Каждое утро, после завтрака, четверо советских военных специалистов ездили в аэропорт встречать самолеты из Союза. Борты разгружались, военспецы обслуживали машины, а прилетевшие летчики делились с ними новостями из дома и свежими газетами. В день было порядка трех-четырех рейсов, иногда больше. Ближе к концу светового дня, отправив экипажи домой, военные возвращались в отель. Обычная рутинная работа. Вечера приходилось коротать в баре гостиницы за шахматами. Майор таскал их с собой по командировкам, такие маленькие, с отверстиями в поле для фигурок. Дело в том, что исторический район Лимы сравнительно безопасный, но он граничил с криминальными кварталами, которые начинались сразу за рекой Ремак. Перешел мост – все, отвечай сам за себя. Кстати, майор впервые видел такую странную реку: грязный мутный поток воды, с бешеной скоростью несущийся с гор в океан. Он был зажат гранитом и издавал ужасный рев. Местные говорили: «Поющая река», но, судя по звукам, пела река очень оригинально, хриплым басом, и страшно фальшивила. Обычные улицы быстро заканчивались, превращаясь в фавелы. Трущобы карабкались по склонам гор, дома наползали друг на друга, а всю эту пирамиду венчал католический крест. В фавелы полиция не совалась, иностранцам же настоятельно рекомендовалось не выходить на улицы после десяти вечера.

В один из дней, майор задержался с завтраком, товарищи ждали его на улице. Дожевывая на ходу бутерброд, на выходе из отеля он столкнулся с каким-то мужчиной. «Sorry», – на автомате сказал Саликов. Тот улыбнулся и пробубнил что-то вроде: «Ничего страшного». Сделав пару шагов, майор сообразил, что ему ответили на русском! Откуда здесь русский? И лицо такое знакомое! А может и не по-русски ответили, показалось? Но лицо все-таки очень знакомое! На площади перед гостиницей было оживленно, подъехало три автобуса. Какая-то экскурсия что ли?

– Петрович, чего такой задумчивый? – спросил его старший лейтенант, спец по десантному оборудованию.

– Да, с мужиком каким-то столкнулся, уж больно лицо знакомое»

– Ха-ха, может Юрий Никулин? – пошутил старлей.

Стоп! А ведь я узнал его. Не может быть! Откуда он здесь?

– Олег Попов! – уверенно сказал Майор.

Дружный хохот показал, что шутка понравилась. А ведь он не шутил. Дома на Новый год он купил и подарил своим девчонкам кинопроектор «Луч-2». Теперь в любое время они могли смотреть любимые мультики и фильмы. «Ну, погоди!», «Необыкновенный матч», «Пес Барбос и необычный кросс» и кое-что еще имелось в домашней фильмотеке. Фильмы продавались в круглых жестяных коробках, такие мини-копии тех, что привозили в кинотеатры. Удовольствие это было не из дешевых, и завозились новинки в магазины редко. И вот как раз накануне командировки в продаже появилась короткометражка «Представление начинается». В ней зритель видел, как Олег Попов выезжает из дома в цирк без грима и уже там в гримерке превращается в клоуна с красным носом, соломенными, торчащими в разные стороны из-под клетчатой кепки волосами. И сегодня, именно с ним он столкнулся в дверях, когда выходил из гостиницы! Он не мог ошибиться.

Все выяснилось вечером в ресторане. Зал был полон гостей, и кругом слышалась русская речь. Советский цирк гастролировал по Южной Америке и таки да, в составе труппы был знаменитый на весь Союз клоун Олег Попов.

– Ну ты даешь Петрович! Как ты смог узнать его без грима? – спрашивал все тот же старлей, осторожно косясь в направлении столика, за которым ужинал Олег Попов.

Ресторан ожил, официанты уверенно лавировали между столами, похоже, им надоело бездельничать, и они были рады веселым постояльцам, а, может, только показывали радость. Военные быстро познакомились с артистами цирка, так далеко от дома не часто встретишь своих соотечественников, чужбина быстро сближает.

Тем же вечером, в холле гостиницы направляясь к обменному пункту Константин увидел Олега Попова. Тот шел в туда же.

– Здравствуйте, Олег Константинович, – майор протянул ему руку для приветствия.

– Добрый вечер, – отвечая на рукопожатие, сказал великий клоун, нисколько не удивившись, что его узнали.

