В последовавшее десятилетие эти мысли возвращались ко мне снова и снова. С одной стороны, кажется нелепым презирать Белоснежку только из-за ее возраста. Она же такая дерзкая! С мечом! Наверное, это чувство презрения разделяют все жалкие старые ведьмы. Я вдруг поняла, что мой возраст ограничит меня в праве подвергать сомнению все, что подозрительно напоминает старый добрый сексизм, скрывающийся под тонким налетом феминистического глянца. Вспоминая свою собственную неприязнь к тем, кто пытался отрезвить поверхностных вульгарных феминисток моей юности, я вдруг представила, как молодая версия меня самой называет меня нынешнюю старомодной традиционалисткой, презирающей персонажа Кристен Стюарт за ее нонконформизм. С другой стороны, я была уверена: версия освобождения женщин, предложенная в фильме, нежизнеспособна. Это не столько сказка, отображающая сложные социальные роли, сколько мужская фантазия на тему женщин, разрушающих все старое – плохое, злобное, регрессивное, заслуживающее быть уничтоженным. Именно так в фильме и советует поступить Белоснежке Охотник. Гораздо проще ненавидеть злую королеву, а не попытаться понять, что ею движет.

Больше всего меня встревожило то, как точно в фильме обозначена дилемма Равенны, Шарлиз Терон, моя. Дилемма стареющей женщины, у которой нет другого выбора, кроме как быть на виду. Эта тема не получила развития в фильме. Но ведь проблема не просто в том, как мы выглядим и желанны ли мы. Она в сложном взаимоотношении взглядов на красоту, консерватизм, прогресс и распад. Нельзя сказать, что миф о красоте остается за рамками современной повестки, но, обсуждая его, мы всегда проецируем вину на жертву. Сегодня, в визуальный, виртуальный век, когда магия стала реальностью, вы можете быть кем захотите. Кажется, современные женщины среднего возраста выбрали быть злодейками.

Ваше лицо – маска на хэллоуин

Шарлиз Терон родилась в 1975 г., в один год со мной и Кэти Хопкинс – скандально известной участницей шоу «Ученик»^[15], прославившейся своей нетерпимостью в вопросах расы, феминизма, религии и вообще всего, что может причинить людям страдание. Оценивая меня в соответствии с общепринятыми стандартами красоты, вы бы поставили меня ближе к Хопкинс, чем к Терон. А с точки зрения взглядов и морали? Будет ли ваша оценка зависеть от того, что я говорю и делаю, или от того, как я выгляжу? Вспомним цитату из повести Роальда Даля «Свинтусы»^[16]: «Если у человека на уме гнусные мысли, они обязательно проступят на его лице. И если эти гнусные мысли посещают человека каждый день, каждую неделю и весь год напролет, его лицо становится все уродливее и уродливее, пока не станет таким отвратительным, что на него будет противно даже взглянуть».

В 2019 г. в соцсетях эта цитата часто сопровождалась изображениями лица Хопкинс в разные годы ее жизни. Подразумевается, что в сорок с лишним лет Хопкинс выглядит старше своего возраста, потому что вынашивает «гнусные мысли». Конечно, это просто шутка. Почему бы не поиздеваться над внешностью женщины, если она, по вашему мнению, давно вышла за грани дозволенного? И разве она сама не стала бы издеваться над чужой внешностью? Дело в том, что одновременно с подобными постами в интернете все чаще высмеивалась внешность женщин средних лет, чьи предполагаемые непрогрессивные взгляды якобы делают их вполне достойными этого.

Возможно, у этих женщин прическа с характерной челкой, говорящей о нетерпимости к «гендерной идеологии». Возможно, у них «стрижка Карен» (обесцвеченное боб-каре – явный признак скандалистки среднего возраста, придерживающейся, как правило, расистских убеждений). Возможно даже, что они обладают «телами мамаши с винишком из пригорода^[17]». Когда-то после неудачной стрижки достаточно было купить очаровательную шляпку – теперь женщина должна выступить с публичным заверением в том, что старомодная прическа ни в коем случае не отражает ее политические взгляды. И горе той, что не успеет извиниться за свою внешность до начала кампании интернет-травли.

