– В прежние дни, – рассуждает Большой Персик, точно он тогда жил, – мы бы попросту оттяпали без всяких разговоров долю в Джевитс-центре. И не пришлось бы лизать задницу какому-то старому ирлашке вроде Мэтти Шихэна. Хотя Поли все одно и кусочка нам не даст. Ему плевать, пусть мы хоть с голоду передохнем.

– Но… – перебивает Персик Маленький.

– Что «но»?

– Но Поли дает работу мистеру Нийлу, мистер Нийл дает ее Джонни Бою, а Джонни Бой дает нам, – договаривает Персик Маленький. – Все, что мне нужно знать, – Джонни Бой дает нам работу, и мы ее делаем.

– Мы еще только сделаем эту хреновую работу, – поправляет Большой Персик. Он не нуждается в объяснениях. Еще Маленький будет рассказывать ему, как все крутится! Персик и сам знает, и ему нравится, как оно крутится в ветви Семьи Демонти – на старый лад.

А к тому же Персик просто боготворит Джонни Боя.

Потому что Джонни Бой – это все, чем мафия была прежде.

И какой опять должна стать, думает Персик.

– Как только стемнеет, – говорит Персик, – завалимся наверх и выправим им билеты в один конец.

Кэллан в квартире перелистывает блокнот.

– Твой папаша тут есть, – роняет он.

– Большой сюрприз, – саркастически отзывается О’Боп. – И сколько?

– Две штуки.

– Интересно, на что это он ставил? – задумчиво спрашивает О’Боп. – О! Пиццу тащат! Эй! Какого хрена? Они воруют нашу пиццу!

О’Боп разозлился всерьез. Он особо не бушевал из-за того, что эти парни прикатили убить его – этого следовало ожидать, это так, просто бизнес, – но похищение пиццы воспринял как личное оскорбление.

– Так нельзя! – вопит он. – Это не по-честному!

Именно с этих слов, вспоминается Кэллану, все и началось.

Кэллан поднимает глаза от черного блокнота и видит, что жирный макаронник с широкой ухмылкой вытягивает в сторону их окна руку с куском пиццы.

– Эй! – вопит О’Боп.

– Эх и вкуснющая! – вопит в ответ Персик.

– Ну вот, стащили нашу пиццу, – жалуется О’Боп Кэллану.

– Да ладно, делов-то!

– Но я жрать хочу! – хнычет О’Боп.

– Так спустись и отними, – советует Кэллан.

– Может, и спущусь.

– Обрез не забудь.

– Вот хреновина!

Кэллану слышно, как парни на улице хохочут над ними. Ему-то все равно, это О’Боп не выносит, когда над ним потешаются. Сразу бросается в драку. А Кэллан, он что, он может просто взять да уйти.

– Стиви?

– А?

– Как, ты сказал, зовут того парня внизу?

– Которого?

– Ну, его прислали пришить нас, а он компот трескает.

– Джимми Персик.

– Он тоже в блокноте.

– Что?!

О’Боп отходит от окна.

– Сколько за ним?

– Сто тысяч.

Переглянувшись, они начинают хохотать.

– Кэллан, – обрывает смех О’Боп, – да у нас затевается совсем новая игра!

Потому что Персик Пиккони должен Мэтту Шихэну сто тысяч долларов. И это только основной долг – а проценты растут быстрее, чем разносится вонь при забастовке мусорщиков, – так что у Пиккони серьезные неприятности. Он по уши в долгах у Мэтта Шихэна. Это могло бы стать плохой новостью – тем больше у него причин оказать Шихэну серьезную услугу, – да вот только блокнот теперь у Кэллана и О’Бопа.

А это уже дает им некоторые преимущества.

Если они проживут достаточно долго, чтобы ими воспользоваться.

Потому что уже темнеет. И очень быстро.

– Есть идеи? – спрашивает О’Боп.

– Да, кое-какие.

Игра предстояла серьезная и – черт! – отчаянная и опасная.

О’Боп вылезает на пожарную лестницу с бутылкой в руке. Бутылка заткнута тряпкой, в ней бултыхается какая-то жидкость.

Орет:

– Эй, вы, макаронники свинячьи!

Парни у «линкольна» смотрят вверх.

О’Боп поджигает тряпку и вопит:

– Вот, запейте нашу пиццу! – и длинной ленивой дугой запускает бутылку в «линкольн».

