Благодаря вежливости и навыкам их устроили здесь. Годами выверенная схема сработала. Теперь они разделяли комнату на цокольном этаже, куда их поселили. Каждый день они поднимались в мастерскую, где шили шляпы, их окружали ткани, украшения. Подруги сидели около маленького окна в сырой комнате. Как разительно эти серые стены и широкие стулья со столом отличались от главного зала! Лотти тяжко вздыхала. Трудиться при свечах в полумраке – сущее оскорбление. Верония направляла силы на шитье, как прочие работницы в соседних комнатах. Чтобы отвлечь от тягостных мыслей подругу, она припоминала ей о былых днях в пансионе.

– Эта шляпка на тебе похожа ту, что ты шила для нашей надзирательницы? – разбавила тишину Верония, пока доделывала стежок, и взяла из коробки ножницы.

– Дражайшая моя, не напоминай мне о ней, – огрызнулась Лотти, пока нашивала ленту на платье. – В свое время она пытала меня шитьем передников, – она поежилась. – До сих пор помню, как сшила для нее десять штук за ночь! Мои пальцы все были обколоты и неделю заживали! Тогда она вдоволь пресытилась моими страданиями.

– Не больше другой нашей другой подруги. Помнишь ее? Она рукодельничала под надзором монахинь, хоть и зачастую убегала в сад и ловила там бабочек.

– А ведь монахини еще тебя наказывали не только тем, что заставляли штопать чулки, но еще запирали на чердаке и принуждали ночами молиться, – подхватила Лотти. – Ты про ту, что еще вечно сбегала в библиотеку? Да, припоминаю ее. Только ее имя из головы вылетело.

– Я лишь помню, что ее имя начиналось на П или Б, – сказала Верония и отрезала нитку.

– Славная девочка была, хоть и не слушала никого кроме себя, – улыбнулась Лотти. – До сих пор благодарна, что это именно она свела меня и тебя. Помнишь, она предложила прогулять урок и посмотреть на ее коллекцию бабочек в библиотеке, и только мы вызвались посмотреть. Тогда мы начали дружить. Без нее мы бы умирали от строгой муштры и вездесущих наказаний.

– Как-то я предсказала ей, что она будет вести независимую жизнь, – продолжала Верония, – но для этого ей придется плутовать. Мои предсказания редко неверны, ты это знаешь. Пожалуй, она недалеко от нас ушла.

Верония вспоминала пансион с отягощением. Она мысленно возвратилась в день, когда предсказала инокине, что та уйдет из монастыря и соединит себя узами брака со священником. Через месяц предсказание сбылось, отчего сестры-монахини стали избегать ее.

«Она вершит судьбами! – говорили они. – Должно быть, она ведьма!»

Сестры доносили настоятельнице, что Верония несет в себе дьявольские силы. Не раз они перед молитвами утверждали, что у нее в голове роятся черные мысли, видения будущего, гадания по цветам и запахи. Под подушкой вместо молитвенника она держала сухие цветы, даже в подсвечники вставляла стебельки трав. Сколько раз ей приходилось стоять на коленях и каяться перед грехом, о котором ведали лишь сестры.

Верония привыкла слышать о себе такие слова. Надзирательница невзлюбила одну за талант, другую за странности. Пусть думают что захотят, ведь это не истребит в ней дар видеть чужие судьбы.

– О, Верония, ты к ней слишком строга, – возразила Лотти. – Эта девочка с именем на П или Б… еще бы вспомнить всем ее имя… с темными волосами, вытворяла всякое. Не будь ее, то кто знает, как бы мы выживали…

Верония нашла в ее словах особый смысл. В пансионе знали, что Лотти была дочерью художника, беспечного служителя муз. Пристрастием к кабаку он оставил семью без средств. Мать оставила дочь в пансионе, где та училась из милости. Верония встретила эту рыжую девочку с угловатыми чертами с любопытством. Шли года, и они до сих пор держались вместе.

Стук в дверь вынудил девушек прервать разговор. Модистка, что работала с ними, сообщала, что хозяин желает видеть Веронию в главном зале. Верония на миг застыла. Хозяин вызывал по обыкновению Лотти, когда нужно продать шляпки, пока ей поручалось как можно реже ходить к посетителям. Она тотчас встала и положила доделанную шляпу на стол. Понурый труд общения с покупателями оправдывался тем, чтобы найти того, кому можно погадать.

