– Нет, ты просто привык, что весь Сен-Кантен к твоим услугам.

– Весь? – он выразительно посмотрел на Амадин. Девушка покачала головой:

– Если ты позабыл, теперь я живу в Кнайтхоффе.

– Временно.

– Нет ничего более постоянного, чем временное.

– А как же чувства? Любовь?

– Ты говоришь о любви к родине? – Амадин даже не скрывала иронии. Рейнард покачал головой:

– Просто о любви.

Девушка скривилась.

– О, прошу, оставь эту патетику Валентину. Она к тебе не к лицу.

– Не веришь? – продолжил он..

– Нет, – она покачала головой. – Ты никогда не был сентиментальным.

– Считай, это – старость.

– Теперь ты напрашиваешься на комплимент.

Инквизитор недовольно поморщился:

– Не передергивай, я не актриса и мы не на подмостках.

Амадин опустила голову, скрывая злой блеск глаз. Упоминание о театре отдалось неприятным чувством, и теперь она жалела, что вообще затронула эту тему, но не смогла не уколоть:

– О да, ты предпочитаешь место в ложе.

Однако этого человека ничто не могло смутить.

– Я вообще не люблю театр, – инквизитор удобно расположился в кресле и кажется наслаждался этой пикировкой.

– Только актрис? – это вырвалось само. Амадин сразу же пожалела о сказанном, но поздно.

– Ты ревнуешь? – Рейнард приподнял бровь.

– Нет!

Судя по улыбке, мелькнувшей на губах, он не поверил. Амадин и сама себе не верила, но признаться, что ревнует Рейнарда к Дезире было выше ее сил.

– В любом случае, мы расстались, и ты сам говорил, что обратной дороги нет, – спешно добавила она.

– Договор все еще действует.

– Верно, – она замерла, настороженно глядя на собеседника. Глупое соглашение, строки которого до одной врезались в память. – Ты настаиваешь?..

– На его исполнении? – подхватил Рей. – Возможно. В конце концов я заплатил триста золотых.

– Я могу вернуть, – начала Амадин.

– Ты неожиданно разбогатела? – он демонстративно обвел глазами дорогое убранство номера. Намек вышел исключительно прозрачным.

– А ты считаешь, что без твоих инвестиций я ни на что не способна?

– Ну почему же? Определенно, способности у тебя есть, и не только к науке.

Судя по тому, как сжались ее кулаки, а подвески на люстре звякнули, удар достиг цели. Рейнард почувствовал удовлетворение, он и сам не знал, почему ему так хочется задеть сидящую перед ним девушку. Месть за то, что она первая ушла от него? Глупо, их роман все равно был обречен. Так что же?

– Рада, что ты их оценил, – процедила Амадин сквозь зубы.

– Конечно, ведь я заплатил за них триста золотых, – он улыбнулся. Окна задребезжали. Девушка порывисто вскочила и направилась к столу.

– Я верну. Вексель устроит?

– Заложишь бриллианты?

– Что?

– Триста золотых – не маленькая сумма, Амадин. Откуда ты ее возьмешь?

Люстра угрожающе зазвенела и зашаталась, готовая вот-вот рухнуть хрустальным дождем. Девушка прикрыла глаза, пытаясь взять себя в руки.

– Не поверишь, но на свете есть женщины, которые могут заработать и большее, Рей, – отчеканила она.

– И за какие же заслуги платят такие деньги? Впрочем, можешь не говорить…

Подвески с печальным звоном все-таки осыпалась, но Амадин не заметила этого. Несколько секунд она стояла и с ненавистью смотрела на ухмыляющегося мужчину, а потом направилась к порогу.

– Уходи! – она широко распахнула дверь.

– Что? – изумился он.

– Убирайся отсюда, я больше не желаю тебя видеть! Я… да я просто презираю тебя!

– Поэтому ты вернулась в Сен-Кантен? Ехала несколько дней в шумном вагоне, чтобы сказать мне это лично?

