Пока я уплетала тосты, он внимательно меня разглядывал, но ничего не спрашивал. Знал, что, если не хочу говорить, пытать бесполезно. А я не собиралась ему рассказывать, как смалодушничала вчера, прочтя на ночь какой-то дурацкий примитивный любовный роман. Тогда я еще подумала, что сама могу сочинить в сто раз лучше. А сегодня, в результате, мне страшно идти в универ, и я придумываю себе всякие теории и оправдания на тему того нафига я сделала то, что сделала.

Для первого дня и для знакомства с будущими однокурсниками, с которыми, впрочем, я вряд ли проучусь больше пары недель, требовалось ответственно подойти к внешнему виду.

Косметики у меня попросту не было – я еще не поняла, как ее использовать и, главное, зачем —так что решила не экспериментировать в такой ответственный день. Благо природа и родители наградили меня и без того яркой внешностью. Волосы я просто собрала в конский хвост – мне казалось, что он всегда мне шел, подчеркивая овал лица и острые скулы. А вот насчет одежды задумалась: слишком экстравагантной, наверное, заявляться не стоило. С другой стороны, серой мышью я просто физически не могла быть. Я прекрасно понимала, что, как бы ни старалась, но со своей азиатской внешностью все равно буду отличаться от однокурсников и привлекать внимание.

Я вообще впервые в жизни шла знакомиться с таким количеством людей и, честно говоря, не представляла себе, как это происходит, хотя пересмотрела на днях несколько фильмов про жизнь студентов. То, что я видела на экране, откровенно пугало. Диапазон того, что меня ожидало, был слишком широк. Я была готова и к тому, что придется с кем-то драться, как показали в каком-то англоязычном кино, так и к тому, что меня все будут сторониться и откажутся разговаривать, потому что я странная. А еще в фильмах все были настолько эмоциональными! Мимика и интонации оказывается значили чуть ли не больше, чем слова. А для меня это был абсолютно незнакомый мир.

«Когда не знаешь, как поступить, поступай по правилам», – говорил отец. Решила последовать его совету: выбрала мои родовые цвета – ржавый и черный. Надела длинную черную юбку с красно-коричневыми нитями и вставками, черную атласную блузку и красно-коричневую кожаную курточку. Скип по моему приказу перетек с шеи на запястье и прикинулся металлическим браслетом примерно такого же цвета – то ли ржавого железа, то ли сильно потускневшей красной меди.

– Не хватает брошки под цвет глаз. У тебя была такая с сапфиром цвета горечавки, – заметил Вольдемар, пристроившись на дверце шкафа, – а то пока получается слишком агрессивно. Парней отпугнет.

Если целью моего визита было совершение правосудия, то он откровенно и не скрываясь заявлял о матримониальных планах. Проще говоря, Вольдемар надеялся, что я встречу тут жениха.

Брошь из красного золота с глубоким синим камнем нашлась на самом дне нефритовой шкатулки с драгоценностями. Она действительно поразительно шла к глазам. Вольдемар не ошибся. Как всегда.

– И вообще имей в виду: с мужчинами аккуратнее надо. Девица должна демонстрировать скромность и короткий ум, чтобы парень рядом с ней чувствовал себя умным, храбрым и сильным героем… – продолжил он читать нотации.

Если бы это все так работало. Со мной тут уже два раза пытались познакомиться. Один неожиданно подсел в кафе. Готовить из местных продуктов на незнакомой кухне я не решалась, так что ела тогда исключительно в ближайшем торговом центре на фудкорте. К тому же в тот момент я еще ничего толком не знала о местных нравах и правилах ведения беседы. Он поговорил со мной минут пять, и несмотря на то, что я предельно честно и максимально ответственно отвечала на его вопросы, сначала попросил хоть как-то реагировать на его слова – тут я вообще не поняла, потому что я же старательно отвечала на все – а потом заявил, что я «какая-то замороченная и со мной сложно» и ушел.

