– Считайте, что вы вне закона! – визгливо крикнул им вслед взбешенный Джарид. – Я буду консортом при королеве! Никто не даст укрытия ни вам, ни членам ваших Домов! Никто не предложит помощи! Десять поколений кряду!

Бэйрд опустил взгляд на камень в руке. Остался последний этап – шлифовка. Хороший, дельный наконечник должен быть гладким. Бэйрд взял еще один обломок гранита, подобранный им для этой цели, и принялся аккуратно водить им по боковине сланцевой заготовки.

«Похоже, это ремесло я помню лучше, чем предполагал», – думал он, а лорд Джарид никак не унимался.

В изготовлении наконечника было что-то могучее. Простые движения словно развеивали мрак. С недавних пор на Бэйрда, да и на весь лагерь, легла какая-то тень. Будто… Будто он, как ни пытайся, не мог оставаться на свету. Каждое утро он просыпался с чувством, что вчера похоронил близкого человека.

Оно может сломить тебя, такое отчаяние. Но акт созидания – любого созидания – дает ему отпор. Таков один из способов противостоять… ему. Тому, чье имя не принято произносить вслух. Тому, кто – и это всем известно – стоит за происходящим, независимо от слов лорда Джарида.

Бэйрд встал. Наконечник вышел неплохой, хотя отшлифовать еще разок не помешает. Но это позже. Бэйрд поднял древко копья – металлическое острие отвалилось, когда лагерь накрыло пузырем зла, – и на глазах у остальных гвардейцев прикрепил к нему новый наконечник – так, как в далеком прошлом показывал ему Паппил.

– Такие нам пригодятся, – сказал Мореар. – Можешь сделать еще?

Бэйрд кивнул:

– По пути остановимся у того холма, где я нашел сланец.

Умолкший было Джарид вытаращил глаза, блеснувшие пламенем факелов:

– Нет! Ты же мой телохранитель! Такой дерзости я не потерплю!

Лорд бросился к Бэйрду, и видно было, что он готов пролить кровь, но Мореар и Росс схватили его за руки. Похоже, Росс сам оторопел от своего поступка – как ни крути, это открытый мятеж, – но руку лорда не отпустил.

Бэйрд пошарил возле своей скатки, забрал кое-какие вещи и кивнул остальным. Те подошли к нему, и восемь телохранителей Джарида поволокли изрыгавшего проклятия лорда через лагерь – вернее сказать, через то, что от него осталось, – мимо тлеющих кострищ и упавших палаток, брошенных уходившими в ночь солдатами. Их становилось все больше, и они держали путь на север. Навстречу ветру.

На краю лагеря Бэйрд приметил отличное крепкое дерево. Он дал знак остальным, те взяли у него веревку и привязали лорда Джарида к толстому стволу. Тот не переставал ругаться, пока Мореар не заткнул ему рот носовым платком.

Бэйрд подступил к лорду Джариду и подсунул ему под локоть бурдюк с водой:

– Поменьше дергайтесь, милорд, а не то уроните. Кляп не слишком тугой, так что сумеете его выплюнуть. А как захочется пить, просто приподнимите руку. Вот, пробку я вынул.

Джарид свирепо уставился на него.

– Ничего личного, милорд, – продолжил Бэйрд. – Вы всегда были добры к моей семье. Но поймите, нельзя, чтобы вы увязались следом и усложняли нам жизнь. Пора кое-что сделать, а вы всем мешаете. Может, надо было кому-то раньше сказать, но уж как есть, так есть. Бывает, повесишь мясо вялиться, забудешь про него – и пиши пропало, весь окорок на выброс.

Он кивнул остальным, и те побежали за походными скатками. Затем Бэйрд указал Россу на ближайший выход сланца и объяснил, какой камень годится для наконечников, после чего вернулся к лорду Джариду. Тот рвался из пут.

– Дело не в ведьмах, милорд. Илэйн не виновата… Хотя правильнее называть ее королевой. Даже не верится, что этакая юная красотка стала королевой. Я предпочел бы не кланяться ей, а усадить себе на колено в какой-нибудь таверне. Но Андору нужна правительница, за которой пойдут в Последнюю битву. И это, уж простите, будет не ваша жена.

