– По крайней мере, на этот раз это будет домашний арест в разрушающемся палаццо, – добавил Кертис.

Вивьен молча стояла, размышляя над абсурдностью происходящего.

– Виви, ты в порядке? – Леви братским жестом погладил ее по плечу.

– Неужели они всерьез могут арестовать его за сценарий?

– Испугалась? – Кертис рассмеялся.

– Трудно понять, что здесь на самом деле реально. – Она вспомнила снисходительную, но в то же время высокомерную манеру кардинала Маркетти во время их недавней встречи. – Неужели церкви действительно угрожает такая опасность?

– От фильма? Конечно, – ответил Леви. – Нино говорит, что священники заходят в приходские кинотеатры и вытаскивают детей оттуда за воротнички Питера Пэна.

– Эти сооружения, – Кертис покрутил головой, – не забывайте, что Муссолини очень искусно использовал все это для фашистской пропаганды еще до войны. Немногие другие страны в мире понимают политическую силу кино так, как итальянцы и немцы. У нас дома это получается не так успешно. Наш самый большой успех в полевой фотографии был связан с тем, что мы снимали реальных героев в действии. Американцы всегда жаждали вдохновения и сентиментальности. – Он заколебался. – Иногда я боюсь, что именно это на самом деле и принесло победу в войне – сама идея победы, а также торжество любых идей.

– Ты это несерьезно, – ответила Вивьен.

– Посмотри на охоту на ведьм в Штатах. На кого она нацелена? Опять же на нехристиан, на слишком либеральных, на слишком левых.

Леви мрачно усмехнулся.

– Другими словами, на евреев.

Кертис сочувственно похлопал его по спине.

– Что Тремонти предпримет дальше? – Вивьен вспомнила взгляд, который бросил на нее режиссер, когда полицейские уводили его прочь. Необъяснимая напряженность этого взгляда все еще выбивала ее из колеи.

– Зная Нино, можно предположить, что он воспользуется этим временем, чтобы написать сценарий и спланировать переворот, – рассмеялся Кертис. – Я беспокоюсь об ассистентках. Итак, кто хочет присоединиться ко мне в гранд-отеле «Флора» за долгим неторопливым обедом?

Вивьен уже собиралась ответить, когда заметила Джона Ласситера, направлявшегося к ним по аллее с маленькой Маргаритой за руку.

– Нужно идти! – услышала она свой собственный возглас с нехарактерной для нее поспешностью и внутренне содрогнулась. Что же такого было в Джоне Ласситере, что выбило ее из колеи?

Вивьен начала быстро крутить педали, пока большой грузовик не преградил ей путь. Она была вынуждена остановиться и обойти оборудование, которое выгружали, что дало Ласситеру достаточно времени, чтобы догнать ее перед Teatro 15.

– Лоури, – пробормотал он, запыхавшись. – Нам пришлось устроить настоящую погоню. Мы с Маргаритой едва справились с этой задачей.

– Извини, – отрезала Вивьен, затем снова заметила странное выражение страха на лице девочки. Она всегда прижималась к Ласситеру, куда бы они ни шли, спокойному и надежному, как опора. – Прости меня, Маргарита, – повторила она, на этот раз с улыбкой.

– Ты обедать? Мы собирались пройтись по парковой зоне, но мой маленький воробышек начал уставать. – Ласситер взглянул на украшенную косами и лентами головку Маргариты, затем на велосипед Вивьен. – Я не думаю…

Вивьен ответила не сразу. Она чувствовала, что он как будто проверяет, насколько сильно она хочет присоединиться к их маленькой компании.

– Хочешь, покатаю тебя на велосипеде? – наконец спросила она ожидавшую Маргариту, которая посмотрела на своего отца и кивнула в знак согласия.

– Почему бы нам не встретиться в Teatro 18? – Ласситер легко поднял девочку и усадил на сиденье перед Вивьен. – И будьте осторожны – я хочу, чтобы вы обе вернулись целыми и невредимыми.

