Лучшее в нашей жизни. 45 нежных советов (страница 5)
Когда была еще врачом-ординатором и проходила обучение на педиатра, я пережила один из самых напряженных моментов за всю свою профессиональную карьеру. И напряженным он был не только из-за того, с чем мне пришлось столкнуться фактически, но и из-за того, что я чувствовала в этот момент и как пережила его эмоционально, попытавшись поставить себя на место семьи, которая до сих пор, даже восемь лет спустя, продолжает жить в моем сознании. Эти воспоминания – не что иное, как скромная дань уважения ко всем тем родителям, которые проводят бесконечные дни в стенах неонатальных отделений, наблюдая за тем, как их новорожденные дети борются за жизнь.
Зима 2006 года. Я была на двадцать восьмой неделе беременности и работала в отделении интенсивной терапии (ОИТ) для новорожденных. В одно из моих дежурств в отделение поступила молодая женщина с серьезной инфекцией, спровоцировавшей преждевременные роды. Кристина, пациентка, также была на двадцать восьмой неделе беременности, и это был ее первый ребенок.
Игорь появился на свет холодным январским днем и весил чуть больше килограмма. Состояние его было критическим, без каких-либо шансов. Инфекция передалась ему от матери, и преждевременные роды еще больше подорвали его силы. Этот ребенок не был для меня «очередным» случаем в практике. Он был одного возраста с моим малышом, с той лишь разницей, что жизнь моего сына, время от времени толкавшего меня в живот, поддерживала моя пуповина. Игорь, напротив, тихонько лежал, и только аппарат искусственного дыхания был единственной ниточкой, связывающей его с жизнью. В то время он весил столько же, сколько весил мой сын. Он так же был первым ребенком в семье, как и мой. Я безоговорочно чувствовала себя настолько связанной и вовлеченной в происходящее с этой семьей, что переживала их историю словно свою собственную.
Это были несколько очень напряженных дней и ночей, долгих, тяжелых и болезненных.
Дни, когда я возвращалась домой в надежде, что завтра наступит новый день, когда Игорь победит в этой битве с разрушительной инфекцией и сможет дышать самостоятельно, сможет по-настоящему сражаться, кричать и плакать изо всех сил. Ночи, когда в тишине моей спальни я слышала, как ускоряется сердцебиение от каждого толчка в живот моего сына. Ночи, когда я благодарила его за то, что он по-прежнему со мной, целый и невредимый. Это были моменты, когда я думала: «Вот он, еще у меня внутри, а у Кристины уже нет. Чертова русская рулетка!» Дни и ночи, когда я старалась сделать все возможное, чтобы Игорь выжил. Я проводила с его родителями редкие беседы, в которых не было слов утешения, потому что я впервые не могла их найти. И все это время мой собственный сын постоянно напоминал мне о том, что он там, внутри, растет.
Ни у одной из нас не было ребенка на руках, но мы обе были матерями, так мы ощущали себя тогда и таковыми будем ощущать себя всегда.
Моя коллега, Мануэла, за плечами которой был многолетний опыт работы в ОИТ, тоже была тронута произошедшим. Мы вместе спустились в палату к матери, где она по-прежнему оставалась под наблюдением, чтобы сообщить ей о случившемся. Я помню, как стояла и хватала ртом воздух, перед тем как постучать в дверь палаты, как гладила себя по животу, пытаясь снова ощутить жизнь внутри моей жизни… Мы с Мануэлой по очереди сглатывали слезы, пытаясь собраться с духом. Это были мучительные мгновения, невероятно мучительные, потому что, к сожалению, Игорь не смог справиться с трудностями, с которыми он столкнулся вне утробы своей матери.
Настал момент для прощания. У меня перед глазами до сих пор стоит эта картина, когда мы достали его из инкубатора и передали на руки отцу, чтобы тот смог оплакать последние мгновения этой крошечной жизни. Мы сделали все, что было в наших силах, но этого оказалось недостаточно. И снова эта чертова русская рулетка.