Сразу за роскошной машиной Луизы Белланже по извилистой дороге, ведущей к «Ля Вертиж», двигалась ещё одна машина. Это была более скромная, но не менее добротная модель, которая легко справлялась с заснеженным подъёмом. Когда автомобиль остановился перед входом, из него вышел высокий, слегка сутулый мужчина средних лет. Его пальто цвета угля контрастировало с яркостью свежевыпавшего снега, а из-под шляпы виднелись слегка взъерошенные седые волосы.

Это был Александр Ренар, профессор-историк, специализирующийся на оккультных ритуалах и культуре XVIII века. Его тонкое лицо, обрамлённое аккуратной бородкой, выглядело задумчивым, а острый взгляд карих глаз, скрытых за круглыми очками, блестел живым интересом. В руках он держал небольшой кожаный чемодан, который, судя по хватке, имел для него особое значение.

Ренар на мгновение остановился у машины, оглядывая величественный фасад отеля. Его взгляд задержался на высокой башне, уходящей в зимнее небо, а затем скользнул по массивной двери с резьбой, будто он оценивал не только архитектуру, но и скрытый смысл, который мог бы быть важен для его исследований.

На крыльце его встретил Пьер Моро.

– Профессор Ренар, добро пожаловать в «Ля Вертиж», – сдержанно произнёс он, слегка наклонив голову в знак приветствия. – Мы рады, что вы смогли присоединиться к нам.

– Благодарю, месье Моро, – ответил Ренар мягко. Он внимательно оглядел хозяина отеля, как если бы тот был частью его исследований. – Ваш отель действительно впечатляет. Он несёт в себе дух истории.

Пьер слегка улыбнулся.

– Мы стараемся сохранять его уникальность. Позвольте, я провожу вас в вашу комнату.

Ренар, кивнув, последовал за ним внутрь. Когда они вошли в просторный вестибюль, профессор остановился у картины с изображением маркиза де Сада. Его глаза тут же оживились, наполнившись профессиональным интересом.

– Эта работа… – он замер, приблизившись к полотну. – Настоящий шедевр. И в то же время… что-то в ней тревожит.

Пьер, наблюдая за реакцией профессора, склонил голову.

– Она вызывает у многих подобные чувства, – ответил он с лёгкой улыбкой. – Возможно, за ужином вы захотите узнать больше.

Ренар коснулся края оправы своих очков, как будто это помогало ему сосредоточиться.

– Я бы хотел. Такое искусство нельзя воспринимать поверхностно.

Когда Пьер провёл его дальше, в вестибюле вновь воцарилась тишина. Но это была не обычная тишина, а настоящее затишье перед бурей.

Внезапно пол задрожал. Люстра в гостиной закачалась, и её хрустальные подвески зазвенели, словно тревожный набат. Гравий за окнами посыпался с дорожек, а где-то вдали послышался глухой, зловещий звук, будто пробудился древний зверь. Гости вскочили в ужасе и растерянности. Тени от огня на картине зашевелились, и на мгновение кому-то могло показаться, что лицо маркиза исказилось в зловещей усмешке.

– Что это было? – голос Софи дрожал, как и её руки, вцепившиеся в локоть Антуана.

– Землетрясение, – ответил Эмиль Дюмон, снимая очки и нервно протирая их платком.

– Здесь? В Альпах? – подала голос Луиза, только вернувшаяся вниз. Её осанка оставалась безупречной, но напряжённость невозможно было скрыть.

Когда толчки утихли, наступила гнетущая тишина. Только треск камина нарушал её, но этот звук теперь казался зловещим. В дверях появился Пьер. Его лицо сохраняло привычное самообладание. Он сделал шаг вперёд, обвёл тяжелым взглядом собравшихся и медленно произнёс:

– Дорога к отелю завалена. Мы отрезаны от внешнего мира.

Эти слова прозвучали раскатами грома. Напуганные гости заговорили все сразу, и их голоса слились в тревожный гул.

– Что вы хотите сказать? – спросила Луиза. Её спокойный тон не мог скрыть беспокойства.

– Я проверил путь, – продолжил Пьер. – Ущелье завалило обвалом. Связь с внешним миром отсутствует.

