В тугом суворовском мундире, еле дыша, не смея поднять голову, я поехал в роскошной царской карете с открытым верхом, думая при этом, что военачальник намеренно решил отказаться от императорской милости, чтобы показать, как он недоволен монархом. А верному знахарю Виктору теперь придется ехать в блестящем экипаже на потеху толпы. Впрочем, маневр Суворова заметили только первые ряды зрителей, основная часть народа подмену не обнаружила и продолжила приветствовать кумира ликующими криками.

− Куда ехать-то, ваша светлость? – спросил кучер, поднимая хлыст. Кажется, он тоже не заметил, что везет вовсе не завоевателя южных степей и песков, а его бледную копию.

− Давай к набережной! – ответил я почти машинально, поскольку в тот миг как раз переживал над тем, догадается ли Бабаха забрать Смирного и успокоил себя тем, что мой помощник обязательно позаботится о моем коне.

Кушников толкнул меня в бок и насмешливо возопил, стараясь перекричать крики толпы и стук копыт по мостовой:

− Ты чего приуныл, колдун? Выше голову, когда еще на царской телеге прокатишься?!

Надо признаться, он был прав. Ход у кареты, как у элитного автомобиля преумиум-модели, был мягкий и незаметный, нас вовсе не трясло на поворотах и ухабах, а лишь слегка покачивало. Народ на улицах уже разошелся по делам, насладившись зрелищем прибытия любимого полководца в Петербург, и я позволил себе слегка расслабиться. Подняв голову, я осмотрелся и подставил лицо свежему ветерку, дующему с Невы. Может, и в самом деле позволить себе проехаться с небывалом шиком по столице?

Но этому желанию не суждено было сбыться. Мы как раз ехали не по широкому проспекту, а по узкой улице, зажатой со всех сторон домами, и впереди заманчиво показались мосты и ограждения набережной. Но затем послышался бешеный топот и с боковых переулков выскочили две упряжки, каждая влекомая парами лошадей, которых, к тому же, нещадно лупили кучеры. В каретах, тоже, кстати, открытых, помимо возниц сидели по трое вооруженных людей в каждой.

Странные транспортные средства мигом нагнали нас и помчались почти вплотную. Люди в каретах подняли ружья и навели на нас, причем, по большей части на меня. Эта, конечно, была особая честь, от которой я предпочел бы, чтобы меня избавили.

− Что вы делаете, господа? – закричал Кушников, а Стрельцов, не теряя времени, сложился пополам и повалился на дно кареты.

Я посмотрел вправо, затем влево и понял, что сейчас на улицах мирного Санкт-Петербурга загремят выстрелы. Мало того, по итогам этой перестрелки почти наверняка прикончат некоего таинственно появившегося год назад испанского виконта с темной репутацией колдуна и черного целителя. Весьма незавидная участь, а ведь у меня даже не даже завалящего захудалого кремниевого пистолета, чтобы выстрелить в ответ.

Еще мгновение и меня изрешетили бы пули, но я вовремя успел сообразить, что надо делать и громовым голосом приказал своему кучеру:

− Тормози, дурень, куда ты прешь?!

Кучер и вправду, заметив нагнавшую нас свору наемных убийц, от страха гнал лошадей во весь опор и вскоре должен был уже выехать на широкую улицу впереди. Заслышав мою команду, свалившуюся на него, будто гневный глас с небес, он резко натянул поводья и наша роскошная карета резко сбавила ход.

В тот же миг загрохотали выстрелы. Благодаря нашему маневру кареты со стрелками немного умчались вперед и даже столкнулись друг с дружкой на ходу, ну, а все выстрелы пропали даром.

− Ага, выкусите, сволочи! – торжествующе закричал я и тут же осекся, потому что злоумышленники, как по команде, склонились и достали со дна своих колымаг другие ружья. Надо же, сволочи оказались весьма предусмотрительные, а вот нам, похоже, придется начинать все с начала.

Я огляделся, лихорадочно размышляя, как быть дальше. К тому времени я ощутил вдруг себя совершенно свободным и не сразу понял, что в горячке погони разорвал мундир Суворова. Вот почему я, оказывается, я почувствовал, что могу дышать полной грудью!

