Со Стамбулом у меня связаны не очень приятные воспоминания. В память врезалось, как я в хиджабе была поймана Лиамом. Тогда он поцеловал меня. До сих пор бабочки в животе от тех ощущений.

Не самым приятным делом было лазать по вентиляционной трубе, чтобы пробраться к Эбру.

На этот раз никакого хиджаба. Я замаскировалась как можно лучше, чтобы меня никто не узнал. В конце концов, я не сразу появлюсь перед родителями. На самом деле, я уже начала сомневаться в том, хочу ли я с ними общаться.

Обосновавшись в лучшем отеле Стамбула, на одном из верхних этажей, заказала еды, налила бокал вина и встала возле большого окна. Моему взору предстал Собор Святой Софии. Трамваи двигались в двух направлениях. Туристы прогуливались по скверам и паркам, поедая мороженое. Я бы не сказала, что в Стамбуле жарко, но девушкам было комфортно в шортах или легких платьях.

Утром я собиралась ехать в коттедж, где живёт Чилек со своей семьёй. Там, как сказал мне Денис, сейчас находятся мои родители и Нильса.

Весь вечер я вслух проговаривала различные диалоги, чувствуя себя актрисой, заучивающей сценарий. Я настраивала себя на самый тяжёлый разговор. В конце концов, мне почти тридцать один. Ни мама, ни папа не посмеют осудить меня. Я ни на что не претендовала. Мои намерения сводились к тому, чтобы вернуть деньги отцу, которые я выкрала, и забрать свою дочь.

Перед сном приняла душ и долго смотрела на свой отрастающий тёмный «ёжик» на голове. Жалко было волосы, теперь долго придётся их отращивать. Оценит ли Нильса такую маму?

ЭЛА: Я волнуюсь.

Написала это в два часа ночи, сомневаясь, что Денис отзовётся. Но, к моему удивлению, он не спал.

ДЕН: Это абсолютно нормально. Плохо было бы, если бы волнения не было.

ЭЛА: Уснуть не смогу. Я измучилась.

ДЕН: Во сколько завтра собираешься идти в дом Чилек?

ЭЛА: Не знаю. К полудню, наверное. Утром они могут спать, а мне это не нужно. Эффект будет не тот.

ДЕН: Уверен, всё будет хорошо. А вот если ты не выспишься, эффект точно будет не тот. Мне кажется, тебе нужно уговорить свой организм успокоиться. Настройся на лучшее. До сегодняшнего дня у тебя всё отлично получалось. Задуманное на восемьдесят процентов выполнено. Остались мелкие штрихи. Это твои родители и… прошло довольно много времени с тех пор.

ЭЛА: Я до сих пор не знаю, правильно ли поступаю.

ДЕН: Ну выкрадешь ты дочь. И снова скрываться? Хватит уже, Эла. Иначе я соглашусь с диагнозом «Синдром путешественника».

ЭЛА: Заткнись, Ден!

В ответ он отправил штук десять смеющихся эмодзи. Издевается. А я места себе не нахожу.

В конце концов, мне удалось уснуть и проспать часов пять. Когда я открыла глаза, комнату заливал утренний свет, а часы показывали время 8:25. Не успела проснуться, как сердце снова забилось в груди. И ещё час лежала в постели, представляя реакцию мамы, Нильсы и главное – отца.

Завтрак заказала в номер. Пока жевала омлет, поболтала с Аней по видеозвонку. Она молодец: не позволяла мне думать о встрече, болтала о своём. Мне кажется, с того дня, когда мы виделись в последний раз, она повзрослела.

– Спасибо, что за Дениской приглядываешь, – вдруг захотелось сказать.

– Пустяки. Он мне очень помогает. Я ведь… – Аня печально вздохнула и посмотрела куда-то в сторону, затем слабо улыбнулась и произнесла: – У меня всё равно больше нет никого, кроме вас.

– Не грусти.

– И ты… Поскорее возвращайся к нам.

– Вернусь, – глотая комок, ответила я. На глаза напрашивались слёзы, и я решила попрощаться с ней.

Перед тем как выйти из отеля, я позвонила Кати.

– Как продвигаются дела?

– У меня хорошая новость! – чуть не крича в трубку, заявила Кати. – Мне удалось разыскать Клауса Уртадо. Я нашла его и вернула место в компании. Он исхудал, но я его откармливаю. Вчера заключили сделку, так что жди проценты в свой кармашек.

