Прогремел гром. На склонах горы густо вспыхивали молнии, но какие-то странные, тянувшиеся не вниз, а вверх, к извечным серым тучам. Немногие из людей знали, что Город этот находится неподалеку от долины Такан’дар и сам Шайол Гул высится над ним. Разве что до некоторых доходил слух о его существовании. Что до Изама, он был бы не прочь оставаться в неведении.

Мимо окна прошли еще несколько человек. Красные вуали. Эти парни никогда их не снимают. Ну почти никогда. Если один из них опустит вуаль, значит пора его убить. Ведь иначе он убьет тебя. Казалось, эти люди бесцельно слоняются по улице, разве что хмуро смотрят друг на друга да охаживают пинками многочисленных бездомных псов, тощих и одичалых, случись тем оказаться на пути. Немногие женщины, рискнувшие выйти на улицу, смотрят в землю и жмутся к стенам домов. Детей не видать, да и вряд ли они тут есть. Город – не место для детей. Изам это знал. Он здесь вырос.

Один из прохожих заглянул в окно и остановился. Изам старался не шевелиться. Самма Н’Сэй, Ослепляющие, всегда были вспыльчивыми гордецами. Нет, «вспыльчивые» – это слишком мягко сказано. Чтобы вонзить нож в какого-то Бездарного, им хватит любого пустяка. Обычно кровью платил кто-то из слуг. Обычно, но не всегда.

Человек в красной вуали продолжал смотреть на Изама. Тот совладал с собой и не отпрянул от окна. Нечего устраивать представление из случайной встречи. Его призвали сюда по срочному делу, а такое нельзя игнорировать, если хочешь остаться жив. Тем не менее… Если человек сделает хоть шаг в сторону здания, Изам ускользнет в Тел’аран’риод, зная, что отсюда даже Избранные не смогут последовать за ним.

Вдруг Самма Н’Сэй отвернулся от окна и стремительно зашагал прочь. Изам почувствовал, как спадает внутреннее напряжение, однако полностью оно не растает. Только не здесь. Здесь он не дома, хотя провел здесь все детство. Этот Город – все равно что смерть.

Какое-то движение. Изам глянул вдаль. В конце улицы появился еще один рослый человек – в плаще и черной куртке, но с открытым лицом. Шагает к таверне. Невероятно, но улица опустела: Самма Н’Сэй в мгновение ока разбежались по переулкам.

Значит, это Моридин. Изам не застал того дня, когда Избранный впервые явился в Город, но был о нем наслышан. Самма Н’Сэй считали Моридина одним из Бездарных, пока тот не доказал, что они заблуждаются. И ограничения, наложенные на них, его не сдерживали.

О числе погибших Самма Н’Сэй говорили по-разному, но ниже двенадцати оно не опускалось, и по собственному опыту Изам знал, что этим рассказам можно верить.

Когда Моридин приблизился к таверне, на улице оставались только собаки. Он прошел мимо окна. Изам, набравшись храбрости, смотрел во все глаза. Похоже, Моридина не интересовали ни Изам, ни таверна, где тому велено было ждать. Возможно, у Избранного другие дела, а с Изамом он встретится позже.

Когда Моридин скрылся из вида, Изам наконец глотнул темного пойла. Местные нарекли его «огонь». Вполне подходящее название. Предполагалось, что эта жидкость – подобие пустынного напитка. Подобие жалкое, испорченное, как и все остальное в этом Городе.

Как долго Моридин продержит его в ожидании? Изаму это место не нравилось. Навевало воспоминания о детстве. Проходившая мимо служанка в заношенном до дыр платье молча поставила на стол тарелку. Изам тоже промолчал.

Он опустил взгляд на свой ужин: тонкие ломтики вареных овощей, по большей части лука и перцев. Поковырял еду, попробовал и со вздохом отставил тарелку. Вкус пресный, как у ничем не приправленной просяной каши. И никакого мяса. Что, в общем-то, к лучшему: Изам предпочитал есть мясо животных, забитых и разделанных у него на глазах. Эта привычка осталась с детства. Если не видел все самолично, как знать, откуда оно взялось, это мясо? Возможно, оно и в самом деле недавно бегало на юге. Или, может, выросло здесь, в окрестностях Города, – к примеру, корова или коза.

