Солдаты кивнули. Мужчина последовал за гвардейцами без особой охоты, женщина – без возражений. Она не обладала способностью направлять Силу, так что не была освобожденной дамани, хотя это не значило, что она не сул’дам.

С этой мыслью Эгвейн вернулась к Найнив, до сих пор стоявшей на коленях подле Талманеса. Болезненная чернота его кожи сменилась бледностью.

– Положите его где-нибудь в тихом месте. Пусть отдыхает, – утомленно велела Найнив стоявшим поблизости «красноруким». – Я сделала, что могла.

Когда солдаты унесли Талманеса, она подняла глаза на Эгвейн и прошептала:

– О Свет, сколько же сил я затратила! И это еще с ангриалом. Помнишь, как давным-давно Морейн Исцелила Тэма? Впечатляющее деяние…

В ее голосе прозвучала нотка гордости. Она сама хотела вылечить Тэма, но не сумела бы – хотя, конечно, тогда толком и не осознавала, что делает. Но с той поры много воды утекло.

– Это правда, мать? – спросила Найнив, встав. – Насчет Кэймлина?

Эгвейн кивнула.

– Ночь будет долгой, – заметила Найнив, окинув взглядом бесконечный поток раненых.

– А завтрашний день – еще дольше, – сказала Эгвейн. – Давай объединимся. Одолжу тебе свои силы.

– Мать?! – потрясенно воскликнула Найнив.

– Ты Исцеляешь лучше, чем я, – улыбнулась Эгвейн. – Пусть я – Амерлин, Найнив, но я по-прежнему Айз Седай. Слуга всего сущего. И моя сила тебе не помешает.

Найнив кивнула. Установив между собой связь, девушки присоединились к тем Айз Седай, кому Романда поручила Исцелять беженцев, получивших самые тяжелые раны.

– Фэйли занимается моей сетью глаз-и-ушей, – сказал Перрин Ранду, когда оба торопливо шагали к его лагерю. – Возможно, сегодня вечером она с ними. Предупреждаю: не уверен, что ты ей понравишься.

«Еще бы! – подумал Ранд. – Она же не дура. И наверняка понимает, чего я от тебя потребую, прежде чем все это закончится».

– Но, думаю, ей нравится, что мы с тобой друзья, – продолжил Перрин. – В конце концов, она кузина королевы. По-моему, она все еще беспокоится, что ты спятишь и причинишь мне вред.

– Я уже спятил, – сказал Ранд, – но держу безумие под контролем. Хотя насчет вреда она, наверное, права. Вряд ли у меня получится не навредить тем, кто находится рядом со мной. Непросто было выучить этот урок.

– Спятил, говоришь? – Перрин не снимал ладони с висевшего на бедре молота. Здоровенный он, этот молот – стоило бы смастерить для него специальный чехол, – но сработан потрясающе. Ранд все хотел спросить, не изготовлен ли он с помощью Силы, как то оружие, что создают Аша’маны. – Но это не так, Ранд. По-моему, ты не сумасшедший.

Ранд улыбнулся мысли, скользнувшей по грани сознания:

– Нет, Перрин, я безумен. Мое безумие заключено в этих воспоминаниях. В тех душевных порывах. Льюс Тэрин пробовал взять верх. Я был не одним человеком, а двумя. Они боролись за мое тело, и один из них был напрочь лишен рассудка.

– О Свет, – прошептал Перрин, – жуть-то какая…

– Да, приятного мало. Но вот в чем дело, Перрин. Я все сильнее убеждаюсь, что мне нужны эти воспоминания. Льюс Тэрин был хорошим человеком. И я тоже, но потом все пошло наперекосяк. Я возгордился и решил, что могу обойтись без чьей-либо помощи. Спасла только память. Без этого безумия… без этих воспоминаний я опять кинулся бы напролом. Один.

– Значит, хочешь объединить усилия с остальными? – Перрин бросил взгляд туда, где стояли лагерем представители Белой Башни. – Все это очень, очень похоже на встречу армий, собравшихся воевать друг с другом.

– Я сумею убедить Эгвейн в своей правоте, – сказал Ранд. – Потому что я прав, Перрин. Надо сломать печати. Понять не могу, почему она отвергает это.

– Теперь она – Амерлин, – почесал бороду Перрин. – Она – Блюстительница печатей, Ранд, и ей принимать решение, ломать их или нет.

– Это так. Вот я и растолкую ей, что мои намерения верны.