– Значит, мы здесь заперты? – голос Филиппа Готье прозвучал резче, чем он, вероятно, хотел.

– Пока да, – ответил Пьер. – Но бояться нечего. Запасов воды и еды достаточно. «Ля Вертиж» надёжен. Эти стены видели куда большее.

Луиза молча скрестила руки на груди. В уголках рта появилась напряжённая складка.

– Как долго это продлится? – спросил Эмиль, поправляя очки.

– Это зависит от спасателей, – ответил Пьер. – Расчистка дороги может занять несколько часов или несколько дней.

Софи нервно облизнула пересохшие губы, бросив взгляд на мужа:

– А если… если они задержатся?

– Нам ничего не угрожает, – твёрдо повторил Пьер. – Главное – сохранять спокойствие.

Он кивнул Арману, администратору отеля, мужчине лет сорока с усталым взглядом. Тот без слов вышел в коридор, явно получив указание осмотреть здание.

– Мы будем держать вас в курсе, – добавил Пьер, обращаясь к гостям.

Но его слова не развеяли напряжения. Катрин, стоявшая у окна, оглянулась через плечо:

– А если это не просто землетрясение?

Её слова повисли в воздухе. Никто не ответил, но в каждом словно что-то защёлкнуло. Тишина вокруг начала казаться живой, обретающей собственное дыхание.

На ужин гости собирались неохотно. Атмосфера в столовой, освещённой мягким светом массивной люстры, оставалась напряжённой. Длинный стол с белоснежной скатертью казался слишком большим для собравшихся.

Пьер, сохраняя привычную учтивость, внимательно следил за тем, чтобы всё было идеально, но его усилия оставались незамеченными. Луиза Белланже сидела чуть в стороне. Даже в молчании её ослепительная внешность привлекала взгляды. В одной руке она держала бокал вина, другой изящно поправляла золотистую прядь, упавшую на лицо.

Её отстранённость явно раздражала Софи, которая в этот вечер не скрывала своих эмоций. Каждое движение Луизы казалось ей вызовом, каждый взгляд – насмешкой.

– Конечно, для кого-то это всего лишь приключение, – сказала Софи с едва уловимой улыбкой, за которой скрывалась явная колкость.

Антуан положил руку ей на плечо, пытаясь успокоить, но Софи продолжила:

– Мадемуазель Белланже, должно быть, привыкла к подобным драмам. Ваша работа ведь требует умения выживать в экстремальных условиях, не так ли?

Луиза подняла глаза. Её взгляд остановился на Софи, а лицо оставалось спокойным. В уголках губ появилась лёгкая улыбка, как будто она наслаждалась этой игрой.

– Вы удивитесь, мадам, но я предпочитаю избегать лишнего драматизма, – ответила она холодно. – Моя работа – создавать иллюзии, а не жить в них.

Софи фыркнула, отвернулась, поднося к губам бокал. Антуан вздохнул, что-то прошептал, но она его проигнорировала.

В разговор вмешалась Жанна Дюваль:

– Я должна была предвидеть это, – сказала она больше себе, чем остальным. Её тёмные глаза смотрели куда-то в пространство, будто ища ответы в невидимом. – Место, которое несёт столько боли, всегда реагирует. Я видела это раньше, но не придала значения.

– Вы серьёзно? – спросил Филипп Готье, отставив бокал. – Вы хотите сказать, что это землетрясение – предзнаменование?

Жанна повернулась и посмотрела на него так, что музыкант напрягся.

– Земля, как и мы, хранит воспоминания, – ответила она тихо. – И иногда она не может их сдерживать.

Александр, до этого хранивший молчание, медленно поднял голову. Его тонкие пальцы чуть постукивали по краю бокала, но взгляд, направленный на картину над камином, был полон сосредоточенности.

– Вы знаете, – начал он негромко, но достаточно, чтобы все обратили на него внимание, – в XVIII веке существовало понятие «заключённой энергии». Люди верили, что места, на которых происходили ужасы, сохраняют отпечаток событий. Они называли это не иначе как проклятием, хотя на самом деле всё куда проще. Воспоминания о трагедии врезаются в саму материю – стены, камни, землю. Если прислушаться, то даже спустя столетия можно ощутить их дыхание.