К обменному пункту Олега Константиновича привело желание избавиться от перуанского соля, обратив его в более твердую валюту – доллар, а у Константина Петровича было как раз обратное желание – перевести доллары в соли. Особист еще в Союзе предупредил: все расчеты в стране пребывания производить в национальной валюте. Вот тут-то, как говорится, звезды и сошлись. Константин и Константинович ударили по рукам и, минуя обменный пункт, разошлись весьма довольные друг другом, да не преминув договориться обходить его и впредь. Приятным бонусом стали контрамарки на посещение представлений цирка до конца гастролей.

Жизнь забурлила не только у работников ресторана, теперь после аэродрома четверка военных, поужинав, чудесным образом успевала на вечернее представление цирка. Выступал наш цирк на основной в столице, старейшей в Новом свете, арене «Ачо». Это главная из пятидести шести площадок для корриды в Перу. Интересно, что арена «Ачо» до сих пор считается одной из престижнейших. Сохранилась она почти в первозданном виде, ее ремонтировали лишь однажды с момента постройки. Для перуанцев «Ачо» – священное место, и предоставление его Советскому цирку для выступлений означало высокую степень уважения к стране Советов вообще и артистам в частности.

Через три дня после того, как поселился Советский цирк, уже отъезжая от отеля на аэродром, военные заметили, что еще три автобуса припарковались на стоянке гостиницы. «Ну вот, жильцов прибавляется», – подумал Константин Петрович. А новыми постояльцами, как выяснилось опять же вечером в ресторане, который стал теперь средоточием всех событий и новостей, оказались артисты Академического ансамбля народного танца под руководством Игоря Моисеева. Теперь уже и второй зал ресторана был заполнен до отказа.

Да, вечера перестали быть скучными, контрамарки на выступление танцоров, Саликову принес Олег Попов при очередном обмене валютой, а вот личное знакомство с Моисеевым у майора произошло чуть позже. Игорь Александрович, понятное дело, в ресторане, сам подошел к нему и предложил партию в шахматы. У него были точно такие же маленькие, с дырочками в центре клеток.  Так за шахматами и кофе они болтали «ни о чем», обсуждали новости, которые узнавали из газет, привезенных нашими летчиками из Союза. Игорь Александрович рассказывал о своих планах поставить новый танец. В Аргентине он видел, как мужчины-гаучо танцуют, подламывая по очереди то одну, то другую ногу. Ему это движение понравилось, но пока идея танца не сложилась. Этот разговор Константин Петрович вспомнит года через три, когда увидит по телевизору Моисеевских артистов, подламывающих ноги в «Танце аргентинских пастухов-гаучо». Так вот о каком движении тогда говорил Игорь Александрович!

И снова три автобуса на стоянке отеля. Может они в другом количестве не ездят? Кто же на этот раз? Пока ехали на аэродром каждый выдвигал свою версию: джаз Олега Лундстрема, Хор имени Пятницкого…

– Лучше бы «Березка», – предположил единственный в их четверке холостяк, специалист по десантному оборудованию. Но точку в споре поставил капитан Белоусов:

– Наших больше не будет, и так много!

Стало как-то грустно, но, наверное, это самый правдоподобный вариант развития событий. Но он ошибся, в нашем полку прибыло! Вечером, на ужине, были заполнены все три зала ресторана, и все три зала говорили по-русски! Симфонический оркестр Большого театра – прошу любить и жаловать! Публика тут была более степенная, чем в двух предыдущих коллективах, но выехав за пределы Родины, веселилась и чудила не хуже молодежи. Да, такой концентрации русских в одном отдельно взятом отеле еще не было в истории Южной Америки. Официанты, горничные и стюарды уже прилично выговаривали по-русски «здравствуйте», «спасибо» и «хорошо». И это только начало, каков будет их лексикон к концу гастролей? Культурная программа военных разнообразилась теперь еще и симфонической музыкой.

***

Глаза слипались, ровный гул двигателей и этот родной запах разряженного воздуха, технического масла и мужского пота, убаюкивал майора Саликова лучше любой колыбельной. За полтора месяца они справились со своей миссией, и пребывание в Перу подошло к концу.  Два борта псковского полка военно-транспортной авиации и группа наземного технического обслуживания летели домой из Южной Америки. Командировка удалась на славу, что и говорить: попил кофе с Фиделем Кастро, прослушал весь репертуар симфонического оркестра Большого театра, просмотрел танцевальную программу ансамбля под руководством Игоря Моисеева, а с самим Игорем Александровичем завел приятельские отношения, любовался выступлениями лучшего цирка планеты, ах да, еще втихую «барыжил» валютой с самим Олегом Поповым.

«И если после всего этого, мне еще будет положен отпуск, – размышлял Константин Петрович, – то обязательно съездим с женой и дочками в Крым!»

