К моменту, когда бабушка тихонько заглядывает в комнату внука, малыш уже спит.

Два.

Дедушка крепко держит Толю за руку, но это не мешает мальчику крутиться юлой.

– Не вертись.

– Деда, скоро уже?

– Скоро, ещё минут десять.

Но для Толи десять минут – целая вечность. Наконец вдалеке показывается поезд.

– Это он?

– Он, он, – улыбается дедушка. – Потерпи ещё немного.

Толя начинает подпрыгивать на месте, готовый в любой момент сорваться, а поезд тем временем начинает тормозить.

– Деда, вон седьмой вагон, идем скорее!

– Не торопись. Видишь, толпа какая, придавят еще.

Людей и правда немало, но Толя легко находит глазами то самое, родное лицо.

– Папа!

В этот раз дед отпускает руку, позволяя внуку броситься в раскрытые объятия.

– Толька, привет! Ну ты и вымахал! – смеётся папа. Потом встает с корточек и молча жмет руку дедушке.

Толя тараторит без умолку: о секции по футболу, о третьем месте на школьной олимпиаде, о Вальке, которая его задирает, а отец лишь улыбается и треплет его по голове.

– Давай сначала домой, вещи оставлю, а потом мы с тобой пойдем гулять. И ты мне всё-всё расскажешь.

Толя кивает, переполненный восторгом. А впереди в эти выходные ещё столько всего интересного: океанариум, пицца, кино…

И, конечно, мечты о Москве, куда папа очень скоро Толю заберет.

Три.

На ноутбуке запущена Дота, схватка в самом разгаре. Вдруг наушники слетают с головы, больно задев уши.

– Ну сколько можно тебя звать?!

Толик ставит игру на паузу и резко разворачивает компьютерное кресло с сторону бабушки.

– Ну я же попросил меня не трогать, у нас с пацанами катка важная!

– Слышать ничего не хочу! Дед еле встает. Я целый день готовлю, убираю, а ты, здоровый лоб, чашку за собой помыть не можешь! А ну дневник покажи!

– Всё я могу! Можете отстать от меня хоть ненадолго со своими дневниками и чашками?

Перепалка заканчивается привычным «весь в отца пошел», и бабушка, пришаркивая, уходит из комнаты. Толик снова надевает наушники, но нормально поиграть у него так и не получается: минут через пятнадцать на экране телефона высвечивается «папа», и Толик спешно берет трубку.

– Алло?

– Ты как себя ведёшь?

Холодный, серьёзный тон застает Толика врасплох, и он начинает обороняться.

– Что она тебе наговорила, а? Всё я делаю! И мусор выношу, и учусь нормально. Ну, схлопотал тройку в прошлой четверти, так это русичка придирается!

Голос Толи срывается и начинает дрожать.

– Я так не могу больше, пап! Дед лежит, до туалета его отведи-приведи, бабушка орёт постоянно, что ни сделай, всего мало, то не так, это не так, а я…

– А я что сделаю?!

Вопрос вышибает из Толика дух, и он замолкает, растеряв весь свой запал.

– Алло? Меня слышно?

– Ты мог бы приехать. – Ответ звучит сдавленно и как-то фальшиво.

– Опять об этом? Ты уже взрослый парень и должен нести ответственность. Хватит бабушку доводить! Я не могу сорваться в любой момент по твоему капризу и…

– Да, я помню. Проехали.

– Что значит…

Толик завершает звонок и аккуратно кладет телефон на стол. Раньше гаджет полетел бы в стену, но сейчас срывать на нем злость не хочется. Да и нет никакой злости. Только странное спокойствие с каким-то неприятным душком.

«А я что сделаю?»

Толик пробует осмыслить фразу, и в груди неприятно давит, слова словно подпирают ребра изнутри. В этом таится какой-то смысл. Надо лишь суметь его образмерить, извлечь.

Снова шаркающий шаг.

– Мне твой отец звонил, сказал, ты ему нахамил и бросил трубку.

Молчание.

– Толь, ну сколько можно-то? Думаешь, мне легко? – Бабушка больше не ругается и выглядит изможденной. Когда она успела так состариться?

Толик медлит, но все-таки встает и приобнимает её за плечи.

– Извини, бабуль. Погорячился.

Бабушка растерянно приподнимает брови.

