– О, мне так жаль! А ваша мама? Она жива?

– Она умерла через несколько месяцев после отца. Она умерла в больнице, после неудачной операции. В тот год мне было очень грустно.

– Еще бы! Ничего удивительного! Для подростка это большой удар. А другие родственники у вас остались?

Я ответил, что у меня есть старшая сестра Джо. Я рассказал ему, как после смерти родителей Джо какое-то время жила со мной здесь, в Амбаре «Арфа», и помогала мне со всем управляться. Я упомянул, что коммерческая сторона моей деятельности по-прежнему в руках Джо. И что она намного умнее меня. Я умею только изготавливать арфы. Она умеет зарабатывать деньги.

– Понятно. Сколько арф в год вы производите?

Я ответил, что все зависит от года, но обычно не более тридцати шести.

– Всего-то! И насколько я полагаю, вся древесина у вас местная, из эксмурских лесов и окрестностей?

Я ответил утвердительно.

– И в отделке каждой арфы вы используете эксмурскую гальку?

Я ответил, что это действительно так.

– Я вижу, что все находящиеся здесь арфы, какими бы красивыми они ни были, довольно небольших размеров. Вы думали о том, чтобы увеличить масштабы и начать изготавливать настоящие арфы?

– Настоящие арфы?

– Извините, возможно, я использую неправильную терминологию. Я имею в виду большие арфы, классические, те, что мы видим в оркестрах.

– Это не настоящие арфы! – сказал я.

– Я вас не совсем понимаю.

Здесь в знаниях радиожурналиста был явный пробел, и я задумался о том, понимает ли он меня вообще и хочу ли я, чтобы он меня понял. И пришел к выводу, что не хочу.

Он почесал затылок.

– Гм-м… несмотря на то, что все эти годы вы создавали кельтские арфы, у вас не возникло желания попробовать изготовить классическую, концертную арфу?

Я ответил, что нет.

– Вы не считаете, что было бы здорово увидеть, как на одной из ваших арф играют Моцарта в Карнеги-холле?

Я ответил, что нет.

– Значит, вас не интересуют классические арфы?

Я ответил, что нет.

Он потер свою бородавку.

– Признаюсь, я удивлен. Почему так, мистер Холлис?

Я решил объяснить ему это с помощью аналогий и риторических вопросов. Мой ответ выглядел так:

– Зачем принимать таблетки сахарина, если вместо этого можно сосать органические медовые соты? Зачем довольствоваться скаковой лошадью, если можно завести единорога?

Он тихо рассмеялся.

– А, кажется, я уловил вашу мысль. Что ж, было приятно с вами побеседовать, мистер Холлис. Желаю вам всех возможных успехов в изготовлении арф. Если кому-нибудь из вас захотелось приобрести эксмурскую арфу, пожалуйста, не пытайтесь связаться с мистером Холлисом напрямую, так как у вас ничего не получится. Вместо этого обратитесь к сестре мистера Холлиса, Джо, адрес электронной почты которой вы найдете на нашем веб-сайте. Она будет рада поговорить с вами на деловом языке. Не так ли, мистер Холлис?

Я ответил, что да, это так.

8

Элли

И снова виденье, и снова тот день,
Когда мы в саду, где падает тень,
Блестящие сливы срывали в корзину,
И день золотился неотразимо…

Я комкаю лист со стихотворением, швыряю его в мусорное ведро и беру в руки телефон.

– У него есть девушка!

– У кого? У Клайва?

– Да нет же, тупица! У Дэна!

– Ах, у твоего эксмурского арфиста. – Кристина всегда реагирует с иронией, когда я о нем говорю, и это слегка раздражает. Я стараюсь о нем не упоминать, но порой не могу с собой совладать. Ведь больше мне не с кем о нем поговорить. – А это важно? – интересуется она.

– Не знаю. – Я смотрю в окно на холм. – Смотря для чего.

– Расскажи подробнее. – Я слышу, как щелкает зажигалка. Представляю Кристину на диване, с сигаретой. Мява, скорее всего, уже запрыгнула на ее колени. Мне следовало бы спросить, как прошел день Кристины в магазине, спросить, звонил ли Алекс и продолжает ли он наслаждаться университетской жизнью, но с этим придется повременить.