Маргарита крепко сжала руки Вивьен, и та почувствовала, как девочка дрожит. Она задалась вопросом, как много Анита Пачелли позволяла делать маленькой дочке. В начале поездки одна из маленьких красных туфелек Маргариты расстегнулась и опасно повисла на пальцах. Вивьен подхватила ее правой рукой и бросила в корзину.

– Так безопаснее, – объяснила она, чувствуя, как напряглась маленькая девочка в ее объятиях. К этому времени они уже добрались до участка с искусственными мощеными дорогами, точной копии Древнего Рима, который находился всего в нескольких километрах от настоящих руин. – Может, пойдем босиком?

Маргарита уставилась на нее с открытым ртом.

– Вот, смотри. – Вивьен развязала свои коричневые босоножки-эспадрильи и бросила их в корзину. Маргарита молча кивнула в знак согласия, и Вивьен сняла с девочки вторую крошечную туфельку вместе с белыми кружевными носочками, а затем бросила все в корзину.

– Это ненастоящий камень. – Вивьен толкала свой велосипед, пока они медленно шли мимо колонн из гипса. – И никаких людей – значит, никакого мусора.

– Все кажется настоящим. – Маргарита осторожно провела босой ногой по искусственному булыжнику перед собой. – Откуда ты знаешь?

Вивьен понятия не имела, как много восьмилетний ребенок может понимать в кинопроизводстве, даже если это дочка актрисы.

– Доверься мне. Просто постучи в любом месте, вот так. – Раздался глухой звук, когда Вивьен постучала костяшками пальцев по ближайшей колонне, части фасада, изображающей дворец Нерона. Маргарита быстро последовала ее примеру, и они вместе рассмеялись, пока маленькая девочка вдруг не замолчала, нахмурившись.

– Мама говорит, что я никому не могу доверять.

Вивьен не знала, что ответить. Она считала, что это не ее дело.

– Я уверена, что твоя мама всегда права.

– Откуда мне знать?

– Как доверять кому-то? – Сама Вивьен боролась с этим на протяжении всей своей жизни. – Я думаю… ну, я думаю, чем больше ты живешь, чем больше встречаешь людей, тем лучше начинаешь понимать, кому можно верить.

Маргарита подняла взгляд на Вивьен, ее большие зеленые глаза впитывали каждое слово. Они продолжили свой кружной путь по десяти гектарам участка, но девочка вскоре снова устала. Вивьен усадила ее обратно на сиденье велосипеда и повезла их по направлению к Teatro 18. За этой большой студией находилась Виа ди Торре Спакката, оживленная улица, по которой проносились спортивные автомобили и внедорожники, а реальный мир снова ожил. Вивьен притормозила велосипед, расставив босые ноги по бокам, и помогла Маргарите спешиться. Она оказалась на удивление легкой, хотя у Вивьен не было большого опыта общения с детьми.

В сторонке был припаркован маленький цилиндрический фургончик мороженщика. Не зная, чем еще занять ребенка, Вивьен предложила купить каждой из них по мороженому.

– Папа говорит, что я не должна портить себе аппетит, – ответила Маргарита по-итальянски. Вивьен подумала обо всех тех вещах, которые взрослые, окружавшие девочку, запрещали ей делать, чтобы обезопасить ее. Неудивительно, что она так неуверенно подходила к жизни.

– Несомненно, но дегустация еще никому не повредила. Мое любимое – со сливочным вкусом. – Маргарита едва заметно кивнула в ответ, и Вивьен купила для них по самой маленькой порции.

– О нет, – прошептала Маргарита, затем указала пальцем. Вивьен обернулась и увидела Джона Ласситера, приближающегося к ним своей обычной неторопливой походкой.

– Ты испортишь ей аппетит, – крикнул он, и Вивьен с удовлетворением заметила, что Маргарита смотрит на нее широко раскрытыми глазами и мило-заговорщицкой улыбкой.

Ласситер указал на ближайшую скамейку, и они сели. Маргарита устроилась посередине.

– Ты что, избегаешь меня? – спросил он Вивьен поверх головы девочки, которая медленно ела ложечкой мороженое.