Верония вышла в зал вместо подруги. Хозяин распахнул глаза и подозвал к себе. Он шепнул ей подойти к гостям возле столика, ведь они желали увидеть ее. Она неспешно шагнула к ним. Верония почтительно поклонилась даме и его мужу. Дама была похожа на остальных посетительниц. Как и она, посетительницы с завитыми волосами походили на фарфоровых кукол и держались с таким достоинством, что их принадлежность к высшим кругам были неоспоримы. Они носили белые платья из легкой ткани, что походили на сорочки. Веронии доводилось раньше видеть такие платья у других посетителей, но каждый раз она удивлялась этому.

«Неужели в высших кругах принято носить столь легкие и простые одежды? – думала про себя Верония. – Боюсь, скоро я и Лотти перестанем отличать даму из высших кругов от жены буржуа».

Сама же она предпочитала наряды из плотных, но тонких тканей темно-серого цвета, цвета пепла и сажи. Туалет подчеркивал белизну ее кожи. Пусть в ее молодом возрасте были приличны светлые нежные цвета, но своей привычке Верония не намеревалась изменять.

Дама вся сжалась, когда встретилась с ее ледяным взглядом, и встала поближе к мужу. Верония осталась невозмутимой и ненадолго отлучилась в мастерскую. Они пришли за покупкой.

– День добрый, мисс Шарлин, – обратился к ней муж, когда вручил деньги. – Это правда, что вы и ваша знакомая владеете искусством гадания?

– Да, – тотчас ответила Верония и отдала коробку с шляпой. Лотти разболтала каждой работнице, что они гадают. Она постаралась на славу, раз даже они об этом знают.

– Моя жена хочет, чтобы ей предсказали будущее, – сказал он. – Не соблаговолите ей погадать?

«Случай сам меня нашел», – мысленно проговорила Верония, но вслух сказала:

– Прошу за мной.

Верония уведомила хозяина, что дама с джентльменом требуют ее общества. Он согласился, ведь из модного салона люди должны уходить неизменно довольными. Верония же с радостью тому способствовала. Хозяин провел ее и посетителей до общей гостиной с обшитыми атласом диванами и резными столиками. Это место словно напоминало ангельскую обитель для избранных, куда Веронии посчастливилось попасть по воле случая. Она села на жесткий стул и достала пожелтевшею колоду карт, которую всегда хранила на серебряном шатлене.

– Что вы хотите узнать у судьбы? – Верония держалась прямо и сохраняла ровный тон. Она впервые гадала кому-то из высшего общества, потому вспоминала все уроки вежливости из монастыря и от Лотти.

Дама уже открыла рот, как ее муж сказал вместо нее:

– Моя жена хочет знать, как пройдет наша поездка на курорт Матианс. Вы уж вразумите ее.

Жена кивнула и тихим голосом добавила:

– Я гадала на кофейной гуще и яичной скорлупе и увидела, что на курорте мы отравимся водой из источников.

– Надеюсь, – прервал ее мужчина и дал гадалке деньги, – ваши карты будут милосерднее к нам?

Верония разложила карты на столе. Она клала каждую аккуратно, без резких движений. Эту колоду карт она обнаружила еще в пансионе. Тогда ей показалось, что они шевелятся. Их гладкая поверхность была мягкая на ощупь, и Верония стала перебирать колоду. Каждая карта несла в себе знаки судьбы. В комбинации карт рисовались ожившие лица незнакомых людей, в которых угадывались их судьбы. Знания карт, вспышки воображения, дар предвидения – все эти ранние увлечения Веронии концентрировались, когда она касалась колоды.

«Гадание на кофейной гуще, гадание по яичным белкам… да это надругательство над тонкой наукой провиденья, – усмехнулась про себя Верония. – Если каждый так поступает, то истинное гадание вскоре умрет. Пускай послушает мнение той, кто вступил на поприще предсказательницы. Над женщиной нет туч, значит, я непременно порадую ее».

Верония вскрыла три карты. Когда она погружалась в видения, ее лицо становилось еще бледнее, чем обычно, а глаза затуманивались. Десятка пик, девятка и десятка бубен стерли с нее былой настрой. Поездка в Маттиас, о которого гласила десятка пик, прочила новые знания: девятка бубен укрепляла эту веру. Но девятка бубен… Эта коварная карта перечеркивала все благое от поездки. Лотти бы посоветовала пожелать людям спокойного отдыха, но Верония отвергла эту идею. В ее власти предупредить беду, что подогревало ее самолюбие. Силы прильнули к ней, и она произнесла:

– Вы представляете интересы короны?

