Я выпрямляю спину, ладони горят. Майя Ливингстон идет через школьный двор. Через плечо у нее перекинута джинсовая сумка, передний клапан украшен радужной нашивкой «ЛЮБОВЬ ЕСТЬ ЛЮБОВЬ» с культовой звездой Хэмилтона^[24] и кучей значков кей-попа. (Говорят, ее кумир – Чимин…^[25], хотя я не совсем понимаю, что это значит.) Сегодня ее волосы распущены, густые черные локоны колышутся при каждом шаге. На ней джинсы, истертые на коленях, и фиолетовая толстовка на молнии. На ногах шлепанцы. Утреннее солнце высвечивает россыпь веснушек на ее смуглой коже, и у меня пересыхает во рту.

Внезапно появившаяся Майя завладевает моим вниманием настолько, что даже если бы в эту минуту Прю и Квинт стояли бы на головах, я бы этого не заметил. Все, что я сейчас могу, – это смотреть, как Майя с улыбкой, сияющей, как маяк, приветствует своих друзей, и пытаться сохранять непринужденный вид.

Не пялься.

Избегай зрительного контакта.

Не отвечай на дразнящую ухмылку, которой тебя одаривает Прю.

– Заткнись, – бормочу я себе под нос.

– Чувак, – говорит Квинт, наклоняясь ко мне, – мы целую вечность учимся в одном классе. Просто подойди и заговори с ней.

Докатился. Даже парень моей сестры видит, насколько я жалок.

Я не отвечаю на его предложение. Потому что, будь это так просто, я бы давным-давно просто подошел и заговорил с ней.

* * *

Ладно, давайте сделаем паузу.

Мы с вами неплохо общаемся, верно? Знакомимся друг с другом. Наслаждаемся хорошей музыкой на вечере открытого микрофона. Восхищаемся модным выбором пятилетних детей. Надеюсь, я не буду торопить события, если скажу, что, как мне кажется, мы в некотором роде нашли общий язык.

Но кое-чего я вам еще не рассказал. Прежде чем мы продолжим, вам, вероятно, следует об этом узнать.

Я безнадежно влюблен в Майю Ливингстон.

Это не какой-нибудь секрет или типа того. На самом деле, я почти уверен, все об этом знают… даже Майя. Наверное, мне просто подумалось, что разговор о безответной любви не стоит заводить в первой главе. Я не пытался ничего от вас утаить, просто о таких вещах обычно помалкивают, особенно когда все настолько беспросветно, как у меня.

Вот что важно знать о безнадежной любви к девушке, которая вам явно не по зубам: в ней нет смысла. Шансы, что у меня когда-нибудь хватит смелости пригласить ее на свидание, равны нулю. Шансы, что она ответит да, еще меньше; это математически невозможно, но полностью соответствует истине. И дело не в том, что Майя – какая-то стереотипная чирлидерша из подростковых фильмов, которая встречается только с качками. Нет, Майя умна, великолепна и мила со всеми, и не один только я безответно в нее влюблен. На самом деле я не перестаю удивляться тому, что она все еще одна с тех пор, как рассталась с Лео Фуэнтесом на зимних каникулах в десятом классе.

Так что мне ответить на легкомысленное предложение Квинта просто подойти и заговорить с ней?

Ну уж нет. Я бы предпочел быть погребенным заживо под кучей трибблов^[26].

Вот полная история, поскольку, полагаю, она имеет отношение к делу.

Я влюблен в Майю с пятого класса, с того дня, как Прю заболела ветрянкой (я переболел за месяц до этого) и пропустила экскурсию в океанариум, так что мне не с кем было сидеть в автобусе. По крайней мере, я так думал, пока Майя не плюхнулась на сиденье рядом со мной. Дорога длилась целый час, и все это время она говорила о тюленях и медузах, о том, как верит в русалок, потому что бабушка рассказывала ей множество сказок разных народов мира о полулюдях-полурыбах, и кто знает, вдруг в них есть доля правды?