– Какого хрена…

Это бормочет Персик, он нажимает кнопку, опуская стекло, и видит факел, летящий с небес прямо на него. Он рвет дверцу и вываливается из машины, успевая как раз вовремя, потому что О’Боп хорошо прицелился: бутылка разбивается о крышу «линкольна», и пламя мгновенно разливается по ней.

– Тачка-то совсем новенькая, ты, ублюдок! – ревет Персик в сторону пожарной лестницы.

Он бесится всерьез, ведь у него даже возможности нет пристрелить этого недоумка: сбивается толпа зевак, а следом раздается завывание сирен и всякое такое, и уже через пару минут весь квартал наводнен ирландцами-копами и ирландцами-пожарными. Пожарные поливают из шлангов водой то, что осталось от «линкольна».

Копы, пожарные и тысяч пятнадцать дерьмовых голубых в женских платьях с Девятой авеню, которые визжат, пританцовывают и улюлюкают, – все сгрудились вокруг Персика. Он посылает Персика Маленького к телефону на углу – пусть позвонит, чтоб прислали новые колеса, а потом чувствует металл, прижатый к его левой почке, и слышит шепот:

– Мистер Пиккони, повернитесь, пожалуйста, но очень медленно.

Но уважительно так, а это Персик всегда ценил.

Он оборачивается и видит ирландского парнишку – не того рыжего засранца с волосами будто проволочная мочалка, который швырнул бутылку, а высокого, темноволосого. В одной руке он держит пистолет, обернутый коричневым бумажным пакетом, а в другой…

Это еще что за дерьмо у него? – думает Персик.

А потом до него доходит.

Это же маленький черный блокнот Мэтти Шихэна.

– Нам надо поговорить, – заявляет парнишка.

– Ну что ж… – соглашается Персик.

Итак, они в сыром холодном подвале заброшенного дома на Двенадцатой, и можно было бы назвать происходящее мексиканской ничьей, только никаких мексиканцев тут нет.

А есть итало-ирландская встреча, и сцена такова: Кэллан и О’Боп стоят в одном конце, вжавшись спиной в стену. Кэллан похож на бандита с большой дороги: у него в каждой руке по пистолету. О’Боп держит обрез, прижимая к поясу. А у двери – братья Пиккони. Итальянцы оружия не вынули. Они стоят в своих шикарных костюмах, такие все из себя хладнокровные и крутые.

О’Боп очень даже хорошо просекает ситуацию. Макаронники уже оплошали раз сегодня вечером – даже если не считать гибель «линкольна» – и не хотят снова терять лицо, показывая, что их хоть чуточку заботят эти два придурка, наставившие на них целый арсенал. Держатся с настоящим мафиозным шиком, и О’Боп проникается уважением.

А Кэллану на всякий такой шик начхать, хвоста крысиного он не стоит.

Он намерен, если что не так, нажать на спуск, а там видно будет, что из этого выйдет.

– Сколько вам лет-то, ребятишки? – спрашивает Персик.

– Двадцать, – врет О’Боп.

– Двадцать один, – добавляет Кэллан.

– Крутенькие вы сосунки, мое вам слово, – говорит Персик. – В общем, нам нужно сначала разобраться с этим дельцем насчет Эдди Фрила.

Вот оно, начинается, мелькает у Кэллана. Он на волосок от того, чтобы начать стрелять.

– Терпеть не могу всякие тошнотворные извращения, – продолжает Персик. – Писать парню в рот? Ну что это такое? Сколько раз вы в него выстрелили? Восемь вроде? Хорошо поработали.

Он хохочет. Персик Маленький вторит ему.

И О’Боп тоже смеется.

А Кэллан – нет. Он напряжен и готов к стрельбе.

– Извини за машину, – выговаривает сквозь смех О’Боп.

– Угу, – отзывается Персик. – В следующий раз, как захочешь поговорить, пользуйся телефоном, ладно?

И опять все хохочут. Кроме Кэллана.

– Да я говорил Джонни Бою, – продолжает Персик. – Какого хрена, говорю, ты заслал меня в Вестсайд к зулусам, пуэрториканцам и бешеным ирландцам? И какого черта я тут должен делать? Тут бутылками с зажигательной смесью швыряются, и теперь мне придется покупать новую машину. Бешеные козлы-ирландцы. А вы в эту черную книженцию заглядывали?

– А ты как думаешь? – задает встречный вопрос О’Боп.