В эти мгновения, выскочив из своих безнадежно спутавшихся экипажей, негодяи неумолимо побежали в нашу сторону, намереваясь довести свое черное дело до логичного конца. Кто же это такие, как они смеют действовать так отчаянно и дерзко в столице империи, организуя покушение на самого Суворова?

К тому времени я нисколько не сомневался, что главной целью душегубов была вовсе не моя скромная персона, а именно наш знаменитый военачальник. Кому-то он чересчур сильно помешал, кому-то чрезвычайно сильному, способному устроить перестрелку среди бела дня на улицах Петербурга. Ладно, все эти загадки мы сможем разгадать потом, а сейчас самое главное выжить и спасти свою драгоценную головушку, чтобы было потом чем размышлять над происходящим.

Слева открыла более-менее подходящая улица и я снова закричал кучеру:

− Сворачивай влево, дурень, не видишь, что ли?

И снова мой истошный крик послужил отличным мотиватором и наш извозчик успел послушно натянуть поводья и отправить дико ржущую девятку скакунов в боковой проем. Мы проехали непозволительно близко к убивцам, и я увидел со сжавшимся сердцем, как они припали на одно колено и прицелились в нас. Делать было нечего, оставалось только надеяться на низкое качество нынешних оружий и умолять Господа Бога, чтобы он отправил пули совсем другое место, а не в наши многострадальные тела.

− Кто это такие? – кричал Кушников, которого, видимо, волновали те же самые вопросы, что и меня.

Стрельцов ничего не говорил, а весьма разумно продолжал корчиться на дне нашего тарантаса, спасаясь от обстрела. Я едва успел подумать, что было бы неплохо последовать его примеру, когда сзади снова раздался залп. На этот раз пули просвистели совсем рядом. Ни одна из них, к счастью, не задела меня и я уже хотел снова ликующе засвистеть, но тут услышал стоны.

На спине несчастного кучера, одетого по случаю торжественного приема в белый меховой плащ, расползлось красное пятно. Не говоря ни слова, он повалился набок, а наши лошади понеслись дальше, словно самосвал, катящийся с обрыва с заснувшим водителем за рулем.

Однако этим несчастием трагедия не закончилась.

− Что же это такое, Витя? – прошептал Стрельцов со дна кареты и поднял окровавленную ладонь, которую прижимал до этого к груди. – Меня подбили, Витя, слышишь, подбили?

В голосе его было столько отчаянной жалости к себе, что я даже и слова не мог вымолвить. Впрочем, сейчас было не до него, а требовалось остановить нашу карету, неудержимо мчащуюся по улице. Впереди Нева, разогнавшиеся скакуны вполне могли пробить ограду и вынести нас в еще холодную по весеннему времени реку. Я, по большому счету, был совсем не против ледяного купания, но тут же учитывал, что наши убийцы все еще могли догнать нас, а затем перестрелять и утопить в реке, как слепых котят. Да, как говорится, положение не из легких.

Уподобясь каскадеру из приключенческих фильмов, я сказал Стрельцову: «Крепись, браток, крепись!», а сам полез на место извозчика. Кушников оглянулся назад, погрозил бегущим следом стрелкам кулаком и бросился к товарищу на помощь.

Оказывается, мчащаяся на огромной скорости, даже царская карета способна ощутимо качаться на ходу, подобно кораблю, прыгающему по волнам. Едва не вылетев из экипажа, я сумел-таки пробраться к недвижному кучеру и выхватить поводья из онемевших пальцев. Люди на улице, по которой мы неслись, испуганно прижимались к стенам домов, а я натянул поводья, что было силы.

Бесполезно. Кони продолжали скакать к реке, а сзади раздавались негодующие крики наших злоумышленников: «Стой, не уйдешь!». Кроме того, я слышал, как стонет Стрельцов, а Кушников хрипит: «Витя, немедленно останови карету!». Ага, сейчас, как будто я сам не хочу этого больше всего на свете! Лучше бы помог мне натянуть эти проклятые поводья, вместо того, чтобы бессильно пищать мне в спину.