Джарид обмяк, обвиснув на веревках. Гнев вытек из него, будто кровь, и теперь лорд плакал. Как-то странно это – видеть, как плачет лорд.

– Когда нам кто-нибудь встретится – если встретится, – я скажу, где вас найти, – пообещал Бэйрд. – И еще скажу, что у вас могут найтись драгоценные камни. Может, за вами придут. Кто знает? – Он помолчал. – Зря вы встали у нас на пути. Ведь все, кроме вас, понимают, что будет. Дракон возродился, былые узы разрушены, старые клятвы забыты… И лучше я буду болтаться в петле, чем позволю Андору отправиться на Последнюю битву без меня.

Он закинул новое копье на плечо и зашагал в ночь. «Так или иначе, есть у меня клятва более древняя, чем перед твоим семейством. Клятва, от которой не в состоянии освободить и сам Дракон». Клятва перед родной землей. Эти камни у него в крови, а его кровь – в камнях Андора.

Бэйрд собрал остальных, и все отправились на север. В ночи за спиной у них всхлипывал одинокий лорд, а по лагерю начинали рыскать призраки.

Талманес потянул за поводья. Селфар загарцевал и тряхнул гривой. Энергии у чалого было хоть отбавляй – наверное, чуял тревогу хозяина.

В ночном воздухе висел густой дым. Дым и вопли. Талманес вел Отряд по дороге, наводненной перемазанными сажей людьми. Солдаты двигались словно среди обломков кораблекрушения в илистых водах, с беспокойством поглядывая на беженцев.

– Держать строй! – крикнул им Талманес. – Всю дорогу до Кэймлина пробежать не получится. Спокойней!

Он вел солдат со всей возможной быстротой, почти трусцой. Позвякивали доспехи. Половину Отряда Красной руки, включая Истина и почти всю кавалерию, Илэйн забрала с собой на Поле Меррилор. Наверное, допускала, что отступать придется в самом спешном порядке.

Так или иначе, от конников мало толку на городских улицах – вне всяких сомнений, запруженных не меньше, чем эта дорога. Селфар фыркнул и мотнул головой. Уже близко. Вон она, городская стена, чернеет в ночи, озаренная красноватым светом, будто весь город превратился в кострище.

«Помилуй Свет поверженное знамя…» – подумал Талманес, и его пробрал озноб. Над городом висели громадные клубы дыма. Дело скверное. Куда сквернее, чем когда айильцы напали на Кайриэн.

В конце концов он отпустил поводья, дав волю коню. Какое-то время чалый галопом летел по обочине, а затем Талманес с неохотой пересек дорогу, игнорируя мольбы о помощи. Удивительно, как повлияло на него время, проведенное в обществе Мэта. Теперь он жалел, что не способен предложить нуждающимся в поддержке реальную помощь. Так уж Мэтрим Коутон действовал на окружающих. В последнее время Талманес видел простых людей в совершенно ином свете. Может, потому, что толком не знал, считать Мэта лордом или нет?

С другой обочины Талманес какое-то время рассматривал горящий город, дожидаясь отставших солдат. Он мог бы посадить всех на лошадей – хотя парни не были обученными кавалеристами, за каждым солдатом в Отряде закрепили коня для дальних переходов, – однако сегодня решил не рисковать. На улицах наверняка встретятся троллоки и мурддраалы, и солдаты Талманеса должны быть готовы к внезапной стычке. Широкими колоннами маршировали пикинеры; с флангов их прикрывали стрелки с заряженными арбалетами. Талманес не допустит, чтобы его парни остались беззащитны перед атакой троллоков, – и не важно, насколько срочная у них боевая задача.

Но если потерять тех драконов…

«Да осияет нас Свет», – подумал Талманес. Казалось, что окутанный клубами дыма Кэймлин закипает, но в некоторых частях Внутреннего города, находившихся высоко на холме и видимых из-за стены, пожары еще не начались. Дворец не тронуло огнем. Может, гвардейцы еще держат оборону?

Вестей от королевы не поступало. Судя по всему, на подмогу в город никто не торопился. Должно быть, Илэйн до сих пор в неведении, а это плохо.

Очень плохо. Хуже не бывает.