Его слова, сказанные язвительным тоном, отрезвили, Амадин засомневалась, стоит ли выставлять неугодного гостя, или следовало смирить гордость и продолжить разговор, пытаясь первести его в более мирное и безопасное русло. Прекрасно понимая, что творится у нее в душе, инквизитор усмехнулся. Он вдруг напомнил девушке клерка, который принимал у нее заявку на патент. Такой же самодовольный и считающий, что женщины ничего из себя не представляют. В эту секунду Амадин вдруг поняла, чтобы она не делала, все бесполезно. Она никогда не докажет герцогу л’Армори, что достойна его. Ярость охватила ее, заставив позабыть обо всем.

– Зачем я вернулась сюда, Рей, тебя не касается, но я счастлива тому, что мне выпала возможность сказать все, что я о тебе думаю, в лицо, – Амадин вскочила и уперла руки в бока. – Ты – самодовольная избалованная скотина!

– Сразу видно, что ты росла в деревне, – хмыкнул он, лениво вставая. – Что ж, на этом, думаю, визит подошел к концу. Удачи тебе и прощай. Думаю, ты не будешь возражать, если я самодовольно и избалованно оплачу разбитую люстру.

Кивнув, он вышел, на ходу подзывая коридорного. Амадин захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной. Ее била дрожь, лоб покрывала испарина, а сорочка намокла от пота и противно липла к спине.

Направляясь в Сен-Кантен, девушка понимала, что встреча с прошлым не будет простой, но ожидала, что они оба смогут отказаться от обид. Зря. Понимая, что единственный шанс упущен, магичка закружила по комнате. Разработки, вот что на самом деле оставалось важным, и если она сможет запатентовать их…

В дверь постучали. Распахнув ее, девушка увидела огромный букет роз, который коридорный еле удерживал в руках.

– Прошу прощения, магистр Гросс, – голос звучал надрывно. – Но вам просили доставить. И убраться в номере.

– Да, конечно, – она посторонилась, давая коридорному пройти внутрь. Следом прошмыгнула невзрачная горничная, которую Амадин не заметила из-за букета.

Пока слуги суетились, сначала ставя цветы в огромную вазу, а потом выметая осколки, Амадин подошла к букету. Небольшой конверт привлек внимание. Она достала его, едва не уколовшись о шипы и развернула.

“Уезжай, птичка! Такие как ты, легко сгорают в огнях большого города!” – было написано каллиграфическим почерком.

Прекрасно, понимая, от кого подарок, Амадин смяла письмо в руке, жалея, что это не горло Рейнарда де Треви.

– Ах так, ваша светлость… – прошипела она. – Что ж… посмотрим, кто кого…

Глава 8. Амадин Гросс

Через час, остыв, она была уже не так уверена в необходимости бросать вызов Великому инквизитору. Злость прошла, а вместе с ней и желание отомстить. Проанализировав встречу, Амадин даже подумывала, не вернуться ли ей обратно в Кнайтхофф, но это бы означало отказаться от своих идей. Этого девушка не могла себе позволить. Чтобы хоть как-то отвлечься от дурных мыслей, она предпочла прогуляться.

Решение оказалось опрометчивым, она поняла это не пройдя и половину улицы. После полудня натягивало на грозу, воздух словно сгустился, и дышать стало очень тяжело. Сорочка прилипла к телу, а ребра корсета впивались в кожу.

В поисках прохлады, Амадин свернула в парк и сражу же пожалела о своем решении – он был полон тех, кто как и сама девушка поспешил укрыться от полуденной жары. Стараясь обходить наиболее людные, а стало быть, прохладные аллеи, девушка направилась к набережной.

Её внимание привлекла несколько дам. Они стояли и предлагали всем желающим газету. Странно, но никто не торопился взять ее. Наоборот, прохожие шарахались о листиков, словно от смертельной болезни.

Амадин несколько минут размышляла, стоит ли ей последовать примеру большинства, но любопытсво взяло верх над осторожностью. Девушка подошла ближе и вчиталась в название. “Голос женщин”.

– Мадемуазель, прошу, – одна из распространявших, невысокая пухлая блондинка, протянула ей сероватые листки. – Свежий номер.

– Спасибо, – Амадин развязала сумочку, чтобы достать кошелек,но ее остановили:

– Что вы, это – бесплатно! – подхватила вторая, темноволосая в круглых очках. На голове у нее была мужская шляпа, а юбке едва прикрывала полные лодыжки. Пышные бока просто вопили об отсутствии корсета, и девушка почувствовала зависть, поскольку сейчас почти готова была прилюдно избавиться от этого неудобного предмет гардероба.

