Мари Милас: Громкий шепот

Посвящается

Всем тем, чей громкий шепот не был услышан, а тихий крик так и не слетел с губ.

© Милас М., текст, 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Обращение к читателю

Дорогой читатель, «Громкий шепот» – вторая книга в цикле «Случайности не случайны». Я не настаиваю, но рекомендую читать ее после первой книги, чтобы лучше понять ход событий и взаимодействия героев, как главных, так и второстепенных.

Также обязана предупредить о том, что в книге встречаются сцены домашнего насилия (в том числе сексуального).

Плейлист

Curiosity – Bryce Savage

Touch the Sky – Julie Fowlis

I Will Survive – Demi Lovato

Control – Zoе Wees

Bad Blood – Taylor Swift

Lay By Me – Ruben

I Lose to Win – Los Tiburones

Wasted Time – Charles, Charles

Survivor – Besomage, Meric Again, RIELL

Brother Run Fast – KALEO

Drive – Raiche.

Then and Now – Alex Who?

Joke’s on You – Charlotte Lawrence

I’m Begging You – Los Tiburones

Bad Things – Summer Kennedy

Ma Chérie – Naika

Take You To Hell – Ava Max

Пролог
Валери

Семь лет

Я не хочу, мамочка!

Мне хочется закричать. Возможно, даже топнуть ногой и укусить кого-нибудь за палец. Но я произношу эти слова про себя, потому что их в любом случае никто не услышит. И мама говорит, что громкость голоса леди не должна превышать двадцати децибел.

– Детка, давай скорее, группа уже набралась. Все ждут только тебя, – подзывает она меня, но смотрит на папу, который подмигивает и одаривает ее улыбкой.

Мама называет эту улыбку «расплавляющей». Что бы это ни значило.

Я поправляю лямку рюкзака с изображенной на нем Ариэль. Она не моя любимая принцесса, но родители купили мне этот портфель, потому что у русалочки такие же яркие волосы, как у меня. А еще, если поиграть с буквами и звуками в наших именах, можно найти некоторое сходство.

Звук. Голос. Громкость.

Это то, что объединяет нас с Ариэль. Ее лишили голоса – иногда кажется, что и меня тоже.

Мои рыжие волосы путаются в лямке рюкзака и причиняют боль. Платье розового цвета раздражает, потому что я люблю голубой. Родители продолжают обмениваться «расплавляющими» улыбками, а мне хочется выстрелить из лука – как всегда делает Мерида, – и лопнуть их розовый пузырь. Они очень любят друг друга. И иногда я думаю, что плод их любви оказался единственным соленым зерном попкорна среди сладкого.

– Валери, ты рада, что прокатишься на аттракционах? – спрашивает папа, приседая передо мной.

Его улыбка теплая, как молоко, которое я пью перед сном. Я люблю папину улыбку, хоть и ненавижу молоко. Мне хочется его выплюнуть, как и большую часть того, чем меня кормят. Ведь леди не может позволить себе лишние килограммы.

– Ммм, ага, – каким-то образом мне удается преобразовать эти звуки в одно непонятное слово.

– Используй нормальные слова, дорогая, – поправляет меня мама, изящно откидывая с плеча волосы цвета мандарина. Будь ей семь лет, нас бы точно не различили.

У нее такие же ярко-голубые глаза, как и у меня, – в лучах солнца они похожи на безоблачное небо над океаном. Мама тоже надела розовое платье, отлично подчеркивающее идеальную фигуру балерины, которой недалеко до пенсии ^[1]. Вокруг шеи повязан шелковый платок цвета шампань, прикрывающий единственный ее изъян – родимое пятно. Конечно, такое же есть и у меня. Единственное отличие в том, что мне оно нравится. Это пятнышко похоже на Марс. В школе нам рассказывали о планетах, и я сразу запомнила название одной из них. Как не запомнить, если на точно такой же кружок я смотрю каждый день?

– Да, рада, – произношу слишком тихо, хотя хочу разорвать платье Барби, стукнуть себя по груди и выпалить: «Я ненавижу аттракционы!»

