Я крашу губы красной помадой и собираю волосы в тугой конский хвост. Корни кричат от возмущения, хотя давно должны были привыкнуть к такому положению дел. Балет требовал от меня идеального внешнего вида на протяжении многих лет. Помню, как мама расчесывала всю длину моих волос ужасной тонкой расческой для пробора, пока я глотала гневные слезы. Но со временем мокрые дорожки на щеках высохли.

Возможно, я мазохистка, раз терпела то, что мне так долго не нравилось? Мама, балет, Алекс. Последний раз я надевала пуанты, когда окончила академию танца. И знаете что? Я совершенно не скучаю. Но и радости тоже не испытываю, потому что чувствую себя потерянной. Ощущаю, что я ненужный человек, который ничего не может привнести в этот мир.

Я поправляю покрывало на кровати. В этой комнате принцессы нет блесток и любимого ужасно-розового цвета мамы, но здесь поистине прекрасно. Когда я увидела свою новую комнату, улыбка сама собой появилась на моем лице. Меня встретил огромный нежно-голубой балдахин, свисающий мягкими волнами с блестящего серебристого основания у потолка. Шторы, закрепленные жемчужными подхватами по обе стороны огромного панорамного окна с видом на двор. Стены цвета перламутра, переливающиеся под солнечными лучами. И самый любимый элемент декора – подушки в виде белых ромашек.

Макс вел себя так, словно в этом нет ничего необычного. Возможно, он относится так ко всем своим гостям или фальшивым женам. Не знаю, были они у него раньше или нет, но подступает он ко всему со знанием дела. Серьезно, мне кажется, что этот человек знает все на свете и видит каждого насквозь.

Я не знаю, как выразить ему свою благодарность, да и не особо умею это делать. Из моего рта скорее вылетит что-нибудь едкое, поэтому я ограничилась простым «спасибо», чтобы ничего не испортить. Но в душе мне хочется кричать во весь голос, как я благодарна ему и своим друзьям за то, что они просто существуют. Понятия не имею, почему Макс ввязался в мою историю, ведь для него это совершенно невыгодно. Я так долго боялась остаться одна, что последнее, чего я ожидала, – помощь малознакомого человека, который будет бок о бок со мной и моими проблемами.

Колени пробивает дрожь, которая возникает уже не в первый раз, когда от меня требуется спуститься или подняться по лестнице. Отвратительная гримаса на лице Алекса мелькает перед глазами.

Засранец, что ты со мной сделал? Ты не заставишь меня бояться, сидя в моей голове.

Каблуки ритмично стучат по ступенькам, когда я заставляю свой разум выехать с неверной дороги. Достигнув первого этажа, резко выдыхаю и хвалю себя за отличную работу. Я прохожу мимо гостиной, выполненной в кофейных, как и весь дом, тонах. По пространству рассеян мягкий свет, проникающий сквозь большие окна. Светильники по периметру выключены, но когда они работают, то создается ощущение, будто дом полон огня. В нем чувствуешь себя тепло, а не так, словно ты на приеме у стоматолога, где яркий белый свет и стены выбивают из тебя дух.

Достигнув коридора, ведущего на кухню в скандинавском стиле, я врезаюсь в то самое глупое рельефное тело. Брауни с грохотом плюхается на пол, пытаясь отдышаться. Моя рука находится примерно между пятым и шестым кубиками пресса. И вот сейчас я могу с уверенностью сказать, что их шесть – возможно, даже восемь, если…

Так, достаточно, дорогая. Ты выяснила, что умеешь считать, – на этом все.

Я поднимаю голову, встречаясь взглядом с обладателем этого самого тела.

– Привет, – понимающе ухмыляется Макс. – Вижу, ты уже готова?

– Э-э, да… Доброе утро. Привет. Здравствуй. – Я что, все еще прихожу в себя после травмы? Потому что мне никак не объяснить всевозможные приветствия из словаря, срывающиеся сейчас с моих губ. Я прочищаю горло. – Да, готова.

Он смотрит на меня несколько секунд, веселье так и искрит в его глазах.

– Валери.

– Да?

– Либо продолжай исследование, либо убери руку.

Нет… Скажите мне, что я не делаю этого.