– А ты уверен, что их непременно нужно сломать? – спросил Перрин. – Ни капли не сомневаешься?

– Скажи мне, Перрин, если треснул металлический предмет – оружие или инструмент, – можно ли подлатать его? Чтобы действовать им снова как раньше?

– Ну, вообще-то – да, – сказал Перрин. – Но лучше так не делать. Текстура металла… Как правило, надежнее переплавить такую вещь и выковать заново, с самого начала.

– Здесь то же самое. Печати растрескались, будто меч. Залепить эти трещины невозможно, и поэтому надо убрать обломки и заменить поврежденные печати на нечто новое. Нечто лучшее.

– Ранд, – сказал Перрин, – объяснение предельно доходчивое. Ты не пробовал растолковать все Эгвейн такими же словами?

– Она же не кузнец, друг мой, – улыбнулся Ранд.

– Зато она умная, Ранд. Поумнее нас с тобой. Если подобрать верные слова, Эгвейн все поймет.

– Вот и посмотрим, – сказал Ранд. – Завтра.

Перрин остановился в свете сферы Ранда, созданной Единой Силой. Его лагерь, разбитый по соседству с лагерем Ранда, вмещал в себя армию не менее внушительную, чем все, что явились в тот день на Поле Меррилор. Ранду до сих пор не верилось, что Перрин собрал такое количество людей – включая, подумать только, белоплащников! Глаза-и-уши Ранда утверждали, что все в лагере Перрина сохраняли ему верность. Даже сопровождавшие Перрина Хранительницы Мудрости и Айз Седай были склонны прислушиваться к его мнению.

Перрин стал королем, это ясно как день. Не таким, как Ранд, но королем, живущим среди своего народа. Ранд не мог выбрать такой же путь. У Перрина есть возможность оставаться человеком, но еще какое-то время Ранду придется быть чем-то большим, нежели человеком. Он должен быть символом и той силой, на которую могут положиться все остальные.

Это страшно утомляло. Отчасти усталость была не физической, но куда более глубокой. Быть тем, кто нужен людям… Это изматывало Ранда, точило его, как вода точит камень, – а в конце концов вода всегда одерживает верх.

– В этом я тебя поддержу, – пообещал Перрин. – Но дай слово, что не позволишь делу дойти до драки. С Илэйн я сражаться не стану. И схватка с Айз Седай ничем хорошим не закончится. Ссоры между нами недопустимы.

– Драки не будет.

– Дай слово. – Лицо Перрина сделалось настолько твердым, что им можно было бы дробить камни. – Пообещай мне, Ранд.

– Обещаю, друг. На Последнюю битву мы выйдем в полном единении.

– Этого достаточно.

На входе в лагерь Перрин кивнул часовым. Это были двуреченцы – Рид Солен и Керт Фургонер. Оба отсалютовали Перрину, после чего отвесили неуклюжие поклоны Ранду.

Рид и Керт. Ранд знал обоих – Свет, в детстве он брал с них пример! – но уже привык, что люди видят в нем незнакомца, и чувствовал, как тяжелеет на плечах мантия Дракона Возрожденного.

– Милорд Дракон? Мы что… в смысле… – Керт сглотнул и посмотрел на небо, где пузырились, несмотря на присутствие Ранда, черные тучи. – На вид дело плохо, да?

– Бури нередко приносят беду, – ответил Ранд, – но в прошлом Двуречье выжило. Выживет и теперь.

– Но на вид дело плохо, – повторил Керт. – Плохо дело, чтоб мне сгореть!

– Все будет так, как пожелает Колесо. – Ранд глянул на север и тихо продолжил: – Сохраняй спокойствие, Керт. И ты, Рид. Почти все пророчества исполнены. Предстоящие испытания известны, день определен, и мы не встретим его в неведении.

Он не стал обещать, что они победят или хотя бы выживут, но оба двуреченца распрямились, улыбнулись и кивнули. Людям нравится знать, что существует некий план, что кто-то держит все под своим контролем, и Ранд не мог предложить им большего утешения.

– Хватит донимать лорда Дракона расспросами, – вмешался Перрин. – Несите караул как положено – не спать на посту, Керт, и не играть в кости.

Оба снова отсалютовали, и Ранд с Перрином прошли в лагерь, где было повеселее, чем в других биваках, раскинувшихся на Поле Меррилор. Казалось, костры здесь горят чуть ярче, а смех звенит чуть громче, будто двуреченцы каким-то образом принесли с собой дух родных мест.

