Одно из деревьев – высокая вишня, другое – яблоня, и вид у нее такой, будто все ее плоды уже собрали. Ветви третьего дерева низко прогибаются под тяжестью слив красивого янтарного цвета с розовым румянцем. Воздух наполнен их ароматом.

– Нам нужен труг, – говорит Дэн. – К счастью, труг у меня есть.

Он исчезает в сарайчике, а через мгновение выныривает оттуда с традиционной овальной корзинкой для сбора фруктов и овощей.

Мы принимаемся за работу. Сливы такие спелые, что из них сочится липкая жидкость, а вокруг кружат пчелы. Я полагаю, что у Дэна не так много родственников, с которыми он мог бы поделиться урожаем. До сих пор во время своих визитов я ни разу не встречала здесь кого-то еще. Однако пару раз он упоминал о своей сестре Джо. Интересно, каково ее влияние на его жизнь. Он намекает на то, что оно значительное, но я знаю, что у Дэна есть своя голова на плечах и никто ему не указ.

– Ты как? Привыкаешь к своей арфе? – спрашивает он, как делает каждый день.

– Да, – отвечаю я. – Сплошное наслаждение и восторг. Но пальцы продолжают путаться. Я начисто лишена координации, и, кажется, я безнадежна. Самоучители помогают, но мне было интересно, не мог бы… не мог бы ты показать мне основные приемы?

Он качает головой.

– Я не играю на арфе. Я их только делаю. Если хочешь, могу научить тебя самостоятельно настраивать арфу, – просияв, предлагает он.

– Думаешь, мне необходимо этому учиться? Для меня она всегда звучит как надо.

– Это потому, что я каждое утро настраиваю ее перед твоим приходом.

Я тронута, и уже не в первый раз.

– О, Дэн! А я и не знала! Спасибо! И да, пожалуйста, я буду рада, если ты научишь меня настраивать арфу.

Мы пережевываем пару слив и выплевываем косточки. Такое ощущение, будто Дэн при этом собран и метит в определенное место.

– Я надеюсь, что они прорастут и у меня станет больше сливовых деревьев, – объясняет он.

– Тебе нужно больше слив?

– Нет, но для окружающей среды чем больше деревьев, тем лучше. – Он бросает взгляд на корзинку. – Пока у нас сорок три сливы. Сколько бы ты хотела собрать?

Я поражена до глубины души. Я не знала, что он их считал.

– Еще сорок три! – смело отвечаю я.

Дэн одобрительно улыбается. Солнечный свет касается его щеки, и когда он тянется вверх, чтобы собрать плоды с верхних веток, я в очередной раз отмечаю, до чего же он красив. Если бы Вселенная спланировала все по-другому… Если бы я не была замужем… Если бы он смотрел на меня так, как смотрю на него я…

– Мне только что пришла в голову мысль! – восклицает он, перекатывая в ладони сливу. – Эта мысль посещала меня и раньше, но я все о ней забывал. А вот теперь вспомнил! Можно я поделюсь с тобой этой мыслью? – У него такое лицо, словно его посетило озарение.

– Конечно!

– Ты могла бы брать уроки игры на арфе у моей девушки!

– Твоей девушки?..

– Ну да! – Его руки начинают как-то странно подергиваться. – Ты должна брать уроки у Косули!

– У косули?

– Да! – подтверждает он. – Моя девушка – Косуля. Она живет в Тонтоне. Отсюда до нее двадцать три запятая и одна мили. Думаю, она будет рада тебя учить. – По его лицу пробегает тень. – Но, возможно, тебе придется платить за уроки. У нее странное отношение к деньгам.

– Разумеется, ей нужно платить. – Меня беспокоит вовсе не денежный аспект. – Можно я ей позвоню? – спрашиваю я.

– Да, конечно. Ее номер… – И он выдает мне набор цифр, очевидно, в надежде, что я его запомню.

– Не мог бы ты записать его для меня?

Собрав восемьдесят шесть слив, две большие корзинки с верхом, мы возвращаемся в амбар. Дэн ведет меня к доске с фотографиями женщин, играющих на арфе.

– Это она! – говорит он, указывая пальцем.

Это обжигающая сексапильная блондинка, чей образ преследовал меня с самого начала.