Или еще кто. Бывает, проиграется тут человек, расплатиться с долгами не может, а потом раз – и нет его, пропал. Зачастую и Самма Н’Сэй, что не блюли чистоту породы, признавали негодными к обучению, и на этом все заканчивалось. Трупы исчезали. Иной раз тело хоронили, но нечасто.

Изама замутило.

«Чтоб оно сгорело, это место! Чтоб ему сгореть, заодно с…»

В таверне стало одним человеком больше. Увы, со своего места Изам не мог уследить, кто подходит к двери с другого конца улицы. Вошедшей оказалась женщина – миловидная, в черном платье с красной оторочкой. Изам не признал ни стройной фигуры, ни тонких черт лица. Он все сильнее верил, что в состоянии опознать всех из Избранных, ведь они частенько являлись ему во снах. Ясное дело, об этом Избранные не подозревали. Они считали себя хозяевами Тел’аран’риода. Впрочем, некоторые и впрямь были весьма искусны.

Но Изам не менее искусен. К тому же он умеет оставаться незамеченным – как никто другой.

Кем бы она ни была, женщина приняла чужой облик, хотя здесь, в Городе, в этом не было необходимости. Так или иначе, Изама наверняка призвала именно она. Никакая другая женщина не станет разгуливать по Городу с таким надменным видом, будто стоит ей приказать скале подпрыгнуть – и та подпрыгнет. Изам молча опустился на колено.

От этого движения проснулась и заныла рана в животе, полученная в схватке с волком. От нее Изам еще не оправился. В груди шевельнулась ненависть Люка к Перрину Айбара. Странное дело. Обычно Люк был мягче и сговорчивее непреклонного Изама. По крайней мере, Изам был уверен, что это так.

Так или иначе, в том, что касается этого особенного волка, они пришли к соглашению. С одной стороны, Изам трепетал от азарта – нечасто выпадает случай поохотиться на кого-то вроде Айбара, – однако ненависть гнездилась глубже, чем охотничий трепет. Изам непременно убьет этого волка.

Стараясь не морщиться от боли, он склонил голову. Не разрешив ему встать, женщина уселась за стол и какое-то время постукивала пальцем по жестяной кружке, изучая ее содержимое, и молчала.

Изам не шевелился. Многие из глупцов, называющих себя приверженцами Темного, терпеть не могут, когда на них смотрят свысока. Пожалуй, именно таков, как с неохотой признавал Изам, и Люк.

Но Изам – охотник, и это его вполне устраивает. Пока ему ничего не угрожает, так что нет причин возмущаться, когда другие подчеркивают его статус.

Но как же ноет бок, чтоб ему сгореть!

– Хочу, чтобы он был мертв, – тихим, но твердым голосом сказала женщина.

Изам молчал.

– Хочу, чтобы его выпотрошили, как животное, чтобы его потроха разбросали по земле, чтобы вороны выпили его кровь, чтобы солнце выбелило и высушило его кости и чтобы они растрескались от жары. Хочу, чтобы он был мертв, – слышишь, охотник?

– Ал’Тор?

– Да. В прошлом ты не справился с заданием. – Ее голос был как лед. Изаму стало зябко. Непреклонная особа. Такая же непреклонная, что и Моридин.

За годы своей службы он понял, что почти все Избранные достойны одного лишь презрения. Несмотря на могущество и предполагаемую мудрость, они вели себя как малые дети. Однако от поведения собеседницы его взяла оторопь, да и говорила она не так, как остальные. Поэтому у него возникла мысль о том, действительно ли он выследил их всех.

– Ну? – продолжила женщина. – Что скажешь в свое оправдание?

– Всякий раз, когда кто-нибудь из ваших поручает мне эту охоту, – ответил Изам, – является кто-то еще и дает мне другое задание.

По правде говоря, Изам предпочел бы продолжить свою охоту на волка, но он обязан повиноваться, и прямой приказ Избранной не оспоришь. Если не считать Айбара, все охотничьи задания примерно одинаковы. И коли надо, то он убьет этого Дракона.

– На сей раз такого не будет, – сказала Избранная, все еще глядя в кружку. Изама она взглядом не удостоила. И встать ему не разрешила, так что он оставался коленопреклоненным. – Другие отказались от прав на твою службу. И если только Великий повелитель не отдаст тебе иной приказ – если только не призовет тебя самолично, – задание не изменится. Убей ал’Тора.