– Она профессиональная арфистка. Она сногсшибательна. Блондинка. С пышной грудью.

– Так вот насколько это важно!

Я не выдерживаю и смеюсь.

– Хватит делать поспешные выводы. Я просто удивлена, вот и все.

Когда Дэн впервые упомянул о своей девушке, я представила себе невысокую, застенчивую, возможно, даже немного неуклюжую особу. Я корю себя за свою непроходимую тупость. Зато та фотография с доски, несомненно, привела меня в чувство.

– Разве ты не говорила, что Дэн тоже красавчик?

– Я выразилась не так, Кристина, нет. Признаю, он интересен, на свой манер. Тем не менее он… – Я пытаюсь объяснить, что имею в виду, но мне не удается четко выразить свои мысли. Я рассказываю ей об уникальном взгляде Дэна на вещи, о его непритязательном образе жизни и самодостаточности. Чем больше я говорю, тем труднее понять, как в эту картину вписывается девушка с внешностью Косули.

– Хочешь сказать, что тебе трудно представить его в роли бойфренда?

– Нет-нет. Скорее дело в том, что я не вижу в нем мужчину, который хотел бы иметь девушку или нуждался в ней. – Вот оно. Должно быть, именно это меня и беспокоило. Я изначально неправильно все поняла.

– Ты Клайву уже о чем-нибудь говорила?

– Нет. Я не смогу сказать ему правду. Я не считаю безусловную честность хорошей политикой… Хотя и нечестность тоже.

– Держу пари, что ты испытываешь чувство вины.

– Ага. – Для меня чувство вины – это даже не привычка, а зависимость. Я виню своих родителей. В первую очередь мать. Она была непреклонна. Непоколебимые моральные ценности – это хорошо, но когда малейший намек на веселье приводил к наказанию…

– Эй, Элли! То, что ты играешь на арфе, – это хорошо, – настаивает Кристина.

– Но то, что я держу это в секрете, – плохо.

– Иногда хорошо побыть плохой. – Вот одна из причин, почему я так люблю Кристину.

Отложив телефон, я понимаю, что так и не спросила у Кристины ни о том, как прошел ее день в магазине, ни об Алексе. Все в порядке, успокаиваю я себя; она так часто использовала меня в качестве бесплатного слушателя, что совершенно нормально иногда поступать с ней так же. Но я от себя не в восторге.

* * *

Чем больше я тяну с признанием, тем труднее будет потом. Если я что-то скажу, ему будет больно, а когда Клайву больно, он срывается и нападает. Вот бы найти способ обо всем ему рассказать, не упоминая Дэна. Я ступила на тонкий лед. У меня не так много друзей-мужчин, но если я о них говорю, Клайв раздражается. Полагаю, это не удивительно, учитывая его историю.

Когда я познакомилась с Клайвом, он встречался с моей коллегой Джейн. Это был рождественский ужин сотрудников библиотеки, Джейн на него пригласили, и она взяла с собой Клайва в качестве гостя «плюс один». Мне в тот момент было некого пригласить, и я чувствовала себя полной неудачницей. Однако вести светские беседы на том мероприятии было не так мучительно, как обычно, а все потому, что напротив меня сидела Джейн, веселая болтушка Джейн. Волосы, выбивающиеся из заплетенных в две косички волос, подходящая под свитер помада – она вся бурлила, искрилась и сверкала. Меня впечатлило то, что она явилась на ужин с нарядно одетым парнем Клайвом, который показался мне бесконечно крутым и умным. Он следил за тем, чтобы у всех были наполнены бокалы. Он и Джейн поделились своим мнением о знаменитых экранизациях. По их словам, самая современная версия «Тридцати девяти ступеней» была совсем неплохой. Зато ни одна из экранизаций романа «Большие надежды» не может посоперничать с книгой. Что касается «Чарли и шоколадной фабрики», Джейн (написавшая диссертацию по детской литературе) одобряла фильм и с пеной у рта отстаивала его достоинства до тех пор, пока у нее не свело челюсть. Клайв мягко выражал свое несогласие. Им обоим не терпелось услышать мое мнение, но у меня его не было. Я старалась не задерживать взгляд на Клайве. Было в нем что-то завораживающее. Но что именно? Пронзительный взгляд? Едва заметная щетина на подбородке? Четкий контур челюсти? Я пришла к выводу, что дело не столько в его физических качествах, сколько в сочетании чувственности и твердости.

