покупали журналы, чтобы почерпнуть из них скандальные сведения о жизни представителей благородных Домов и воображать себя супругом или супругой одного из них.

Бенсимон шагал следом за Келом. Когда они приблизились к столу, толпа поредела. Стол выглядел почти так же, как и час назад, если не считать новых украшений. В позолоченных вазах стояли «букеты» из павлиньих перьев, раскрашенных золотом, а в центре стола, между блюдами, змеилась гирлянда из лилий, перевитая золотыми цепями. Приторный восковой аромат заполнял комнату.

Кел, словно во сне, позволил Бенсимону провести себя к одному из трех кресел с высокими спинками, которые стояли в центре. Королева села слева от Кела; справа сидела симпатичная девочка примерно его возраста в бледно-желтом платье, с тщательно завитыми светлыми волосами.

Кел в панике взглянул на Бенсимона: как они могли посадить его рядом с ровесницей? Взрослый не обратил бы на него внимания, но девочка со светлыми кудряшками уже уставилась на Кела, блестя глазами. Очевидно, она хорошо знала принца Конора.

Бенсимон посмотрел на Кела, приподняв бровь, потом отошел и занял свое место за креслом короля.

Девочка наклонилась к Келу и прошептала:

– Я слышала, что ты заболел. Думала, ты не придешь.

Кел уцепился за этот «спасательный трос».

– Король настоял, – тихо произнес он, надеясь на то, что принц называет отца именно так.

Кел помнил слова Бенсимона насчет талисмана. Магия могла в некотором роде «изменить» его внешность и голос, но не могла изменить его слов. Он старался тщательно подбирать выражения, вспоминая, как они с Касом во время игр изображали благородных авантюристов, как повторяли фразы, вычитанные в приключенческих романах.

– Мне не оставили выбора.

Девочка тряхнула кудрями.

– Ты действительно болен, – сказала она. – Раньше ты бы устроил скандал или хотя бы пошутил по этому поводу.

Кел постарался запомнить эту информацию. Итак, принц не стеснялся поднять шум, если его что-то не устраивало, и любил пошутить. Значит, у них было кое-что общее. Эти сведения могли пригодиться.

– Антонетта. – Женщина, сидевшая напротив, говорила вполголоса, не спуская глаз со светловолосой девочки. – Сядь же прямо.

Антонетта. Значит, так звали его соседку, а женщина, сидевшая напротив них, наверняка была ее матерью – очень красивой. У нее были вьющиеся светлые волосы и белая кожа; платье из шелка-сырца того же цвета, что и у дочери, едва прикрывало пышную грудь. В следующее мгновение она забыла об Антонетте и отвернулась к своему собеседнику, чернобородому мужчине с колючим взглядом.

– Кто этот человек? – прошептал Кел, обращаясь к Антонетте, сидевшей теперь очень прямо. – Тот, который заигрывает с твоей матерью?

Это были весьма дерзкие слова, но Антонетта улыбнулась – казалось, она нисколько не удивилась, услышав подобное замечание от Конора Аврелиана.

– Ты его не узнаешь? – недоверчиво спросила она. Одновременно она складывала салфетку на коленях, и Кел постарался имитировать ее движения. – Это же сенекс Петро д’Устини, один из послов Сарта. Рядом с ним сидит сена Анесса Тодерино.

Ну конечно. Кел мысленно упрекнул себя. Он должен был сразу догадаться: мужчина и женщина с оливковой кожей были облачены в темно-синее – цвет Сарта. В ухе у сенекса Петро поблескивал сапфир, а волосы сены, дамы с длинным носом патрицианки, были заплетены в многочисленные косы и уложены вокруг головы.

Чуть дальше сидел другой мальчик, похоже, одного возраста с Келом. У него была внешность уроженца Шэньчжоу, прямые черные волосы и лукавое выражение лица. Он подмигнул Келу, чем сразу расположил к себе «двойника», хотя тот знал, что взгляд предназначен не ему, а принцу Конору.

– Вижу, Джосс пытается привлечь твое внимание, – заметила Антонетта и скорчила рожу черноволосому мальчишке. Гримаса не была злой, скорее шутливой. – Наверное, ему ужасно скучно сидеть с Арталом Гремонтом.

Кел решил, что Антонетта имеет в виду могучего мужчину с толстой шеей, который восседал слева от Джосса. Его волосы были коротко острижены, как у солдата, а наруч гладиатора смотрелся неуместно на рукаве из дамасского шелка. Кел уже слышал это имя. Несмотря на то что Гремонт был аристократом, он развлекался, сражаясь на Арене с самыми известными гладиаторами Кастеллана. Все в городе – возможно, за исключением самого Гремонта, семья которого монополизировала торговлю чаем и кофе, – знали, что его «победы» подстроены.

– Леди Аллейн, – произнес сенекс д’Устини, обращаясь к матери Антонетты, – ваш наряд поистине чудесен. Если я не ошибаюсь, это сартская вышивка сонтозо у вас на манжетах? Вы просто ходячее подтверждение важности торговли шелками.