Конечно, Даль пишет и о том, что неважно, насколько далек человек от общепринятых стандартов красоты, если он добродетелен, но нужно понимать, что авторы постов с Хопкинс совсем не это имели в виду. Прикрываясь благородными мотивами, они скорее были рады возможности издеваться и публично выражать отвращение к внешности женщин средних лет. Современным прогрессивным женоненавистникам просто повезло найти одну из таких женщин с сомнительным мировоззрением, ведь в противном случае им бы пришлось ее выдумать.

Вера в то, что старение женщины – уродливо, а внешнее уродство отражает душевную порочность, не нова. Прежними остаются и способы, позволяющие оправдать ненависть к старению. Описывая представления XIII в. о добродетелях – Молчании и Послушании, – Марина Уорнер замечает, что «выглядеть приятно и говорить приятно – неразрывно связанные между собой женские достоинства. В равной степени выглядеть отвратительно и говорить отвратительные вещи может только сквернословная карга и уродливая брюзга». Такое представление о людях очень удобно, особенно когда «говорить отвратительные вещи» означает говорить то, что подрывает существующий порядок. В этом случае «уродство», являющееся фактом старения женщины, становится не естественным процессом, а наказанием за противостояние «истинной» женской природе. «Когда объект желания повышает голос, ее привлекательность падает. Начать говорить – значит выйти из-под контроля, перестать подчиняться – и в наказание за это красота женщины увядает. В дряхлости скрывается уродство, в уродстве – неприятность, в неприятности – неженственность, а в неженственности – нефертильность – состояние, противное самой природе». В общем, скажете что-то не так – и сразу окажетесь в пустыне бесплодия и увядания. Но, несмотря на века предостережений, мы, женщины постарше, по-прежнему отказываемся молчать.

Столетие назад антисуфражистская пропаганда изображала женщин, требующих право голоса, «уродливыми мужиковатыми бабищами», противопоставляя их женственным леди, понимающим свою истинную роль в мире. Британская ученая Мэри Бирд, недавно подвергшаяся ужасной по своим масштабам травле за свою якобы «ведьминскую» внешность, рассказывает, как голоса и наружность женщин старшего возраста используются для дискредитации их взглядов: «Когда люди слышат женский голос, он не звучит для них авторитетно. Дело не только в голосе, но и во внешнем виде: в случае мужчины немолодое морщинистое лицо говорит об опыте, а в случае женщины – об истекшем сроке годности». Меня особенно удивляет, как легко подменяются причины и следствие – ловкость фокусника, не позволяющая увидеть, где начало, а где продолжение. Я уже привыкла к тому, как борцы за права мужчин убеждают меня, что мой феминизм – следствие моей уродливости. Но я встречала и мужчин с левыми взглядами, которые считали себя сторонниками феминисток, но при этом утверждали, что причина неприглядности женщин среднего возраста заключается в их взглядах. «Думаю, ей около пятидесяти, – отвечает один из них на пост женщины о разрушительном влиянии гендерной идеологии на детей, – жиденькие соломенные волосы, да и кожа выглядит какой-то обвисшей. Их уродует ненависть». Теперь женщине разрешается иметь свои политические убеждения, но они крепко привязаны к ее месту на рынке секса. Таким образом, подчинение мнению молодых мужчин, называющих себя «прогрессивными», но больше напоминающих аналог ботокса в политике, – консервативный поступок во всех смыслах слова.

Для патриархата иметь обвисшую кожу и тем более грудь – верх морального падения. Интернет полнится нападками на женщин с обвисшей кожей: «Самые главные хейтеры в социальных сетях – женщины среднего возраста и старше, с обвисшей кожей, библейскими стихами в шапке профиля и ужасными стрижками»; «Уйми свои обвисшие сиськи, Карен»; «Господь уберег меня от срыва, когда белая женщина средних лет с обвисшей грудью, не затыкаясь, скандалила и отказывалась надеть маску в маникюрном салоне…». Профессор кафедры коммуникаций и медиа Сара Педерсен рассказала мне об интервью с одной немолодой феминисткой, которой присылали угрозы изнасилования и в то же время писали: «Я бы не стал тебя насиловать. У тебя все обвисшее. Никто не захочет тебя насиловать». В песню «Лучше тебя» (Better Than You), исполненную на шоу Friday Night Live на канале Channel 4, комик Джордан Грей включил следующую строчку: «Я – идеальная женщина, моя грудь никогда не ссохнется». Защищаясь от последовавших нападок, он утверждал, что его слова – сатира и самоирония. Но как могут его слова быть самоиронией, если они отражают реальные представления о женщинах? Разве истинный объект насмешки не те, чьей коже хватило бесстыдства сморщиться?