Впереди Талманес заметил Сандипа и нескольких разведчиков Отряда. Стройный лейтенант с трудом пробирался через окружавших его беженцев.

– Умоляю, добрый господин! – причитала какая-то молодая женщина. – Мое дитя, моя дочь осталась на окраине, на северных холмах…

– У меня там лавка без присмотра! – вторил ей какой-то толстяк. – А в ней посуда!..

– Люди добрые, – въехал в толпу Талманес, – чтобы мы вам помогли, для начала расступитесь. Дайте войти в треклятый город.

Понемногу беженцы перестали напирать, и Сандип с благодарностью кивнул командиру. Этот загорелый и темноволосый офицер Отряда, к тому же еще и превосходный целитель-травник, отличался дружелюбием, но сегодня был мрачнее тучи.

– Сандип, глянь-ка вон туда, – указал Талманес на большую группу бойцов неподалеку. Все они смотрели на город.

– Наемники, – проворчал Сандип. – На пути мы встретили несколько отрядов. Похоже, никто из них не думает и пальцем шевельнуть.

– Это мы еще посмотрим, – заметил Талманес.

Люди рекой вытекали из городских ворот – кашляя, прижимая к груди скудные пожитки, таща за собой плачущих детей. Этот поток иссякнет еще не скоро. Народу в Кэймлине было как в таверне в базарный день, и те, кому повезло сейчас сбежать, – лишь малая крупица по сравнению с теми, кто остался за городскими стенами.

– Талманес, – негромко сказал Сандип, – скоро город превратится в мышеловку. Здесь недостаточно путей к отступлению. Если Отряд загонят в угол…

– Знаю. Но…

По беженцам у ворот вдруг прокатилась волна возбуждения, она была почти осязаема, будто людей охватила дрожь. Разрозненные возгласы сменились чуть ли всеобщим воплем. Талманес развернулся, оглядываясь. За стеной, в тенях у ворот, мелькали массивные фигуры.

– О Свет! – воскликнул Сандип. – Это еще кто?

– Троллоки, – ответил Талманес, поворачивая коня. – О Свет! Они хотят захватить ворота, чтобы перехватить беженцев и не выпустить их.

Из города ведут всего пять ворот, и стоит троллокам их перекрыть…

Значит, бойня уже началась. Если троллоки не дадут испуганным людям сбежать, дело примет совсем скверный оборот.

– Давай быстрей! Бегом! – громко скомандовал Талманес. – Все к воротам!

Он пришпорил Селфара, и тот перешел на галоп.

В любом другом месте такое здание с однообразно-унылыми комнатами назвали бы таверной, хотя Изам ни разу не видел здесь никого, кроме женщин с погасшим взглядом, что занимались уборкой и готовили безвкусную еду. Тут ему всегда было очень неуютно. Он сидел на жестком табурете за сосновым столом, таким старым, что древесина, пожалуй, утратила всякий цвет задолго до рождения Изама. К столешнице он старался лишний раз не касаться, а не то в ладони окажется больше заноз, чем копий у айильцев.

На столе стояла помятая жестяная кружка, наполненная темной жидкостью, но Изам не пил. Он сидел у стены и посматривал в единственное окно на немощеную улицу, тускло освещенную ржавыми фонарями. В окно он глядел украдкой, искоса, стараясь не высовываться, чтобы его не заметили через грязное стекло. В Городе лучше не привлекать ненужного внимания.

Город. Другого названия у этого места не было. Может, оно вообще никак не называлось. На первый взгляд поселение и впрямь походило на город, причем довольно большой. За две с лишним тысячи лет здесь без конца то разрушались, то вырастали здания, одинаково приземистые и невзрачные. Почти все они были построены пленниками, зачастую несведущими в строительском ремесле, а руководили ими такие же невежды. Многие дома не рушились только потому, что их подпирали стены соседских зданий.

Новый взгляд тайком на улицу. Струйка пота сбежала по щеке. Кто же придет по его душу?

Вечернее небо рассекал едва различимый профиль далекой горы. Где-то в Городе металл скрежетал по металлу, словно билось стальное сердце. За окном мелькали фигуры. Мужчины в запахнутых плащах с капюшонами, лица скрыты кроваво-красными вуалями, одни глаза блестят.

К таким лучше не присматриваться.