– Думаю, да. И что там углядели?

– Это зависит…

– От чего же?

– От того, как мы договоримся.

– Так подскажите, о чем будем договариваться.

Кэллан слышит, как О’Боп шумно сглатывает. Понимает, что тот до смерти боится, но все равно пойдет до конца. Давай же, Стиви, играй, блефуй, мысленно подталкивает Кэллан.

– Перво-наперво, – заявляет О’Боп, – блокнота при нас нет.

– Эй, Мочалка, – отзывается Персик. – Как начнем обрабатывать вас, вы живо выложите, где он. Эй, полегче там со стрелялкой. – Теперь он смотрит на Кэллана. – Мы ведь просто разговариваем.

– Мы знаем, – говорит О’Боп, – где Шихэн берет каждый пенни на улице.

– Без шуток – он ведь землю перевернет, только б заполучить эту книжицу обратно.

– Ну и хрен с ним, – откликается О’Боп. – Не получит он блокнот – тогда и ты не должен ему ни гроша.

– Точно, что ль?

– Наше слово – верняк, – подтверждает О’Боп. – И Эдди Фрил по-другому не скажет.

О’Боп видит облегчение на лице Персика и поддает жару.

– В этом блокноте и копы есть. И профсоюзники. На улице гуляет пара миллионов долларов.

– Мэтти Шихэн – богатый человек, – роняет Персик.

– А чего он-то? – говорит О’Боп. – Почему не мы? Почему не ты?

Они следят, как ворочаются мысли Персика. Караулят, как он обмозговывает выгоду, взвешивает риск. Через минуту он говорит нерешительно:

– Но Шихэн оказывает услуги моему боссу.

– Заполучи блокнот, – возражает О’Боп, – и сам сможешь оказывать ему такие же.

Кэллан спохватывается, что перестарался, держа пистолеты на изготовку. Руки у него устали и дрожат. Ему охота опустить пистолеты, но нельзя расслабляться. И еще он боится: если они не договорятся с Персиком, ему не суметь попасть в цель даже с такого расстояния – так трясутся у него руки.

– А вы кому-нибудь говорили, – наконец спрашивает Персик, – что видели мое имя в книжке?

О’Боп мгновенно выпаливает «нет!», и скорость его реакции подсказывает Кэллану: этот вопрос – очень важный. А еще ему интересно, зачем Персик занял деньги и на что потратил.

– Бешеный ирландец, – бормочет себе под нос Персик. Потом говорит: – Вы затаитесь пока что. Постарайтесь не убивать никого хоть денек-другой, ага? Я с вами еще встречусь по этому делу.

После чего разворачивается и поднимается по лестнице, ведущей из подвала; брат тянется за ним.

– Господи! – выдыхает Кэллан. И плюхается на пол.

Руки у него ходят ходуном.

Персик звонит в дверь дома Мэтта Шихэна.

Дверь открывает здоровущий ирлашка. Персик слышит, Шихэн кричит из комнаты: «Кто это там?»

Голос испуганный.

– Да это Джимми Персик, – отвечает бугай, впуская Персика. – Он у себя в кабинете.

– Спасибо.

Персик проходит по коридору и сворачивает налево, в комнату Мэтта.

Комната оклеена тошнотворно-зелеными обоями. Трилистники^[52] и всякое такое дерьмо понатыканы по всей комнате. Большой портрет Джона Кеннеди. Рядом – портрет Бобби. Фотография папы римского. У парня тут есть все, разве что лепрекон^[53] на табурете не сидит.

Из кресла Мэтт все-таки встает – Персику нравятся проявления уважения – и улыбается показной широкой улыбкой, какая в ходу у ирландских политиков.

– Джеймс, рад тебя видеть. Ну как, удалось уладить ту маленькую неприятность за время моего отсутствия?

– Угу.

– Нашел этих ублюдков?

– Эге.

– И?..

Нож входит в него как в масло, не успевает Мэтт выговорить «Что за черт!» ни по-английски, ни по-ирландски. Персик профессионально попадает между ребрами под левой грудной мышцей, резко дергает лезвие вверх и проворачивает его, чтобы в госпитале не возникло этических проблем.

Чертов нож застревает, и Джимми приходится упереться в широкую грудь Мэтта ногой, чтобы выдернуть его. Шихэн с такой силой грохается на пол, что подскакивают все портреты на стенах.

Впустивший Персика громила остолбенело застыл в дверях.