– Клайв такой милый, – сказала я Джейн на работе на следующей неделе, когда мы вместе заносили книги в каталог.

– Правда? Ты так считаешь? – с горечью произнесла она.

– Что случилось, Джейн? Между вами что-то произошло?

Она сжала руку в кулак.

– Ненавижу его. Всем сердцем.

– Почему? – с недоумением спросила я.

– Он пришел и разбил всех моих Беатрис Поттеров^[4]! Всех до единого.

Я смотрела на нее непонимающим взглядом.

Она поведала мне, как на протяжении многих лет собирала фарфор Беатрис Поттер. Она обожала эти вещички. Тарелки с кроликом Питером, кружки с белочкой Наткин, подставки для яиц с Джереми Фишером – вся эта коллекция была выставлена в ее квартире. Но после жаркой ссоры Клайв взял и расколотил эту коллекцию молотком.

Я пришла в ужас. Как мог такой приятный и воспитанный парень так буйно себя вести? Я тоже начала его ненавидеть. Я не очень хорошо знала Джейн, но изо всех сил старалась ее поддержать. Она была очень расстроена… хотя, казалось, скорее из-за разбитого чайника с миссис Тигги-Винкл, нежели из-за испорченных отношений.

Вскоре после нашего разговора я увидела Клайва на улице. У него было посеревшее лицо и тяжелая походка. Я бы предпочла поспешно пройти мимо, учитывая его ужасное обращение с Джейн, но он меня окликнул:

– Привет! Элли, не так ли?

– Привет, Клайв, – ледяным тоном ответила я.

Он чувствовал, что я не готова вступить с ним в диалог.

– Джейн тебе рассказала? Я кивнула. – Она… – Его лицо потемнело. – Она… – Он не мог выдавить из себя ни слова. Я наблюдала за его страданиями… кажется, целую вечность. Наконец ему удалось сложить слова в предложение: – Она спала с другим мужчиной за моей спиной.

– Ого! Этого она мне не сказала!

– Он был моим другом. Близким другом. Во всяком случае, я так считал.

Я видела, как ему больно. Его поведение по-прежнему не казалось мне приемлемым, но осколок сочувствия все-таки проскользнул в мое сердце. Я предложила выпить кофе.

– Компания из меня неважнецкая, – пробормотал он.

– Это не страшно! – успокоила я его.

Мы сидели друг напротив друга в кафе «Яблоня», потягивали капучино и тщательно обходили любые личные темы. Фоном звучала какая-то неприметная мелодия. Я перекладывала с места на место коричневые бумажные пакетики с сахаром, одновременно пересматривая свое отношение к Джейн. В то же время я четко осознавала, что теперь этот мужчина свободен. Доступен. Не то чтобы меня это интересовало, теперь, когда я знала, на какие выходки он способен. И все же…

Мы все говорили и говорили, и он становился все привлекательнее, словно набирался сил, восстанавливал себя по кусочкам.

Я решила спросить о его работе. Я без конца твердила о том, как мне нравится быть библиотекарем, а он удостаивал меня льстивым вниманием.

– А что это такое… гм-м… актуарий? (Этот же вопрос я задала Джейн, когда она начала с ним встречаться, и она ответила: «Скукота».)

Клайв прищурился. На его лице появилось сначала оборонительное выражение, затем извиняющееся, а потом смиренное.

– Ты правда хочешь знать? Джейн это никогда особо не интересовало.

– Да. – Я воспользовалась случаем продемонстрировать, насколько я добрее Джейн.

Он сделал глоток кофе.