Казалось, чтобы остановить наших разбушевавшихся скакунов, потребуется подъемный кран, но у меня все-таки это получилось. Ржущая девятка разгоряченным табуном вынеслась на набережную и резко остановилась, чуть не перевернув нашу карету. Я стоял на облучках с поводьями в руках и, не веря своим глазам, глядел на волнующихся лошадей. Неужели я смог остановить такую махину?

− Ну, чего ты застрял, помоги! – закричал Кушников и я опомнился.

Сначала пощупал пульс у кучера и сразу понял, что он уже не жилец. Жаль, несмотря на растерянность, он действовал вполне разумно, слушался меня и почти спасся от пули. Оставив бедолагу, я перелез в карету и подполз было к стонущему Стрельцову, но не смог оказать первую медицинскую помощь. К нашей карете подбежали отчаянные головорезы и полезли к нам. Тут уж, конечно, было уже не Стрельцова.

Истратив на нас боеприпасы, преступники уже не успели перезарядить ружья и действовали холодным оружием. Мне повезло, что у адъютантов оказались сабли, причем не церемониальные, а боевые.

− Помогай, видишь, что творится?! – заорал я Кушникову и схватил саблю Стрельцова.

Нападавших было пятеро, вокруг на набережной собралась целая толпа мирных горожан, а мы устроили в карете настоящее побоище. Я считал главной своей задачей оборонять рубежи нашего тарантаса и не допускать злоумышленников внутрь. Поэтому я вовсе не стремился поразить негодяев точным ударом по голове или рукам, а старался держать их на расстоянии, справедливо полагая, что время играет в нашу пользу и скоро на помощь нам придут городовые или военные патрули.

Кушников тоже опомнился и, выхватив свою саблю, тоже принялся отбиваться от наседающих злодеев. Улучив удобное мгновение, он вдруг вытащил из-за пояса пистолет и гулко разрядил его прямо в лицо одному из нападавших. Противник с воплем схватился за окровавленное лицо и упал под колеса кареты.

Врагов осталось четверо, но это ничего не меняло, поскольку один из них, кажется, главарь, оказался чертовски ловким малым. Его голова была замотана в черный платок, он крутился на месте, как юла и пару раз чуть не задел меня саблей в бок, несмотря на то, что я находился в карете и был выше него. Жаль, что здесь отсутствовал мой друг, великолепный фехтовальщик Юра Уваров, павший в горах Гиндукуша от подлой гранаты предателя, уж он бы мигом расправился со всеми противниками.

Впрочем, тот факт, что мы сражались не в песках Туркестана, а на улицах Петербурга, в конце концов, и вправду сыграл нам на руку.

− Позвольте, господа, − закричали в толпе. – Уж не на Суворова ли они напали? Что же мы стоим, надо спасти славного нашего князя.

Из кольца зрителей выбежали около десятка молодых людей с пистолетами и шпагами в руках. Какая, однако, своевременная помощь! Я изловчился и рубанул саблей по голове главаря, но в последний миг он дернулся в сторону и я лишь успел сорвать платок с его лица.

Когда он оглянулся, я чуть не выронил саблю, потому что узнал этого человека. Вот уж кого я ожидал встретить в этом месте меньше всего на свете!

Глава 3. Рандеву на набережной Невы

Главарем свирепых убийц, устроивших стрельбу на улицах столицы, оказался, конечно же, Егор Рябой Кролик. Я сразу узнал этот бешеный прищур узких глаз, эти рябинки, разбросанные по начавшему бледнеть, но все еще смуглому лицу. Казалось, я должен был оцепенеть от неожиданности, но, наоборот, кровь моя тут же вскипела и, спрыгнув с кареты, я бросился на того, кого считал главным своим врагом весь прошлый год.

Английский аристократ, давным-давно орудующий в наших краях, я уж успел позабыть, как его зовут на самом деле, тоже давно узнал меня. Я понял это по насмешливым морщинкам, собравшимся вокруг уголков его глаз. Поначалу я недоумевал, почему он все еще продолжает неудавшееся покушение, ведь он давно понял, что они полностью промахнулись с Суворовым и вместо полководца напали на его заместителя. А затем я услышал его злобный шепот и сразу все стало на свои места.

– Ладно, путешественник во времени, – сказал он негромко. – Если не Суворова, то тебя прикончим, хоть какая-то польза будет.