– Хорошо, тогда держи спину прямо и улыбайся пошире, Валери, – весело подбадривает мама.

Папа нежно поправляет мои волосы – наконец-то прядь в лямке рюкзака распутывается, и мне становится легче дышать.

– Мы заберем тебя через два часа, повеселись как следует. – Он целует меня в щеку, пока на глазах наворачиваются слезы.

Я не хочу оставаться одна. Даже в день рождения собственной дочери они делают выбор не в мою пользу.

Я не заплачу. Мама говорит, что когда девочки плачут, они становятся похожими на жертв пластической хирургии. Опять же, что бы это ни значило.

Она часто говорит много странных выражений и слов, но я не спрашиваю их значения. Ведь мой вопрос, скорее всего, затеряется в череде «расплавляющих» улыбок и разговоров о балете, который я, кстати говоря, тоже ненавижу.

Мама обнимает и целует меня на прощание, поправляя мое платье. Нельзя выглядеть помятой, потому что девочки всегда должны быть красивыми. Но разве я стану менее красивой из-за заплаканных глаз, выбившейся пряди волос или маленького пятнышка из-за мороженого, которое прикрываю рукой?

Группа детей моего возраста вместе с сопровождающим от парка развлечений стоят около горки, которая выглядит как орудие для пыток. Я не слушаю разговор детей и не обращаю внимания на конкурсы аниматоров. Достав альбом для рисования, который мне удалось тайком положить в рюкзак, сажусь на край клумбы и рисую свои эмоции, превращая их в цветы.

Сегодня это черные ромашки. Потому что мне страшно.

– Почему они черные? – раздается рядом со мной чей-то голос.

Я поворачиваю голову и вижу мальчика моего возраста. Темные волосы развеваются на ветру и выглядят как в рекламе Head & Shoulders. Светло-карие глаза гармонируют со смуглой кожей и делают его внешний вид уютным и теплым. Пухлые губы изгибаются в улыбке, когда он замечает, что я рассматриваю его.

– Ты не умеешь разговаривать? Мне нравятся твои волосы. – Незнакомец протягивает руку и касается пряди моих волос.

Мне тоже нравятся твои волосы, – хочу ответить, но продолжаю в недоумении наблюдать за ним.

– Они похожи на закат или огонь. – Он сводит брови, придавая себе задумчивый вид. – А может, на морковь или апельсин. Нет, я знаю: они похожи на осень!

– Спасибо? – выдавливаю из себя то ли вопрос, то ли утверждение, когда он заканчивает оранжевое сочинение, посвященное моим волосам.

Он издает смешок, распаляющий в груди… что-то неизвестное. Незнакомец выглядит не так, как мальчики в моей школе. Он красивый. Я не знала, что мальчики могут быть такими красивыми – все, кого я встречала раньше, напоминали Добби из «Гарри Поттера».

– Почему они черные? – Он кивает на альбом для рисования, повторяя свой вопрос. – Это твой любимый цвет?

Я обдумываю ответ, чтобы по привычке сказать что-то менее странное, чем правду.

– Потому что я так захотела. Мой любимый цвет – голубой.

– Ты занимаешься рисованием? – задает он следующий вопрос, и мне начинает казаться, что его словарный запас в десять раз больше моего.

– Я занимаюсь балетом, – отвечаю я и случайно морщусь, хотя никогда публично не проявляю неприязнь. Эмоций внутри меня слишком много, и обычно они находят отражение лишь на бумаге. Но почему-то с этим незнакомцем я даже говорю на октаву выше, чем позволено, и мне определенно это нравится.

– Ты красиво рисуешь, так почему же выбрала балет?

– Потому что мама говорит, что так я буду более женственной и красивой. Дисциплинированной. А если не уделять должного внимания внешнему виду и поведению, то мне будет сложно выйти замуж, – повторяю выученные наизусть фразы.

Понятия не имею, зачем рассказываю это, да и не знаю, как балет связан с моим будущим мужем. И вообще, зачем мне муж? Мне же всего семь лет. Но в моей голове уже отложилось, что с этим не стоит затягивать, иначе я буду никому не нужна. Как и сейчас.