Я медленно опускаю взгляд и нахожу свой указательный палец прямо в ложбинке между пятым и шестым кубиками. Прямо на теплой и мягкой смуглой коже, прости, Господи.

Звуковой сигнал «Дерьмо» орет в моей голове, но я сохраняю невозмутимый вид.

– Так возьми и отойди, – отвечаю я, выпятив подбородок в надежде на то, что выгляжу уверенной, а не так, словно у меня защемило шею.

Макс наклоняется немного ниже к моему уху. Я задерживаю дыхание, когда его губы мимолетно касаются кожи.

– С удовольствием. У тебя ледяные руки. – Резко сделав шаг в сторону, он обходит меня и направляется к лестнице. – Я буду готов через десять минут.

Я выпускаю весь воздух из легких и, нервно проведя руками по юбке, пытаюсь вспомнить, куда направлялась.

Держи себя в руках. Думай о равновесии. Поймай на крайний случай дзен, черт возьми.

Аромат ванили и печеных яблок радует мои рецепторы, пока я иду на кухню. Пахнет ненавязчиво, но очень соблазнительно для урчащего живота. Я следую за запахом и подпрыгиваю от неожиданности, когда застаю около плиты пожилую женщину. На ней зеленое платье и желтый фартук с надписью: «Не прикасайся к моей кухне». У незнакомки кучерявые каштановые волосы с сединой, собранные заколкой на затылке, широкие бедра и пышная грудь. Тот тип пожилых людей, в объятиях которых определенно хочется утонуть, потому что они подобны антистрессу.

Я делаю шаг, и она разворачивается на звук моих каблуков. Добрые миндалевидные глаза орехового цвета смотрят на меня с нескрываемой симпатией.

– Скорее проходи и ешь, милая. Посмотри на эти ноги, – цокает она. – Совсем тоненькие, как лапша в моем супе. Как они вообще тебя держат? Это нужно срочно исправлять.

Женщина отодвигает стул и подталкивает меня к столу.

– Вот, бери яблочный штрудель. А вот тут есть пудинг.

Она зачерпывает ложкой очень нежную по текстуре массу и подносит к моему рту.

– Открой, – командует тоном мамы-медведицы, и я подчиняюсь.

Сладкий и нежный кусочек тает у меня во рту, как вата. Мои глаза расширяются от наслаждения, и женщина с улыбкой кивает:

– Это сделает счастливым любого.

– Очень вкусно. – Я облизываю губы. – Меня зовут Валери. А вы…

На мгновение я задумываюсь о том, что эта женщина может быть мамой Макса. Они даже внешне похожи. И лучше бы он заранее предупредил меня об этом, потому что я не знаю, в курсе ли его семья о нашей… щепетильной ситуации.

– Зови меня Грейс. Просто Грейс. Без этих ваших миссис, мадам и прочей ерунды, – отмахивается она с улыбкой.

– Хорошо, – хихикаю я. – Приятно познакомиться, Грейс.

Она осматривает мое лицо и фигуру с одобряющим видом.

– Мне тоже. Этому дому давно не хватало женщины.

Грейс наклоняется ко мне, прикрывая рот ладонью. Я подаюсь вперед, чтобы разделить свой первый секрет с женщиной, которую совсем не знаю, но… Эта улыбка… Ей бы даже не понадобилось пытать меня, чтобы узнать всю мою подноготную.

– И этому мужчине тоже пора почувствовать женское тепло.

Это не то, что я ожидала услышать. Смущение медленно пробирается мне под кожу. А смущаюсь я редко, если уж на то пошло.

– Грейс, оставь ее в покое, – произносит Макс, появляясь на кухне.

Сегодня он сменил свой обычный стиль лондонского денди на приятный повседневный: брюки кофейного цвета, джемпер на оттенок светлее, подчеркивающий в нужных местах его фигуру, и белые кроссовки.

Одобряю.

Как будто меня кто-то спрашивал.

– Валери, это Грейс… – начинает Макс, но женщина тут же его перебивает:

– Мы и без тебя тут справлялись. Необязательно все контролировать, мистер. – Она раздраженно сдувает прядь волос с лица и грозит ему пальцем.

– Мистер Банный Лист, – вырывается из меня ненароком, и я хлопаю себя по губам, потому что действительно хотела удержать слова в себе.