Игорь Малахов
ПРОЩЕНИЕ

– Сейчас проедем мимо твоего дома, –

очень тихо сказал м-сье Пьер.

Владимир Набоков. Приглашение на казнь

Молодые мужчина и женщина неторопливо подходили к приземистому зданию угрюмого вида.

– Кир, любимый, – обратилась миловидная барышня к своему спутнику, – ты уверен в том, что мы делаем? Я имею в виду, действительно ли это нужно… Оно обошлось в такую огромную сумму, будет стоить невероятно нервного напряжения. И все это – ради сомнительного и странного результата!

– Для своей дорогой сестренки я бы пошел и на большее, – возразил Кир, – и меня сейчас огорчает одно: эта малость при существующем положении – все, на что я способен. Когда-нибудь, ты поймешь, Ая.

В холле их встретил суровый служитель в серой униформе.

– Вы на Церемонию? Позвольте взглянуть на ваши пригласительные билеты».

Кир достал из бумажника две синенькие карточки, протянул привратнику. Отметив на обоих документах время прибытия, тот вернул их.

– Сохраняйте до завершения. А теперь проходите в зал, через дверь направо, пожалуйста. Там вас уже ждут».

В крупном затемненном помещении был освещен лишь угол с двумя ярко-красными кожаными диванами и накрытым столиком между ними.

– Кажется, нам сюда», – Кир со спутницей направились в эту импровизированную зону отдыха.

Подойдя к диванам, мужчина окинул оценивающим взглядом обстановку. На столике – бокалы, бутылка дорогого шампанского, ваза с фруктами. Поодаль возвышался помост, напоминающий боксерский ринг, только без канатов ограждения. На нем громоздилось еще что-то, очень высокое, но в темноте не разобрать.

Кир уже присел было, но тут же вскочил навстречу выпорхнувшей из неприметной служебной двери молоденькой девушке. Та при виде его взвизгнула и бросилась к нему на шею.

– Братец! Как я рада тебя видеть! Ты пришел! Как это здорово! Ая, и ты здесь!

Девушки расцеловались.

– Да ты садись, Лю, садись. Как ты изменилась!

Лю плюхнулась на диван, по обе стороны от нее устроились и Кир с Аей. Новоприбывшая хихикнула:

– Да, у меня многое изменилось. Вчера я весь день заучивала слова Молитвы прощения. А недавно… Представляете, я даже сменила прическу – волосы теперь короткие и закручиваются колечками, торчат в разные стороны, так живенько…

Она тряхнула потешными кудряшками, продолжая щебетать без умолку:

– А мне так жаль Угга. Мне сказали, что он отказался от Церемонии прощения, выбрав казнь. Это произошло две недели назад. Бедный мой Угг! Конечно, мы натворили бог знает что. За проступок последовало наказание. Но ведь у него был выбор. А я не хочу умирать! Я еще побываю на вашей, Кир и Ая, свадьбе! Кстати, как у вас обоих дела?

Гости синхронно открыли рты для ответа, но сказать им ничего не удалось, так как Лю не умолкала:

– Не отвечайте, и так вижу, что все у вас хорошо. Теперь и у меня все будет хорошо, правда? Я такая дурочка была, а теперь все будет по-другому, все будет за-ме-ча-тель-но.

Тут ее внимание переключилось на появившегося рядом молодого мужчину, одетого в обтягивающий фигуру необычного покроя черный костюм, смотрящийся, впрочем, весьма элегантно.

– А это Буч. Месяц назад мне сказали, что он будет проводить мою Церемонию прощения, и с тех пор Буч постоянно посещал меня в моей камере. Он так любезен, он так ухаживает, что я почти влюбилась и один раз, на днях, даже чуть не поцеловала его, такой он милый. Не сделала этого только из-за памяти о бедном Угге! Все это еще так свежо… Но я обязательно поцелую его позже. Мы ведь останемся друзьями, верно, Буч?

Мужчина в черном чуть улыбнулся, открыл шампанское и разлил его по бокалам. Лю схватила апельсин, начала его чистить, но вдруг с видимой досадой отбросила. Немного отхлебнула вина.

– Ой, пузырьки язык щекочут! Вы знаете, я никогда не любила поэзию, а теперь увлеклась. Буч для меня такие стихи сочинил. Я их наизусть помню. Вот, послушайте:

У сердца с глазом – тайный договор:

Они друг другу облегчают муки,

Когда тебя напрасно ищет взор,

И сердце задыхается в разлуке…»