– О-о, смотрю, работа кипит. На днях обязательно проведу конференцию, чтобы увидеть старых работников.

– Будет здорово! Ты ведь хозяйка.

– Мне надо идти. Созвонимся, хорошо?

Приближаясь к дому Чилек, я думала, задохнусь от волнения. Я впервые вижу этот дом, хотя она живёт здесь с мужем и детьми уже больше десяти лет. Коттедж находился в частном секторе. Ровная асфальтированная дорога, клумбы с яркими цветами, аккуратные дворики, кованые заборы – всё это выглядело чисто и дорого.

До слуха долетел детский смех. А вдруг где-то рядом Нильса? Я надела тёмные очки на глаза и медленно подходила к дому. Путь преграждала лиственница, её пышные ветви, похожие на иголки, могли спрятать меня. Я сделала всего шаг. Во дворе бегали дети. Маленькая черно-белая собачка, тявкая, носилась по газону. Я сделала ещё шаг и застыла на месте с ощущением, что из меня испустили весь воздух.

В один миг мои представления перевернулись с ног на голову. Всё, что могло случиться, уже не случится. Я не хотела верить своим глазам.

Только теперь я понимала слова, брошенные Стасом: «Отец тебя больше не ищет, ему не до тебя». Он знал… Стас знал…

На крыльце появилась Чилек. Поправилась, расплылась. Грудь свисала чуть ли не до пола. Платок по-деревенски был перевязан на пучке волос. Она не шла, а переваливалась с ноги на ногу.

– Babacım, hadi yemek hazır. Acıktın mı? (*тур.: Папочка, давай, кушать готово. Проголодался?) – ворковала она, подталкивая коляску с неподвижным стариком вперёд, к пандусу.

– Папа… – шепнула я. По щеке скатилась слеза.

В руке почувствовалась вибрация. Телефон. Звонил Денис.

– Ты не сказал, – резко бросила я, а затем прикусила губу. Плач рвался наружу.

– О чём? Я и звоню сказать.

– У моего отца был инсульт? Когда?

– Что? А… Да, я выяснил. У него случился инсульт, наверное, в период, когда ты родила. Потом он пошёл на поправку, но год назад повторное кровоизлияние парализовало его тело. Чилек ухаживает за ним. А твоя мама…

– Что… что с мамой? Не пугай.

Я быстро удалялась от дома Чилек.

– Она и Нильса не въезжали в Турцию. Там только твой отец.

– И где же они?

– В Германии.

***

Эквадор, г. Куэнка

2029 год

День четвёртый.

Этой ночью я не смогла уснуть. Всё думала о том, что получил Стас в той посылке и не могла взять в толк, каким образом я умудрилась выслать это себе же в дом. Стас сказал, что я не в себе и собирался во вторник везти меня к врачу. Потому что адекватная женщина не станет посылать заспиртованного эмбриона собаки, якобы с намёком на происхождение Стаса.

Он так кричал, что мне осталось просто забиться в угол и закрыть уши.

Весь день я думала, пыталась вспомнить, где вообще нашла этот эмбрион. Зачем мне понадобилось высылать собственному мужу подобную вещь?

Мысли донимали меня. Я не верила себе больше. Что-то происходило с моим сознанием, навалилась апатия. Мне ничего не хотелось делать. Я даже к Нильсе не подходила. Убеждалась, что она накормленная и чистая, после чего шла к себе, ложилась на кровать и смотрела в потолок.

Стас вернулся с работы часов в восемь. Вошёл в спальню и, увидев меня на кровати в полумраке, подошёл, чтобы поцеловать в лоб. В этот момент я заметила бледные шрамы после пластической операции в области линии челюсти. Они не бросались в глаза, если не присматриваться, но Стас был слишком близко, а мои глаза – широко распахнуты.

– Ты как сегодня?

Слов не последовало, я отвернулась.

– Поужинаешь со мной?

– Нет, я уже поела.

Я съела кукурузу час назад и больше ничего бы в горло не пролезло. Тем более, в присутствии Стаса.

Он переоделся в домашнее и вышел, не стал меня уговаривать.

Подумав немного, я пришла к выводу, что он жалеет о своём вчерашнем срыве, но не знает, как помириться. Может, мне проявить снисходительность и перестать игнорировать его заботу? Почувствовав вину, я встала, надела мягкие тапочки и спустилась вниз.