Краем глаза Изам засек движение на улице и бросил взгляд в окно. Избранная же не подняла глаз. Мимо окна прошли фигуры в плащах с капюшонами, черных и неподвижных, несмотря на ветер.

И еще кареты. Редкие гости на этих улицах. Медленно катятся вперед, мерно покачиваясь на ухабистой дороге. Изаму не надо было заглядывать в занавешенные оконца. Он и без того знал, что в каретах тринадцать женщин – по числу мурддраалов. Все Самма Н’Сэй оставались в переулках. Подобных процессий они старались избегать. По понятным причинам это зрелище пробуждало в Самма Н’Сэй… глубокие чувства.

Кареты скрылись из вида. Итак, поймали еще одного, хотя Изам предполагал, что теперь, когда порчи больше нет, подобное осталось в прошлом.

Прежде чем упереться взглядом в пол, он заметил в темном переулке напротив еще кое-что – куда более неуместное. Маленькое чумазое лицо, широко раскрытые глаза. Появление Моридина и прибытие тринадцати прогнало Самма Н’Сэй с улицы, где беспризорникам теперь ничто не грозило. Наверное.

Изам хотел крикнуть мальчишке, чтобы тот убрался прочь. Чтобы бежал отсюда и рискнул пересечь Запустение, ведь лучше стать добычей гигантского червя-джумары, чем жить в этом Городе, не приносящем ничего, кроме страданий. Ступай! Беги! Умри!

Мальчишка нырнул в тень, и кричать стало некому.

В бытность свою таким же мальчишкой Изам многому научился. Например, как найти пищу, которая не попросится обратно, когда сообразишь, что ты съел. Как драться на ножах. Как оставаться невидимкой для других.

И разумеется, как убивать людей. Не усвоив этот особенный урок, в Городе не выжить.

Избранная по-прежнему смотрела в кружку. На свое отражение, понял Изам. Что же она в нем видит?

– Мне понадобится помощь, – наконец произнес Изам. – Дракона Возрожденного охраняют, и он редко появляется во снах.

– Помощь тебе окажут, – тихо пообещала женщина. – Но ты должен найти его, охотник. И забудь о своих прежних уловках. Не пытайся его приманить. Льюс Тэрин распознает такую ловушку. Кроме того, ал’Тора теперь не отвлечь от цели. Времени почти не осталось.

Она говорила о провальной операции в Двуречье. В тот раз делом заправлял Люк. Что знал Изам о настоящих городах, настоящих людях? Думая о них, он чувствовал что-то вроде тоски, хотя подозревал, что на самом деле тоскует Люк. Изам – охотник, только и всего. Люди интересовали его лишь с практической точки зрения. Например, куда метить, чтобы стрела пронзила сердце.

Но та операция в Двуречье… От нее разило, как от гниющего трупа. Изам до сих пор не понял ее смысла – то ли требовалось на самом деле выманить ал’Тора, то ли удержать его, Изама, в стороне от важных событий. Избранных восхищали его умения уходить в сны, ведь этот навык им недоступен. Конечно, они способны на подражание, но им для этого нужно направлять Силу, открывать врата, тратить время.

Ему уже надоело быть пешкой в играх Избранных. Лишь бы дали ему поохотиться! Что за прихоть – каждую неделю указывать на разную добычу.

Но такое в подобном тоне Избранным не говорят, и поэтому Изам держал возражения при себе.

В дверях таверны сгустились тени. Служанка исчезла в кладовке, и в общем зале не осталось никого, кроме Изама и женщины в черном платье.

– Можешь встать, – сказала она.

Он поспешно распрямился, и тут в таверну вошли двое мужчин. Они были рослыми и мускулистыми, лица закрывали красные вуали. Одеты в коричневое, как айильцы, но при себе у них нет ни луков, ни копий. Эти создания убивают куда более смертоносным оружием.

Хотя лицо его осталось бесстрастным, Изам ощутил прилив самых разных чувств. Детство, полное страданий, голода и смерти. Целая жизнь, проведенная в стараниях избежать взгляда таких, как эти двое. С грацией прирожденных хищников они направились к столу. Изам не без труда сдержал дрожь.

Мужчины опустили вуали и оскалили зубы. «Чтоб мне сгореть!» Зубы у них были заостренными.