– Я бы на тебе женился.

Карандаш выпадает из рук, и я смотрю мальчику в глаза. Его взгляд обжигает кожу, как солнце на пляже, а ведь мама намазала меня солнцезащитным кремом, чтобы ультрафиолетовые лучи не превратили меня в старушку раньше времени. И да, мне все еще семь лет.

– Не говори глупости. – Я смущенно заправляю прядь волос за ухо.

– Я серьезно. У тебя классные волосы, а я люблю осень. Значит, полюблю и тебя.

Мой взгляд не отрывается от этого мальчика, который завораживает своей непринужденностью. Он не обдумывает каждое свое слово, как это делаю я. Мама говорит, что болтливость девочкам не к лицу. Видимо, с мальчиками все работает иначе, потому что мне нравится, как много он разговаривает. Я тоже хочу много разговаривать.

– Соглашайся! – Незнакомец толкает меня плечом.

– Мы не можем.

– Что? – Он наклоняется ближе, пытаясь расслышать мои слова. – Ты слишком тихо говоришь. Попробуй еще раз. Представь, что я на другом конце парка, а у тебя не работает микрофон. Кричи. Тут можно это делать.

И я выкрикиваю:

– Мы не можем! – удивляя себя и заставляя его рассмеяться.

Его смех похож на мед, который тает на языке. Мне нравится мед. Мне нравится этот мальчик. Мне нравится быть громкой.

– Тебе понравилось? – спрашивает он. – Твои глаза горят.

– Как глаза могут гореть?

– Не знаю, но моя няня всегда так говорит, когда я делаю то, что мне нравится.

– Да. – Я убираю свои непослушные «осенние» волосы за ухо. – Мне понравилось, но это… неправильно.

На самом деле мне нравится делать неправильные вещи намного больше, чем правильные. Однажды на перемене я подставила подножку Лекси, которая весь обед шутила над тем, что еда в моем контейнере похожа на блевотину. Она шлепнулась и раздавила свой кусок торта, а я получила удовольствие, словно откусила кусочек самого вкусного чизкейка.

– Неправильные вещи делают нас живыми, – говорит не по годам умный мальчик.

– Где твои родители?

– Они с братом, – пожимает он плечами, и я улавливаю вспышку грусти в глазах цвета карамели. Я люблю сладкое.

– Он младше тебя?

– Немного, – отвечает он коротко. И это самое короткое предложение, произнесенное им за время нашего общения.

Сопровождающий подзывает детей ко входу на аттракцион, и мы одновременно спрыгиваем с клумбы, чтобы подойти ближе. Мальчик поднимает карандаш, берет альбом и убирает принадлежности в мой рюкзак, поправляя лямки так, чтобы волосы не запутались.

Он внимательный.

– Тебе нравится Русалочка?

– Нет! – выпаливаю я грубее, чем следовало, и тут же захлопываю рот ладонью.

Он смеется надо мной, но его смех совсем не злой.

– Все в порядке. – Незнакомец отводит мою руку, и при соприкосновении наших пальцев изнутри словно пробиваются лучи света, как если бы меня посыпали блестками. – Кто твоя любимая принцесса?

– Мерида.

Мне нравится ее вспыльчивость и блеск в глазах. А еще она превратила свою маму в медведицу и порвала на себе платье, от чего я бы тоже не отказалась.

– Любишь стрелять из лука?

– Люблю попадать в цель.

Он усмехается и подталкивает меня ко входу на американскую горку. Чем мы ближе к ней, тем сильнее сжимается сердце. Дрожь начинает распространяться от кончиков пальцев до самой макушки.

– Не бойся. Мерида не боялась большого медведя.

Я ничего не отвечаю, потому что все мысли поглощены лишь тем, что через пару минут мое тело засунут в машину смерти.

Мальчик опять лезет в рюкзак и достает оттуда черный фломастер. Он не стесняется быть хозяином в доме Русалочки. Я в недоумении смотрю него.

– Давай сыграем в игру. Если ты проиграешь, то исполнишь два моих желания.

– А если проиграешь ты?

– То исполню множество твоих.