– Я пойду за продуктами схожу.

– Ладно, сейчас список дам… А ты чего это подорвался так?

– Проветриться надо. Ну и кто, кроме меня, сходит.

Бабушка ищет бумажку с перечнем продуктов, а Толик идёт в прихожую и натягивает потертую ветровку, проверяя карманы.

«Кто кроме меня? Никто».

Четыре.

На городском кладбище людей собралось много, половину Толя даже не знает. Он смотрит, как гроб медленно опускается в яму, убирает руку с бабушкиного плеча, подходит к могиле, зачерпывает горсть земли и кидает её на крышку.

– Спи спокойно, дедуль.

Отец купил билет на самолет, но рейс задержали, и он только-только, весь красный от спешки, приехал на похороны. Обнимает бабушку и Толю, говорит какие-то дежурные фразы, а потом, уже в кафе, даже произносит долгую, красивую поминальную речь. Дома они с бабушкой снова спорят, в этот раз, кажется, насчет переезда и «не в моем возрасте».

Всё это будто проходит сквозь Толю, не откладываясь в голове, не отзываясь в сердце.

Через неделю отец улетает. В этот раз никаких прогулок, общение с ним тоже не клеится. Толя решает лишний раз ему не звонить. Если тот захочет, свяжется сам, в конце концов.

Но отец не хочет, делая исключение разве что по праздникам.

Толя перебирает дедушкины вещи. Особенно тщательно он исследует большой книжный шкаф: там находятся не только редкие издания, но и письма, черно-белые фотокарточки, коллекция марок и даже старенький проектор для слайдов.

На верхней полке Толя находит коробку, открывает крышку. Внутри пара фотографий, на этот раз цветных.

Толя берет одну в руки и резко хватается за полку, чтобы не упасть.

Судя по дате, снимку три года. На нем улыбающийся отец, какая-то женщина и две девочки-близняшки детсадовского возраста, сидящие у них на руках. Толя переворачивает фотографию и читает надпись: «Ваши внучки, Катя и Вера».

Голова кружится, лицу становится щекотно, и крупная капля солёной воды падает прямо на глянцевую бумагу. Толя быстро смахивает её и вытягивает руку перед собой, чтобы фотография не намокла.

– Толенька, ты долго ещё?

В комнате появляется бабушка. На осознание уходит лишь пара мгновений, после чего она неожиданно быстро семенит к внуку и прижимает его к себе.

– Толька… Ох, Толенька… – повторяет она снова и снова, пока он рыдает, вжавшись в ее плечо.

Пять.

Толя идет по улице с особым чувством свободы. Ему восемнадцать. У него в кармане трудовая книжка, завтра на карточку капнет подрасчёт за работу в кол-центре.

Дома Толю ждет серьезный разговор.

– Тош… Папа возвращается.

– Ммм… – мычит Толя в ответ, жадно закусывая ложку супа черным хлебом. – Надолго?

– Надолго, Тош. Бизнес, говорит, прогорел из-за пандемии. Жена ушла. Вот он и…

Толя долго смотрит на бабушку, переваривая не только суп, но и новость.

– Так он типа… Навсегда, что ли?

Бабушка мнётся прежде чем ответить.

– Похоже, что так.

– И когда?

– Через три недели. Я тебе хотела раньше сказать, но не знала, как ты отнесешься. Я понимаю, ты на него обижаешься, но он же твой отец. Помиритесь…

Толя расплывается в улыбке.

– Я так рад, бабуль.

– Правда?

– Да, очень. И я тоже хотел с тобой серьезно поговорить.

Вокзал. В груди щемит, но Толя отмахивается от этого чувства. Теперь всё совсем, совсем по-другому.

Двери открываются. Один за другим вываливаются на перрон люди. Толя ищет взглядом знакомую фигуру,

Вот он. Отец.

Худой и какой-то… маленький. На лице прибавилось морщин, на голове – седины. Он идет навстречу медленной, чуть прихрамывающей походкой, совсем не такой, какую Толя помнит из детства.

Они смотрят друг на друга, испытывая неловкость, и каждый не знает, как начать разговор.

– Ну здравствуй, сын. Ты так вырос. – Отец ставит скудный багаж на землю и распахивает руки для объятий. Толя лишь протягивает ладонь, и они обмениваются рукопожатием.