7

Дэн

Моя сестра Джо устроила все это, потому что ей хочется, чтобы я продавал больше арф. Впервые порог моего амбара переступил радиожурналист.

У него были рыжие волосы, и он часто моргал. Из бородавки на левой щеке росли тоненькие волоски. Волосы в носу тоже были рыжие. На нем были джинсы, черные, и куртка, кожаная. Радиожурналист сказал, что мы выйдем в эфир после того, как он сосчитает: три, два, один. Он поднял напротив моего лица три пальца.

– Три, два, один, – одними губами произнес он, а затем совсем иным голосом продолжил: – Рад знакомству, мистер Холлис! Так это ваша мастерская?

Да, сказал я, моя мастерская.

– Должен признаться, это то еще местечко. Старый амбар в конце аллеи с резким подъемом, в милях от какой бы то ни было цивилизации – последнее место, где ожидаешь наткнуться на частный бизнес. Внутри все как в деревенском сарае, низкие балки и пара скамеек. Но куда ни бросишь взгляд, всюду арфы: арфы самых разных форм и размеров. Замысловатые и красивые! Кажется, вы здесь неплохо устроились, мистер Холлис. Как давно вы здесь обосновались в качестве эксмурского арфиста?

Двадцать три года назад, ответил я.

– Двадцать три года! Довольно долго! Но должен признаться, что, глядя на вас, в это трудно поверить. Вы не выглядите настолько старым.

Я сказал ему, что мне тридцать три.

– Ясно. То есть, по моим подсчетам, вы открыли свой бизнес, когда вам было всего десять лет. Это так?

Я ответил «да».

– И в столь нежном возрасте вы были в состоянии изготавливать арфы?

Я сказал «да».

– Должно быть, овладеть этим навыком было довольно сложно.

Я сказал «да».

– У вас был кто-нибудь, кто мог вам помочь?

Я сказал «да».

– Дайте-ка угадаю. Может быть, это был добрый дядюшка, мастер в столярном деле? Сосед? Хотя нет, соседями здесь и не пахнет. Это был ваш отец?

Я ответил «да». Это был мой отец.

– Ах, вот как! Значит, он был арфистом еще до вас?

Я сказал «да».

– И вы всегда знали, с самого начала, что пойдете по его стопам и будете изготавливать арфы?

Я задумался. Я бы точно знал ответ, если бы вопрос не был таким загадочным. Все зависело от временного нахождения исходной точки. Если за исходную точку принять момент моего рождения, то ответ был отрицательным. Я не слишком отчетливо помню, как появился на свет, но почти уверен, что, когда это произошло, изготовление арф не являлось для меня приоритетом. Возможно, исходная точка пришлась на мой первый день рождения, когда мне исполнился год. Не думаю, что у меня имелись большие амбиции по изготовлению арфы. Если, с другой стороны, исходная точка возникла позже, когда я начал желать чего-то большего, чем детское питание и чистый подгузник, то ответ вполне мог бы быть положительным. Я собрался объяснить все это журналисту, но на меня уже посыпались новые вопросы:

– Не могли бы вы рассказать нам немного о том, как складывался ваш путь мастера – изготовителя арф? Как вы влюбились в эту профессию? Поддерживал ли вас отец на этом пути? Как вам удавалось совмещать работу и учебу в школе?

Я спросил, на какой вопрос, по его мнению, мне лучше ответить в первую очередь.

– Ну, может быть, вы поведаете нам о том, как вы впервые поняли, что хотите быть арфистом? – Он вскинул брови. Они были очень кустистыми и рыжими.

– Естественно, – ответил я. – Впервые я понял, что хочу быть арфистом, когда мне было семь с половиной лет. Была суббота, двенадцатое июня, и в саду летали зеленые стрекозы. На мне были новые, купленные мамой ботинки, но они сильно сдавливали мне пятки. На камне у ворот росло четыре разных вида мха. На завтрак у нас была яичница. Погода была умеренно хорошая.

– Ясно, – сказал он. – Здорово, что вы поделились с нами этими подробностями. Так что же конкретно произошло, отчего в вашей голове засела идея заняться арфами? Вас вдохновила арфа, которую смастерил ваш отец?