Во время той поездки я по большей части молчал. Просто слушал и улыбался, трепеща от того, что эта девочка сидит рядом и говорит со мной. Я и сегодня застенчивый и неловкий, а в начальной школе и вовсе смущался от всего на свете, но Майя как будто даже не заметила этого.

Она была самой милой, симпатичной и интересной девочкой, которая когда-либо разговаривала со мной, и… с тех пор ее никто так и не превзошел.

С того дня она поселилась в моей голове.

Не то чтобы мы много общались со времен той судьбоносной экскурсии. Майя иногда улыбается мне в коридорах, как улыбается и всем остальным. Время от времени она заходит в музыкальный магазин и даже пытается завязать светскую беседу, но я чаще отмалчиваюсь и, если даже нахожу что сказать, обычно выдаю что-то странное, не относящееся к теме или… не знаю… Бред, одним словом.

И да, я немного ревную, когда вижу, как Майя обменивается рукопожатием с Квинтом или смеется над очередной глупостью, сказанной Эзрой. Таким парням легко живется. Они чувствуют себя комфортно в собственной шкуре, и им плевать, что о них думают другие.

Как здорово быть просто… самим собой и знать, что общество, вселенная, полиция или что там еще считают, что тебя достаточно.

И да, я знаю, как это звучит. Но ничего не могу с собой поделать. Я не могу перенастроить себя, изменить свои чувства. Не могу свергнуть Майю с пьедестала, который она занимает по праву.

Раздается звонок, и переполненный двор постепенно пустеет, когда все расходятся по классам. Мы с Прю и Квинтом направляемся в кабинет естествознания.

Я держусь в нескольких шагах позади сестры и ее парня, пока мы пробираемся по коридорам, и, держа руки в карманах, касаюсь пальцами нового кубика. В этом семестре у нас с Майей три общих предмета: астрономия на первом уроке, английская литература на втором и политология на шестом. Мы не соседи по парте, но на первых двух занятиях я сижу на несколько рядов позади нее, что само по себе пытка. Я мог бы весь урок смотреть только на нее, но знаю, что лучше этого не делать. Я мог бы рисовать изгиб ее шеи, завитки волос, изящный нос и полные губы в идеальном, дивном профиле, но заниматься этим посреди урока опасно, кто-нибудь непременно заметит, а это чревато катастрофическими последствиями.

Такая пытка порождает фантазии о том, что Майе может понадобиться карандаш, захочется сравнить записи, спросить о задании, а я тут как тут, спешу на помощь. Или о том, как Майя ищет встречи со мной, а не с кем-то еще из двадцати шести одноклассников. Майя придумывает предлог, чтобы заговорить со мной. Майя просто… замечает меня. По-настоящему.

Было бы неплохо, если бы заметила. Это стало бы началом.

Мы приходим в класс, я занимаю свое место в четвертом ряду и стараюсь ничем себя не выдать, когда через минуту появляется Майя. Достаю свой блокнот для рисования и, как обычно, чиркаю каракули по краям.

Недавно мне пришла в голову идея превратить нашу следующую игровую сессию «Подземелий и драконов» в книгу комиксов – не для публикации, а просто ради развлечения группы,– так что теперь я пытаюсь совершенствоваться в технике пейзажа. В роли Мастера подземелий^[27] мне больше всего нравится придумывать интересные локации для исследований и приключений. Для нашей последней сессии я создал целый фантастический остров под названием Гвендахайр, обустроив его как квест-комнату. Разгадывая головоломки, игроки складывали заклинание, которое либо позволяло им сбежать, либо, если они ошибались, сбрасывало их в пропасть с раскаленной лавой. Я проделал адскую работу, и, в связи с приближением выпускных экзаменов в этом семестре, мне не хватает времени придумать что-то столь же сложное для новой игровой сессии, хотя имеется несколько вдохновляющих задумок.

Рисунок делает свое дело. В течение пары минут до второго звонка я ухитряюсь ни разу не поднять взгляда на Майю. Это просто сверхчеловеческий подвиг.

Мистер Сингх проводит перекличку и просит нас сдать домашние задания с прошлых выходных, прежде чем приступает к лекции о Млечном Пути.