– И тебе не хворать. – После небольшой паузы, Толя продолжает: – Хорошо, что ты вернулся.

Отец улыбается.

– Да я и сам рад. Давно хотел, но Москва эта… Всю душу высасывает, не вырвешься. Ну что, поехали домой?

Толя качает головой и достает из кармана блокнот.

– За бабушкой присмотр нужен. Я тут тебе написал, какие она лекарства пьет, когда к врачам ходит. Контакты подружек её и соседки, Татьяны Васильевны, на всякий случай. А сам я уезжаю, – Толя кивнул в сторону путей, – ближайшим рейсом.

– Куда? – Отец выглядит потрясенным.

– В Москву. В Бауманку поступил. Только бабушку оставить боялся. Но теперь не боюсь. – Толя улыбается и хлопает отца по плечу.

– Как это? Мы так не договаривались…

– А мы вообще никак не договаривались.

Снова гнетущее молчание.

– В общем, езжай домой. А я к камерам хранения, за чемоданами. Созвонимся.

Быстрым шагом Толя удаляется, оставив ошарашенного отца стоять посреди платформы. Сердце в груди выдает гулкое «тудум-тудум», как будто уже село в вагон и мчится далеко-далеко.

Никто больше не играет в прятки.

Алексей Канищев. ИСПОВЕДЬ СМОТРЯЩЕГО НА РЕКУ

«Я – это не моё тело. Я – это не мои мысли. Я – это не моя работа. Всё, что я могу наблюдать – это не я. И кто же тут я?»

Павел сидел на перевёрнутой лодке на берегу реки и смотрел, как буксир, натужно гудя старым дизелем, тащит баржу. В небе орут чайки, под ногами – гниют водоросли. Если наступить – под ними захрустят ракушки и вонь усилится. Волны от баржи достигли берега, шумно выплёскивают мусор и осенние листья. Зябкая осень здесь начинается уже в августе.

«По правому берегу – красные буи, по левому – белые конусообразные. Их не надо зажигать и гасить, это делает автоматика. Я тот, кто заряжает и меняет аккумуляторы.

Я – бакенщик».

Если долго смотреть на реку, то можно увидеть, как мимо проплывает собственная, очередной раз обнулённая жизнь.

Раз в несколько лет Павел менял город, работу, семью и начинал всё заново по цепочке: прекрасно, хорошо, привычно, постыло, раздражает. Таков краткий пересказ любого из его жизненных повторов.

Сейчас он между «раздражает» от последней истории и «прекрасно» следующей. Новое место, новая работа. Далёкий северный посёлок. Жильё предоставили. Рядом столовая и магазин. Симпатичная продавщица улыбается и тактично предлагает всякие вкусности. Скоро её можно будет пригласить куда-нибудь.

А дальше – короткий период ухаживаний и она предложит переехать к ней. Это будет кстати: зимы здесь долгие, а река скоро замёрзнет.

Но – скука! Скука же! Выть хочется от этих перспектив!

Если это и есть жизнь, то какой в этом смысл?

Павел резко поднялся и пошёл в домик бакенщика.

«Если все раздражают, значит надо поспать. Если я раздражаю всех – надо поесть. Так решается 95% детских проблем. Спасибо Петьке, научил. Но мой случай, похоже, не детский».

Затопил печку. Одежду – на просушку, аккумуляторы на зарядку.

Может, другу позвонить?

– Привет! – буркул Павел в трубку.

– Здаров! – отозвался жизнерадостный голос.

– Нужна твоя помощь.

– Ого! Кто тут за помощью обратился! Что-то серьёзное?

– Накрывает.

– Ну вот и правильно. Значит – ты нормальный. Хоть и сволочь приличная.

– Спасибо, ага. Я тебя тоже, – ответил Павел.

– Чего: смысл жизни спать не даёт? – догадался друг.

– Скорее, его отсутствие.

– Ну да.

– Что бы ты делал в такой ситуации?

– Я бы оказался в своей ситуации. Но тебе, если хочешь, лучше уж идти до конца. Не по-настоящему, конечно. В уме.

– Это как?

– Представь, что тебе осталось жить один час. Что будешь делать?

Повисла пауза.

– Не знаю. Наверное, попрошу у всех прощения.