Я ответил, что нет. Мой отец в те времена арфами не занимался. Он вообще крайне редко изготавливал музыкальные инструменты и в основном работал с деревом. Чаще всего он вырезал чаши, подсвечники и статуэтки и продавал их туристам. Он также создавал кое-какую мебель. Мою маму дерево не интересовало, зато она была заинтересована в бесплатной няньке – в том, чтобы я постоянно находился под присмотром отца.

Я был проблемным ребенком и далеко не всегда выполнял то, что должен был. Во взбудораженном состоянии я размахивал руками и издавал странные звуки, и ей это не нравилось. Она сказала, что если я пообещаю не издавать странных звуков и не размахивать руками, то смогу отправиться в «Страну историй» в Далвертоне.

«Страна историй» проходила там по субботам утром. Меня и еще пятерых детей усаживали на мешки с фасолью в деревенском клубе и заставляли слушать истории, которые читала грузная седовласая женщина. Я сидел на мешке с фасолью с синими и желтыми пингвинами. Мне было крайне трудно не издавать странных звуков и не размахивать руками, когда приходила рассказчица, но я этого не делал, потому что хотел, чтобы мне разрешили приехать сюда снова на следующей неделе и через неделю, а тогда больше всего мне хотелось жить в «Стране историй» и слушать истории вечно.

– Это очень интересно, – вмешался журналист, – но я уверен, что слушателям хочется узнать о процессе изготовления арф.

– Да, – промолвил я. – Именно об этом я и собираюсь рассказать. – Далее я объяснил, что именно в «Стране историй» я встретил свою первую арфу. Однажды, в день зеленых стрекоз, неудобных туфель, четырех видов мха и яичницы, мама, как обычно, высадила меня, и я зашел в клуб и сел на свой желто-синий мешок с фасолью с пингвиньей расцветкой. И там передо мной, среди других мешков с фасолью, лежал самый красивый предмет, который я когда-либо видел.

Он напоминал лебедя, и сердце, и ткацкий станок, и парусный корабль, и орешник, и крыло, и зыбь волны, и танцующую женщину, и игру света на поверхности воды – и все это одновременно. И он был сделан из дерева! Мы, дети, смотрели на него во все глаза.

К нам вышла женщина, другая, не наша обычная рассказчица. У нее была белая кожа и невероятно длинные волосы. Она сказала, что сегодня она на замене и расскажет нам историю, которая будет перемежаться небольшими музыкальными интерлюдиями на арфе. От волнения я не смог удержаться, замахал руками и издал тихое бульканье, но никто, казалось, не возражал. Когда женщина заиграла, у меня перехватило дыхание. Я понял, что у арфы не только самое красивое тело, но и самая красивая душа. И голос – самый мягкий и сильный голос, который я когда-либо слышал.

– Я до сих пор помню историю, которую дама рассказала нам в тот день, – сообщил я журналисту. – Хотите, я вам ее расскажу?

– Пожалуй, не сейчас, – он посмотрел на микрофон. – Вернемся к изготовлению арфы.

И я продолжил рассказ о том, что произошло, когда я вернулся домой из «Страны историй». А произошло вот что: я побежал прямиком к отцу и сказал, что он должен изготовить арфу. Он решительно заявил, что, мол, сынок, это легче сказать, чем сделать. Я приставал к нему каждый день в течение всего следующего года, и в конце концов он ее сделал. Естественно, его первая арфа получилась не слишком удачной. Но процесс его заинтересовал, и в результате на следующий год он изготовил еще одну арфу, и я ему в этом помог. К тому времени, когда он изготовил свою третью арфу, он купил этот амбар, а я смастерил свою собственную арфу. Мне было десять лет.

– Совсем мальчишка! – заметил радиожурналист. – Должно быть, ваши родители очень вами гордились.

– Почему? – удивился я.

– Я уверен, что так оно и было. Если бы мой сын в десять лет сам изготовил арфу, я бы им гордился. Однако я такого даже представить себе не могу. Он вечно сидит за своими компьютерными играми, и мне никак не удается его отвлечь, мелкого проказника! А ваш отец, очевидно, очень вас вдохновлял. Вы не возражаете, если я спрошу: он еще жив?

– Нет, – ответил я. – Он погиб в автомобильной аварии, когда мне было шестнадцать.