– Я приехала в Италию за приключениями. А ты, кажется, вполне… остепенился. – Вивьен вспомнила, как сэр Альфред Нокс злоупотребил этим понятием на премьере, и внутренне содрогнулась. Она опасалась, что все поменялись ролями, когда дело дошло до нее и Ласситера.

– Я как раз пытаюсь это исправить. Аннулирование брака обходится недешево, ты же знаешь.

Услышав его слова, Маргарита вскинула свою маленькую золотистую головку.

– Это определенно не то, о чем стоит сейчас говорить. – Вивьен встала, вытерла руки о свою юбку-колокол и осторожно забрала у Маргариты пустую чашечку. – Fatto?^[36]

Вивьен оставила их вдвоем на скамейке, а сама пошла вернуть чашки. Когда она вернулась, Ласситер аккуратно поправлял изумрудно-зеленый бант в волосах Маргариты.

– Какие красивые зеленые глаза, – заметила Вивьен. – Как у Авы Гарднер.

– Я наслышан о танцах на столе, – усмехнулся Ласситер.

– Как у мамы, – вместо этого сказала его дочь, так тихо, что Вивьен едва расслышала ее слова. Она вопросительно посмотрела на Ласситера, который поднес указательный палец правой руки к губам, одновременно поднимая девочку на ноги левой рукой.

Они пропустили Маргариту немного вперед, пока Ласситер катил велосипед Вивьен, как и в тот первый раз на Виа Сакра.

– Она не знает, что ее удочерили?

Он покачал головой.

– Мать лучше знает, когда дело доходит до таких вещей. Возможно, когда-нибудь, когда она станет достаточно взрослой. А возможно, никогда, я думаю, если Анита настоит на своем, что она обычно и делает.

Они уже вернулись к тому, с чего начали, к Teatro 15, когда он наконец рассказал об истинной причине их встречи. Это напомнило Вивьен о деловых обедах – как финансисты дожидались десерта, чтобы наконец высказать свое беспокойство или попросить об одолжении.

– У тебя ведь не очень большой опыт общения с детьми, да?

Что на это ответить? Как сказать то, чего женщина никогда не должна говорить? Вивьен очень хорошо знала, что она думает о детях и материнстве, но раньше ей не приходилось облекать это в слова. Джон Ласситер был первым отцом, с которым она пошла на свидание.

– Как сказать. Я нечасто бываю рядом с ними.

– Я думаю, из тебя вышла бы прекрасная мать.

– Тогда ты действительно плохо меня знаешь. – Она взяла руль велосипеда из его рук и уже собиралась поставить ногу на правую педаль, когда увидела разочарованное выражение на лице Маргариты.

– До свидания, Маргарита. Присмотри за своим папой, – быстро сказала Вивьен и умчалась прочь. Крутя педали, она размышляла над его вопросом. Ее ответ был правдивым. У нее не было большого опыта общения с детьми. Она даже не держала младенцев на руках.

Тем более своих собственных.

Глава 11

Гастингс, Англия

24 октября 1942 года

Вивьен лежала в постели в квартире своей бабушки, когда начались схватки.

Ребенок появился на свет с опозданием на несколько дней. Вивьен точно знала, когда должна была родить, потому что прошло ровно девять с половиной месяцев с даты, выгравированной на задней крышке ее часов «Картье»: 22 января 1942 года. Часы были подарком ее жениха – памятью о свидании на их единственную ночь, проведенную вместе. Они встретились, когда он был в отпуске и смог улизнуть из семейного особняка в Лондоне, чтобы провести выходные у моря. Родители Дэвида, лорд и леди Сент-Винсент, были недовольны его выбором невесты, и молодые не хотели усугублять ситуацию и оказаться застигнутыми кем-то из многочисленных слуг. Дэвиду и Вивьен было чуть за двадцать, и они страстно любили друг друга. Но Вивьен принадлежала к низшему среднему классу (чем вообще занимался ее отец? – титулованная семья часто задавалась этим вопросом), и чудачество матери (во время единственной встречи двух семей в отеле «Рояль» произошел инцидент) превратили ее в «простушку» в глазах будущих родственников мужа.