Не могу сказать, чтобы я была как-то заинтересована в мужчинах— лично у меня была совсем другая цель – но все равно было интересно: каково это. До этого я читала про отношения только в книгах. Конечно, любовных романов, как тот, что я проглотила вчера, в моей домашней библиотеке не было: папа, видимо, заботился о моей нравственности и там стояла сплошь проверенная классика, но все-таки, я считала, что кое-что понимала в том, как разговаривать с мужчинами. Меня учили Скарлетт О’Хара, Джейн Эйр, Джулия Ламберт и даже Катя из «Двух капитанов». Но, видимо, в чем-то серьезно ошибалась. Самое обидное, что даже не поняла, что не так сказала.

Со вторым неожиданным ухажером я попыталась быть загадочно-молчаливой и томно улыбалась. В каком-то из классических романов упомянули, что мужчину главное внимательно слушать. К тому же папа говорил, что у меня красивая улыбка. Так этот кавалер вскоре честно признался, что весь вечер опасался, что я маньячка или вампирша и просто жду момента, когда вцепиться ему в горло. Он ушел, даже не спросив номер. Правда я бы его и не дала, потому что у меня тогда и не было еще телефона.

Может дело было во внешности – я была вся в папу: худая настолько, что иногда на улице от женщин слышала вслед презрительное шепотом «анорексичка». К тому же еще и высокая. Еще не «каланча», но наверняка многие юноши могли чувствовать дискомфорт, от того, что они ниже меня. При этом груди почти нет. Попы тоже. Зато мышц хватает – спасибо традиционной ежедневной зарядке, и занятиям, за которыми тщательно следил Вольдемар. И я подозревала, что это тоже может быть проблемой: когда у тебя кубики на прессе есть, а у юноши, претендующего на то, чтобы быть рядом с тобой, их нет. На практике не проверяла, но читала, что такие ранимые существа, как мужчины, это сложно переживают.

А еще кожа – бледная, практически белая даже после недели на еще почти летнем местном солнце. На висках все жилки просвечивают. Как контраст: волосы и глаза черные как крыло Вольдемара и нос с еле заметной горбинкой. Зато губы яркие без всякой помады. Это уже в маму. Победительницу конкурса «Красавица Москвы» какого-то там года. Надеюсь, это единственное, что мне от нее досталось.

В общем, я была прямой противоположностью образу русской широкобедрой красавицы-блондинки с осиной талией и грудью пятого размера, так что удивлялась чего вдруг вообще ко мне на улице приставать пытаются. И тем более не понимала почему они вдруг так быстро сбегали. Для них то я совсем не опасная.

– … скоро старой девой станешь… – продолжал бубнить Вольдемар.

Я зло толкнула дверцу шкафа, на которой он сидел, надеясь прищемить ему лапы, но он был начеку и успел взлететь.

– Мне только что стукнуло семнадцать! Какая, к лешему, старая дева?! – взбесилась я.

– По паспорту восемнадцать!

– Мало ли чего в этой филькиной грамоте написано! Сам советовал: лучше быть совершеннолетней, проблем будет меньше, – с издевкой скопировала я его менторский тон.

– Во времена моей молодости девок в четырнадцать замуж выдавали, а в семнадцать полагалось уже двойню иметь, – проворчал он, усаживаясь на подоконник.

– Пятьсот лет назад? Ты еще этикет неандертальцев вспомни, – съязвила я. – Дубиной по башке и тащи красавицу в пещеру. Ты же весь день без меня тут новости смотришь. Должен был слышать про новые веяния. Какое замужество? Слышал, что сейчас в моде не семья, а сильные самостоятельные девушки, строящие карьеру. А еще же есть гендерфлюидность и все такое… – я решила над ним поиздеваться.

– Ты, Лин, это брось! – грозно сказал он. – Мы с отцом тебя не такой воспитывали! Есть же вечные ценности!

– К сожалению, я убедилась, что все вечное – смертно, – резко потеряв аппетит к шуткам, грустно произнесла я.

Вольдемар заткнулся на полуслове и отвернулся к окну. Потом принялся чистить перья. Он всегда так делал, когда смущался, и не знал, чего сказать.

– Восемь ноль-ноль, – наконец произнес он. – Выходить пора, а то опоздаешь.

Чувство времени у него было абсолютное. Можно было часы сверять.

Я скептически посмотрела в окно.

– Дождь будет?