Гости замерли, забыв о своих тарелках.

– Маркиз де Сад был не только известен своим безумством, но и одержимостью оставлять след. Он писал, что любое страдание становится бессмертным, если его «увековечить». Говорят, что картина, – он сделал жест в сторону зала, – это его последняя работа. Не кистью, а душами тех, кого он искалечил.

– Вы хотите сказать, что эта картина живая? – спросил Филипп, чуть склонившись вперёд.

Ренар чуть приподнял бровь, оставаясь спокойным.

– Не живая в привычном понимании, но она – хранитель. Это отражение его стремления запечатлеть то, что не должно быть забыто. Подобное искусство, как вы понимаете, не создаётся без жертв.

– Жертв? – переспросил Эмиль насмешливо, но в нём угадывалось беспокойство.

– Да, – кивнул Ренар. – И если верить древним легендам, такие артефакты требуют новых, чтобы продолжать своё существование.

Слова профессора повисли в воздухе, наполняя комнату новым напряжением. Казалось, даже свечи стали гореть тусклее. Катрин внимательно смотрела на Ренара, её губы слегка приоткрылись, словно она готовилась задать вопрос, но промолчала. Жанна же, напротив, казалась почти удовлетворённой, как будто профессор подтвердил её собственные догадки.

Софи резко откинулась на спинку стула с явным раздражением на лице.

– Это звучит нелепо, – сказала она, почти бросив слова в сторону профессора. – Вы хотите, чтобы мы поверили в проклятие?

Ренар не стал спорить. Он лишь слегка пожал плечами, тогда как его взгляд всё ещё был прикован к картине.

– Верьте или нет, мадам. Но этот отель уже изменил вас, как и меня, – тихо ответил он.

Слова профессора создали ещё больший разрыв между гостями, который не смогло сгладить даже завершение ужина.

Катрин, сидевшая рядом, с интересом смотрела на Жанну, но не произнесла ни слова.

– Это звучит как один из этих мистических рассказов, – произнёс Эмиль, задумчиво глядя в свой бокал. – Но вы, вероятно, знаете, о чём говорите.

– Знаю, – коротко ответила Жанна.

Софи насмешливо закатила глаза.

– Давайте будем реалистами, – резко сказала она. – Землетрясения происходят. Это природа, а не какая-то мистика.

– Возможно, вы правы, мадам, – отозвалась Жанна с лёгкой, почти загадочной улыбкой. – Возможно.

Пьер, стоявший у стены, внимательно наблюдал за разговором. Он намеревался предложить продолжить ужин, но разговоры уже начали стихать.

Луиза молча отпила из бокала, Софи отвернулась, делая вид, что изучает тарелку, а Жанна снова ушла в свои мысли, словно слушала недоступное другим.

Никто не решался встать первым, понимая, что за пределами столовой ждёт лишь всепоглощающая тишина.

После ужина гости разошлись молча. Тяжёлое ощущение беспомощности продолжало давить, хотя никто не решался высказать его вслух.

Луиза сидела в своей комнате на краю кровати, задумчиво разглядывая своё отражение в старинном зеркале. Её золотистые волосы мягко спадали на плечи, а голубые глаза, обычно уверенные, теперь были странно задумчивы.

Комната погрузилась в тишину, лишь снаружи слабый ветер играл в ветвях. Луиза вдруг резко поднялась, как будто решив что-то важное. Она достала из шкафа купальник, махровое полотенце и направилась к двери.

Сауна, как рассказывал Пьер, была одной из жемчужин «Ля Вертиж». Уютная, отделанная кедровыми панелями, она находилась в стороне от других помещений. Луиза подумала, что это идеальное место, чтобы снять напряжение после странного дня.

Спустившись по лестнице, Луиза быстро пересекла вестибюль. В это время суток он был практически пуст. Тени от камина танцевали на стенах, точно ожившие образы прошлого, но она не обратила на них внимания. Её шаги были лёгкими, уверенными, почти бесшумными – каблуки тапочек едва касались пола.

Подойдя к двери сауны, она остановилась на мгновение, коснувшись её ладонью. Тёплое дерево приятно согрело пальцы, и Луиза позволила себе короткую улыбку, прежде чем толкнуть дверь.