– Разумеется, – утвердительно ответил мужчина. Верония услышала возле него едва доносимые возгласы и крики. В них она уловила и его голос, где он возмущался. Видимо, в мыслях он кричал на нее. Над его головой сгущались тучи. – Мы же не джентри или буржуа, у меня чин при дворе.

– Тогда отложите поездку в Матианс.

– Почему же? – повысил голос мужчина. – Эта поездка обещала дать мне образование и познакомить с другими чиновниками.

– Вам выпала девятка бубен, – Верония ткнула в карту на столе и тихим голосом продолжила: – Это значит, что поездка поставит мертвую точку в вашей жизни. По пути на вас нападут и заберут ваши жизни.

– Правда? – Прижала руки к груди дама.

– Абсолютно, – тотчас отрезала Верония. – Я это вижу.

– Чушь, – процедил чиновник, но Верония сохраняла невозмутимость. – Жители Кечинтона не настолько глупы, чтобы нападать на чиновника вроде меня.

– Но-но-но… – залепетала дама, но мужчина кинул на нее колкий взор и вставил:

– Дорогая, у этой особы разыгралось воображение. Надеюсь, ты не восприняла это слишком близко к сердцу? – Дама замешкалась, он продолжил: – Мы лишь заплатили за то, чтобы кто-то поигрался с картами и выдал свои фантазии. Как у вас хватает наглости говорить о моей гибели?

– Потому что она слишком вероятна, – приглушенно отвечала Верония. Она услышала восклики возле мужчины, его возмущение, и продолжила: – Смерть сопровождает любую жизнь, обыкновенное дело. Я слышу, как вы злитесь на меня. Вы сами попросили сделать расклад, я же покорно подчинилась вашей просьбе. Мое дело – предупредить вас, остальное уже на вас.

Гнетущий голос Веронии вызвал у чиновника кривую улыбку. Он осторожно глянул на гадалку, которая сохраняла спокойствие и словно смотрела в его душу. Он осекся и затем быстро сказал:

– А вы, смотрю, никогда с ней не сталкивались… Будем считать, что мы занялись благотворительностью и помогли этой леди заработать на хлеб. Не позволим ей погибнуть от голодной смерти. Нам уже пора.

Пара ушла. Верония окаменела, хмурые тучи сгустились в ее душе. Еще никогда ее дар так не унижали. Ее умения прорицания, ее тонкое восприятие судьбы опустили до игры! Слова мужчины омрачили ее дух. Зачем она сказала правду? Если бы она последовала примеру Лотти, то не столкнулась с таким ударом. Ей не верят! Будь её слова благозвучнее, то она бы избежала той усмешки, какой окрестили её дар. Верония нашла в себе силы встать, сложила карты и вернулась к подруге.

Лотти тем временем собрала вокруг себя трех модисток, что работали здесь. Одна сидела напротив нее, вторая откинулась на стул, третья оперлась на стол. Недошитая шляпа висела на стуле с болтающеюся лентой. После чистой гостиной темная сырая каморка виделась как тюремная комната. Лотти разложила карты на столе и сказала:

– Вас ждут крупные перемены и смена хозяина, на которого будете работать. Вот увидите, как через годы вы окружите себя довольствием. Карты так и кричат, что скоро вы освободитесь от мук работы.

Верония быстро глянула на карты Лотти. Ее девять карт в раскладе гласили о бесконечной веренице тягостных дней. Лотти не смотрела на карты и делала расклад только для вида.

– С нынешними ценами на хлеб такое счастье было бы кстати, – пробурчала модистка, что откинулась на стул.

– Если речь идет про отмену разорительных налогов, – усмехнулась вторая модистка, – то я в это охотно верю.

– Главное, чтобы работы не лишиться, – процедила третья, – а то нынче все подряд разоряются на глазах. Если король хоть раз бы подумал о простых смертных, то нас ждала бы действительно крупная перемена.

– Все может быть, – сказала Лотти.

– Вы как радикал говорите, – кинула третья модистка. – Это они постоянно прочат счастье бедолагам вроде нас.