– После двух, – флегматично ответил он.

При желании Вольдемар мог уделать всех телевизионных синоптиков по точности прогноза. Как у него это выходило до сих пор не понимала.

Пришлось взять еще и зонтик.

– Ты на такси? – поинтересовался он.

– Нет. Надо экономить. Папино наследство не бесконечно.

Вольдемар фыркнул. Ну да, я на себе приперла целый пуд золота, совершенно не понимая его реальную стоимость. Оказалось, что такими темпами, как сейчас, я буду тратить его еще лет сто, а если рассчитывала уехать через неделю-две, то теоретически пачками пятитысячных купюр я могла швыряться налево и направо и печку топить. Это теоретически. Практически все было далеко не так просто. Вольдемар не представлял каково это: ходить по ломбардам, менять золото на рубли, оправдываясь, что не украла, но и где такое взяла сказать не можешь. Рано или поздно кто-нибудь из них вызовет полицию, та пробьет паспорт, выяснит, что он фальшивый, и меня на самом деле как гражданки просто не существует, проведут обыск и тогда меня будут ожидать такие приключения, о которых даже думать не хотелось. В общем, чем реже ходить в ломбарды, тем лучше.

В качестве ответа у меня сходу родилось хокку:

Золотое кимоно,

но идет пешком самурай:

поиздержался.

– Ритм неверный, – фыркнул Вольдемар.

– Язык тоже, – ответила я и вышла из квартиры.

Глава 2

Я сама не понимала почему так нервничала, входя в поточную аудиторию, где уже собрался весь первый курс отделения фольклористики и мировой литературы. Я не так, чтобы опоздала – лектор все-таки зашел после меня – но оказалась последней и со свободными местами уже было непросто. Времени разглядывать однокурсниц – а факультет, как я и предполагала, оказался преимущественно женским – уже не было.

Мое внимание невольно привлекла девица с роскошной кудрявой рыжей гривой на третьем ряду. Было в ней что-то такое… словами не описать. В общем, я привыкла доверять интуиции, так что сразу направилась к ней. К тому же скамейка рядом с ней как раз была свободна и не нужно было толкаться и просить кого-то пропустить.

Подойдя ближе, я отчасти засомневалась в правильности выбора: девушка оказалась мало того, что миниатюрной, и рядом с такой каланчой, как я, могла выглядеть даже комично, так еще и одета была в оверзайз свитер невозможного желто-розового градиента, в джинсовую, торчащую из-под свитера юбку с вышивкой, и даже на розовых кроссовках у нее блестели стразики. Она то ли еще не вышла из подросткового безвкусия, то ли специально косила под малолетнюю дурочку.

Но она уже подвинула свою сумку, освобождая для меня место, так что выбора не было.

– Арина, – тут же представилась она и улыбнулась ослепительной идеальной жемчужной улыбкой.

– Лин, – серьезно кивнула я и села рядом.

– Кошмар, правда? – она неопределенно мотнула головой назад.

Я недоуменно взглянула на нее.

– Два парня на весь курс. И те явные ошибки природы, – пояснила она.

Я медленно огляделась. Второй скрывался где-то на задних рядах, и отсюда я его разглядеть не могла, а тот, что сидел чуть выше через два ряда действительно оптимизма не внушал. Толстый, холеный блондин с жиденькими немытыми волосами.

Лектор в этот момент начал что-то говорить, и я повернулась к доске.

– Нужно было на мехмат поступать. Или к физикам, – пробормотала Арина, доставая тетрадь. – Жаль, что профильная математика для меня непостижимый квест.

Первая лекция была чисто техническая – нам рассказывали про структуру факультета, его историю и про кафедры, которые нам предстоит выбрать в конце первого курса. Вряд ли мне это могло пригодиться, но я принялась старательно записывать все информацию ровно так, как привыкла на занятиях с Вольдемаром.

В этот момент Арина восторженно шепотом произнесла.

– Вау. Вот просто вау!

Я оторвалась от тетрадки и взглянула на нее. Девушка, как завороженная, смотрела вовсе не на лектора. Проследив за ее взглядом, я поняла причину наступившей в аудитории тишины: в двери появился опоздавший.