Но, как всегда, не вышло.

Брови Макса удивленно приподнимаются, а Грейс заливается искренним смехом. Она протягивает мне руку ладонью вверх, чтобы я дала ей пять. И я даю.

Боже, Макс выселит меня отсюда быстрее, чем я успею опробовать все массажные режимы душа в своей великолепной ванной.

Пора заткнуться, Валери.

– Ты достойный игрок, Валери. Оккупируешь все больше территорий. Сначала Брауни, теперь Грейс. – Он садится рядом со мной за стол. – Но есть одна игра, в которой я непобедим.

– И какая же? – интересуюсь я, скрестив руки на груди.

Взгляд Макса устремляется к моему декольте, после чего медленно возвращается к глазам.

– Позже сыграем, и узнаешь, – отвечает он и приступает к завтраку.

Мы проводим утро за вкусной домашней едой и веселыми подшучиваниями Грейс. Я давно не ощущала себя так комфортно, а ведь эти люди мне совсем не близки. Но в моменте ощущается, что с ними намного уютнее, чем с моей семьей.

Семья.

Была ли она у меня когда-то? Без лжи, масок и упреков?

* * *

Мы почти добираемся до полицейского участка, и я наконец-то спрашиваю:

– Кем приходится тебе Грейс? Мне показалось, что вы близки.

Я поглаживаю указательным пальцем кожу на ручке двери автомобиля, делая вид, что слишком увлечена этим занятием. Не знаю, имею ли право вмешиваться в личную жизнь Макса, но интерес бежит впереди меня.

– Она была моей няней на протяжении всей жизни, – начинает Макс.

Я поворачиваюсь к нему и замечаю, как уголки его губ немного приподнимаются.

– Возможно, в каком-то роде Грейс заменила мне маму. Поэтому мы до сих пор очень близки, и она не упускает возможности ворваться в мой дом и навести порядок.

Я улыбаюсь, но не пропускаю мимо ушей, что он, судя по всему, не близок со своей мамой.

– А твои родители? – Я улавливаю воцарившуюся тишину и прочищаю горло. – Прости, наверное, мне не стоит лезть в твои отношения с семьей. Ведь мы всего лишь…

– Мы семья. Фальшивая, но семья. Ты должна знать обо мне все, чтобы хорошо отыгрывать роль на публике. – Макс откидывается на спинку водительского кресла, управляя машиной одной рукой.

Щелчок – и мой мозг на секунду концентрируется лишь на том, как он маневрирует и совершает круговое движение ладонью по рулю. Его стоит запретить, чтобы не отправлять мысли женщин в канаву.

– Да, ты прав, – отвечаю я, медленно приходя в себя.

– У меня полная семья. Есть брат. – Его челюсть на мгновение напрягается. – Он засранец, но в целом с ним можно справиться. Несмотря на то, что родители неактивно участвовали в моей жизни, нам удалось сохранить… – Макс сводит брови, задумываясь, – нейтральные отношения.

Интересно, такие же нейтральные, как у меня? В которых они понятия не имеют, с чем он сталкивается?

– Они знают о нашей ситуации? – спрашиваю я, развернувшись вполоборота.

Макс стреляет глазами в мою сторону.

– Долго будешь подбирать синонимы к «нашей ситуации»?

– Ладно. – Я раздраженно хлопаю руками по бедрам. – О нашем браке и сериале, – изображаю пальцами кавычки, – «Мыслить как преступник».

– Пока нет, но не думаю, что это их сильно волнует. Это моя жизнь, и я сам выбираю людей рядом с собой, – уверенно отвечает он.

Я киваю, обдумывая его слова. Макс в каком-то смысле прав – родителей не должно волновать то, что мы делаем с собственной жизнью. Но почему же мне так хотелось, чтобы в какой-то момент мама с папой приехали, упаковали все мои вещи и сказали, что я сделала неверный выбор? Стали теми людьми, кто заметил бы, что я ступаю на неверный путь. Возможно, таким образом я пытаюсь снять с себя ответственность за совершенную ошибку, говоря, что меня вовремя не предупредили. Трудно принять тот факт, что ты сам прыгнул в жерло вулкана, а теперь плачешь, что обгорел.