– Вот как? – она промокнула пот, выступивший на лице.

– Мы не берем деньги, поскольку полагаем, что женщины должны быть услышаны!

– Услышаны кем? – спросила Амадин, чувствуя себя очень глупо.

– Обществом, разумеется. Женщинами. Мужчинами. Всеми! – темноволосая поправила свои очки и обвела взглядом прогуливающихся. – Возьмите ту же королеву. сколько она сделала для Сен-Кантена, а сколько бы еще сделала!

– Женщины имеют право голоса! – выкрикнула тем временем блондинка.

Амадин заметила, что на них оглядывались, но никто не останавливался, словно боялся быть уличенным в чем-то противозаконном. Она хотела расспросить поподробнее, но в этот момент раздался звук свистка и в глубине аллеи показались жандармы.

Газетчицы испуганно переглянулись и бросились врассыпную, расталкивая прохожих, осмелившихся встать на их пути.

– Что?

– Где они?

Стражи порядка остановились. Один из них, старший, утирал пот со лба.Заметив Амадин, все еще сжимавшую газету, он угрожающе нахмурился.– А вы кто такая?

– Магистр Гросс, – произнесла девушка, копируя недовольный тон герцога де Треви. Она долго тренировалась говорить с такой небрежностью, и теперь у нее это хорошо получалось. – Чем обязана?

– Вы… – при упоминании ученого звания жандарм притих. – Вы знаете этих женщин?

– Каких?

– Тех, что дали вам газету.

– Ах этих. Нет, впервые вижу. А вы?

– К несчастью да.

– К несчастью? – Амадин хотела бы уйти, но понимала, что это может быть воспринято, как попытка скрыться.

– Это – очень опасные особы, мадемуазель, – вмешался второй жандарм. Молодой, он с явным восхищением рассматривал девушку. Она сердито сдвинула брови.

– Вот как?

– Да, они требуют равных прав с мужчинами. Представьте себе!

– Представляю, – протянула Амадин, невольно вспомнив все унижения, через которые ей пришлось пройти. – И вы считаете, что это – возмутительно?

– Разумеется. Женщина создана, чтобы подчиняться тому, кто умнее и сильнее, – жандарм выпятил грудь.

Девушка смерила его ледяным взглядом. Больше всего ей хотелось кинуть в этого напыщенного индюка каким-нибудь плетением, но она понимала, что это не приведет ни к чему хорошему.

– Если вы желали произвести на меня впечатление, то ошиблись в словах, – сухо сообщила она. – Всего хорошего.

– Одну минутку,мадемуазель! – жандарма явно разозлил ее тон.

– Да?

– Назовите место своего проживания.

– Зачем? Я разве что-то нарушила?

– Вполне вероятно, мы схватим этих бунтарок, и нам понадобится, чтобы их опознали!

– Отель Метрополь. Магистр Амадин Гросс, но,даже если случится чудо и вы кого-то схватите, я вряд ли смогу вам помочь – у меня отвратительная память на лица.

С этими словами Амадин направилась прочь. Настроение гулять пропало, и она предпочла вернуться в отель.

Войдя в номер, девушка поняла, что все еще сжимает газету, которую ей вручили в парке. Милли куда-то вышла, но Амадин была даже рада, что ей никто не помешает.

Из любопытства девушка пролистнула. Заголовки говорили сами за себя."Каждая курица стремится свить гнездо". "Брачные кольца – счастье или кандалы?" "Образование – привилегия или необходимость?"

Последний заголовок зацепил. Присев на край кровати, Амадин начала читать. Автор статьи очень резко обличал мужчин, доказывая, что превосходство мужского разума над женским не более, чем уловка, которую изобрели сами представители сильного пола. Подписано было Темис.

Перед глазами мелькнули расписные потолки во дворце правосудия, куда ее привели в прошлом году, чтобы осудить, как магическую преступницу и лишить дара. Эти воспоминания до сих пор вызывали дрожь по всему телу. Девушка обхватила себя руками, потерла плечи и продолжила чтение.