В столовой Стаса не было. Служанка подсказала, что он у себя в кабинете. Я приготовила кофе и отправилась к нему мириться.

Подходя к кабинету, я зацепила коврик, уголок загнулся и, так как я держала поднос с кофе, принялась поправлять его ногой. В этот момент я услышала голос Стаса. Он говорил с кем-то по телефону. Очень нежно, вкрадчиво что-то объяснял, затем тяжело вздохнул, словно сдаваясь.

Я подкралась к двери и застыла. Теперь его слова были внятными:

– Ладно, малышка, не сердись… Ну, как мне загладить свою вину? Хочешь, мы завтра сходим в ресторан?.. Да, да. Вино, омары и романтика. Всё, как ты любишь, Кати.

Я сглотнула. Кати?

– Во сколько мы заканчиваем завтра? В шесть?.. Хорошо, сначала по домам, а в семь я за тобой заеду… Хорошая мысль! «Квито» – мой любимый ресторан. Туда и отправимся. М-м-м, я в предвкушении вечера.

У меня задрожали руки. Побоявшись, что задрожат чашки и блюдца и сдадут меня с потрохами, я поставила поднос на тумбочку.

Это была не ревность. Происходило что-то за моей спиной, и меня злила вся эта таинственность больше, чем измена мужа, которого я больше не люблю.

– Эла? – услышала я. Стас всё ещё разговаривал с Кати, и они обсуждали меня. – Она в своих мыслях, – с наигранной грустью говорил он. – Лежит в комнате, почти не выходит. Боюсь, её психическое состояние всё хуже и хуже. Но это мы с тобой завтра обсудим.

Я отнесла поднос назад на кухню, помыла кружки и вернулась в комнату.

Значит, Стас встречается с Кати. Пора бы и мне с ней, наконец, пообщаться. Какая же тварь. Мои кулаки сжались так сильно, что ногти впились в кожу.

«Квито», значит.

Я приду. Завтра у вас будет третий лишний. Черта с два вам удастся насладиться романтикой.

***

Германия, г. Бремен

2031 год

Нильсе 25 апреля исполнилось восемь лет. Восемь лет мой отец болел, но в новостях об этом не сказали ни слова.

Я не понимала своих чувств. Мне жаль или мне больно. Любовь к отцу давно притупилась. Я его не ненавидела, но и не любила так, как дочери любят своих отцов. Вот Чилек, да. Видно, как она его любит, ибо взяла заботу о нём на себя. Чилек всегда, сколько её помню, тянулась к отцу и к его культуре. Она легко вышла замуж за того мужчину, которого он ей нашёл. Никогда не жаловалась. Но мы с ней никогда не были близки.

Два дня назад, стоя у её дома, я не осознавала того, что это моя сестра. Не могу лгать себе. Для меня Чилек – просто человек, с которым я выросла.

В самолёте у меня было достаточно времени подумать обо всём. Наверное, даже лучше, что я не появилась перед отцом. Кто знает, может, своим появлением я сделала бы только хуже. Я ушла, сбежала, кинула его… Не думаю, что он хотел бы меня видеть.

Я прилетела в Бремен уже с другим намерением. Хотела просто забрать дочь. Разговора с мамой я не вынесу. Она присутствовала в моей жизни, судя по тому, что мне сообщали. Искала меня… защищала. Да, как и любой дочери, мне хотелось бы её обнять, поплакать на родном плече. Но… много этих «но». Что толку о них говорить?

По указанию Дениса я отправилась в отель под названием «B&B», расположенного в центре города. Было пасмурно и сыро, несмотря на летнее время. Я куталась в джинсовую куртку. «Ёжик» на голове скрывала стильная кепка.

В вестибюле меня встретила приветливая девушка. Улыбаясь, она на английском спросила, чем мне помочь. Я сразу спросила, в каком номере остановилась моя мать Нонна Демирель и девочка по имени Нильса. Но девушка с сожалением сказала, что таких постояльцев у них нет и не было.

Ошеломлённая таким заявлением, я попыталась собраться с мыслями и показала фотографии мамы и Нильсы, которые нашла в соцсетях. Девушка покачала головой.

– Нет. Таких я не знаю, – сказала она.

Я настаивала. Денис не мог дать мне неверную информацию. Девушка позвала других сотрудниц и даже менеджера, но работники отеля все, как один, разводили руками. То есть, ни мамы, ни Нильсы в этом отеле не было.