Как женщина, вскормившая трех детей и продолжающая высказывать свои политические взгляды, я точно обречена. Отождествление опустившейся груди со злом старо как мир, но в наше время легкий доступ к широчайшему многообразию порно завысил ожидания от женской груди, как никогда раньше. Уорнер пишет, что «на средневековых изображениях Дьявол часто появляется в обличье Евы с морщинистыми сосками». В романе «Книга о Сердце, охваченном любовью» (Le Livre du cœur d'amour épris) Рене Анжуйского Ревность предстает с «большими мягкими сосками, висящими до живота». Автор комедии XIII в. «О старухе» (De vetula) сокрушается о том, как сильно старое тело женщины непохоже на молодое: «Немолодую женщину выдают состарившиеся части тела: морщинистая шея, острые плечи и обвисшая грудь, оставившая на своем прежнем месте лишь кости. Не грудь, а пустые пастушьи сумки». Что ж, я об этом знаю не понаслышке.

Как и раньше, хейтеры продолжают находить своим насмешкам моральное оправдание. Нужно признать, что современные «сиськофобы» особенно изобретательны. Они и слышать ничего не хотят о таких пережитках прошлого, как разница полов, однако что-то в грудях женщин постарше, утративших свою сексуальность, продолжает пугать их до чертиков. В то же время очень сложно бывает отвечать на сексистские и эйджистские издевательства, подкрепленные моральными аргументами. Вам может казаться, что спор идет о демонизации немолодых женщин, уже не вписывающихся в патриархальные стандарты красоты, и о том, что их внешность неразрывно связана с другими стереотипами, относящимися к расе, политике и прочему (конечно, все они будут моментально приписаны вам, как только вы откроете рот). В ответ на ваши аргументы самопровозглашенный сторонник прогресса начнет ссылаться на прошлое: «Ну суфражистки выиграли суд истории, поэтому совершенно естественно, что открытки, на которых их изображали похожими на оборотней с разинутыми пастями, были результатом женоненавистничества». А что насчет современности? Тот же прогрессивный мужчина не захочет показаться наивным, утверждая, будто ненависть делает женщин уродливыми. Поэтому, если он об этом скажет, мы должны будем воспринимать его слова как метафору, дискурс, мем или, как сказали бы пару лет назад, рофл. В любом случае, ответит он, если ты считаешь проблемой то, что тебя называют уродливой, это лишь говорит о твоем привилегированном положении, исключающем все остальные проблемы.

Женщине старшего возраста просто неприлично жаловаться на моралистический лукизм, с которым ей приходится сталкиваться. Вы не только навлекаете на себя еще более яростную критику, но и рискуете доказать правоту насмешников самим фактом своего высказывания. Например, Карен представляет собой смешение образа человека, который требует «позвать менеджера», и внешности, свойственной женщинам средних лет. В 2020 г. визажист Джейсон Эдкок даже представил миру латексную хэллоуинскую маску за 180 долларов США с лицом Карен, этой «злой белой женщины средних лет». В детстве у меня была хэллоуинская маска Бастинды, Злой Ведьмы Запада. Что ж, больше я не нуждаюсь в маске – я и сама теперь (периодически) «злая белая женщина средних лет». Я стала карикатурой и, протестуя против этого, только усугубляю свое положение. В седьмой главе мы подробнее поговорим о Карен – обсудим взаимосвязь между привилегиями и поведением женщины, а также то, как она отражается в тех или иных высказываниях. Но сейчас перед нами мужчина, Эдкок, сделавший отвратительную маску на Хэллоуин. Она высмеивает лицо женщины, когда та идет за покупками, забирает детей или, упаси боже, жалуется – зачастую вынужденно – менеджеру.

Эдкок утверждает, что образ Карен подходит людям всех габаритов. Она – тиран наших дней. Такой спекулятивный бред напоминает утверждение, что раз не все попавшие на костер за колдовство были немолодыми женщинами, то женоненавистничество и эйджизм не являлись значимыми факторами при охоте на ведьм. Ведьмы, как и Карен, – воплощение женщины, уже лишенной тех качеств, которые определяют ее ценность в глазах мужчин, женщины, которой больше не рады. Как иначе воспринимать обвинения в скандальности и излишнем, черт возьми, присутствии?