– Ты настоящий вождь для своих людей, – негромко сказал Ранд, быстрым шагом идя рядом с Перрином, и тот кивнул на ближайший костер:

– Да я им и не нужен. Незачем говорить им, что делать. Вот и все.

Однако, когда в лагерь примчался посыльный, Перрин мигом превратился в военачальника. Он окликнул долговязого гонца по имени, а заметив его покрасневшее лицо и подгибавшиеся от страха перед Рандом колени, отвел парнишку в сторону и заговорил – тихо, но твердо.

Наконец юноша убежал искать леди Фэйли, а Перрин вернулся:

– Мне нужно снова поговорить с Рандом.

– С ним ты и разговариваешь…

– Нет, с настоящим Рандом, а не с человеком, научившимся разглагольствовать как Айз Седай.

Ранд вздохнул.

– Я – это настоящий я, Перрин, – возразил он. – Более настоящий, чем когда бы то ни было.

– Как скажешь, но мне не нравится, когда ты прячешь свои чувства под маской.

Их поприветствовала проходившая мимо группа двуреченцев, и при виде их Ранд ощутил внезапный укол холодного одиночества, с тяжелым сердцем понимая, что никогда больше не станет одним из них. Так уж устроены эти люди. Но… ради Перрина он позволил себе слегка расслабиться.

– Так в чем дело? Что сказал гонец?

– Не зря ты беспокоился, – ответил Перрин. – Ранд, Кэймлин пал. Город захватили троллоки.

Лицо Ранда окаменело.

– Ты не удивлен, – добавил Перрин. – Встревожен, но не удивлен.

– Да, это так, – признал Ранд. – Я думал, они нанесут удар на юге. Говорят, там видели троллоков, и я наполовину уверен, что это дело рук Демандреда. Без армии он всегда чувствовал себя неуютно. Но Кэймлин… Да, неглупый ход. Помнишь, я говорил, что нас попытаются отвлечь? Если враг сумеет оттянуть на себя силы Андора, это плохо скажется на прочности нашего альянса.

– Но разве тебе не на руку, что Илэйн отвлечется на спасение Кэймлина? – Перрин бросил взгляд в сторону ее лагеря, устроенного по соседству со стоянкой Белой Башни. – В этом противостоянии она не на твоей стороне.

– Здесь нет другой стороны, Перрин. Сторона у нас лишь одна, но с разногласиями насчет того, что делать дальше. Илэйн, пожалуй, самая могущественная из монархов, и ее отсутствие на завтрашней встрече поставит под угрозу все, чего я пытаюсь достичь.

Разумеется, Ранд чувствовал ее через связывающие их узы, и всплеск тревоги Илэйн дал понять, что ей известно о бедах в столице. Не проведать ли ее? Может, отправить к ней Мин? Она уже проснулась и, когда он уходил, тоже вышла из шатра, а затем…

Ранд изумленно моргнул. Авиенда. Она здесь, на Поле Меррилор. Но ведь совсем недавно ее тут не было – верно? Перрин бросил на друга взгляд, и Ранд не потрудился стереть с лица потрясенное выражение.

– Нельзя допустить, чтобы Илэйн ушла, – сказал он.

– Даже на защиту родной страны? – с недоверием спросил Перрин.

– Если троллоки захватили Кэймлин, то уже слишком поздно. Ничего Илэйн не добьется. Ее войска должны заняться спасением людей оттуда. Королеве при этом присутствовать необязательно, но завтра утром она непременно должна быть здесь.

Как же убедиться, что она не уйдет? Подобно всем женщинам, Илэйн скверно реагировала на приказной тон, но если намекнуть…

– Ранд, – сказал Перрин, – может, отправим в Кэймлин Аша’манов? Всех сразу? Они дадут троллокам славный бой.

– Нет, – отрезал Ранд, хотя это слово причинило ему боль. – Перрин, если город и впрямь захвачен – а я отправлю через переходные врата людей, чтобы убедиться в этом, – то его не спасти. Вернуть эти стены можно лишь ценой нечеловеческих усилий, а это недопустимо. По крайней мере, пока. Нельзя, чтобы наша коалиция распалась прежде, чем у меня появится шанс сплотить ее. Нас спасет единство. Если каждый ринется тушить пожары в родных землях, мы проиграем. В этом весь смысл атаки на Кэймлин.

– Допустим, ты прав… – нахмурился Перрин, поглаживая молот.