– Вы уже кое-что знаете об этой теме, если прочитали то, что я вам задавал. – Он что-то записывает на доске. Однако я отвлекаюсь, и страница моего блокнота быстро заполняется, но не заметками, а видами густого леса, разрушающейся стены, внушительной двери, покрытой рунами.

– Джуд?

Я резко поднимаю голову.

– Да?

Мистер Сингх натянуто улыбается. Он знает, что я отвлекся.

– Не мог бы ты рассказать классу, что такое Андромеда? Это было в домашнем задании на выходные.

Жар разливается по моей шее. Уши начинают гореть. Сердце колотится. Это происходит всякий раз, когда меня вызывают выступать перед классом, независимо от того, знаю я ответ или нет.

И на этот раз я определенно не знаю ответа. Я собирался прочитать текст, который нам задали, после вечера открытого микрофона, но из-за суматохи в магазине забыл обо всем на свете.

Я чувствую, как с задней парты Пруденс пытается передать мне телепатическую подсказку. Иногда паранормальная способность близнецов срабатывает, но в эту минуту сестра бессильна мне помочь.

Андромеда. Андромеда. Все, что приходит на ум,– это космическая эпопея Джина Родденберри^[28], которую мы с Мэттом и Сезаром смотрели запоем в течение трех недель в девятом классе.

И тут в голове что-то щелкает.

Андромеда.

Подкаст Люси. Кажется, ведущая что-то говорила об Андромеде? Но что?

Мистер Сингх хмурится.

– Кто-нибудь еще может рассказать нам…

– Это другая галактика, – выпаливаю я. – Она движется по траектории прямого столкновения с Млечным Путем. По оценкам ученых, две галактики столкнутся примерно через пять миллиардов лет.

Мистер Сингх замирает, всего на мгновение. Потрясение отражается у него на лице. Учителя можно понять: пожалуй, никогда еще я не произносил так много слов на его уроке.

Я и сам изумлен.

– Верно, – говорит мистер Сингх. – Очень хорошо. К счастью для нас, пять миллиардов лет – долгий срок, так что нам не стоит слишком уж беспокоиться о неизбежном разрушении мира.

Он продолжает лекцию, и я облегченно выдыхаю. Прю протягивает руку и одобрительно хлопает меня по плечу.

В какой-то миг я даже ловлю взгляд Майи. И ее легкую улыбку, прежде чем она отворачивается. И взмах ресниц, что почти наверняка ничего не значит, совсем ничего.

* * *

Я горжусь собой до следующего урока, когда миссис Эндрюс объявляет контрольную работу по главам романа «Великий Гэтсби», которые нам надлежало прочитать за выходные. Я присоединяюсь к общему стону. Прю бросает на меня выразительный взгляд, и в памяти оживает тот момент, когда в субботу она напоминала мне о задании по чтению.

– Спокойно, – говорит миссис Эндрюс, раздавая тестовые задания. – Предлагается несколько вариантов ответов, так что, с точки зрения статистики, у большинства из вас велики шансы выбрать правильный.

Похоже, она шутит, но никто не смеется.

Листок с заданиями ложится на мою парту, и я нажимаю на кнопку механического карандаша, начинаю читать вопросы, и…

Вот черт. Ничего не знаю.

Я слышу, как у меня за спиной карандаш Прю скребет по бумаге, уверенно обводя ответы.

Тряхнув головой, я приступаю к работе. Выстраиваю предположения, основываясь на уже прочитанных главах. Я заканчиваю одним из первых, но не хочу быть выскочкой, поэтому делаю вид, будто проверяю свои ответы, пока не объявится кто-то другой. Стараясь не встречаться взглядом с учительницей, я сдаю работу и возвращаюсь на свое место.

– Проверка не займет много времени, – говорит миссис Эндрюс. – А ты пока займись самостоятельной работой. Это отличная возможность почитать книгу дальше или наверстать упущенное, если отстал.

Меня так и подмывает проигнорировать этот не слишком тонкий намек и продолжить планирование игровой сессии, начатое в выходные, но вместо этого я заставляю себя взяться за «Гэтсби».