В то же время в лицах более молодых женщин не видят готовые, ходячие, говорящие хэллоуинские маски. Ведьма для них – лишь выбранный ими имидж. Современные книги с названиями вроде «Руководство для ведьм: Как призвать успех, изгнать драму и адски зажечь со своим ковеном» изображают ведьму как нечто среднее между сильной героиней и крутой колдуньей-феминисткой. Но ни уродливая красота, ни бунтарство, продающееся в магазинах вместе с кристаллами и благовониями, не разрушит социальный порядок.

Я не знаю, выгляжу ли я (или Кэти Хопкинс) на свой возраст, – этот концепт утратил для меня всякое значение. Известно, что, когда репортер сказал Глории Стайнем, что она не выглядит на свои 40 лет, та ответила: «Именно так и выглядят сорокалетние. Кто бы знал, что вас так долго удастся держать в неведении». Остроумный ответ, но полстолетия спустя сорокалетние снова выглядят не так, как она: заменив вранье о возрасте «работой над своей внешностью», мы откатились назад.

Отказавшись от мысли, что для тридцатилетней женщины нормально выглядеть намного старше своего возраста, мы создали стандарты красоты, достичь которых могут лишь немногие. Когда в 2020 г. вышло продолжение сериала «Секс в большом городе», многие заметили, что внешность героинь, женщин среднего возраста, значительно отличается от внешности героинь сериала «Золотые девочки» 1980 г., которые в первом сезоне выглядели старше, хотя были младше по возрасту. «Удивительно, как изменились наши взгляды на возраст», – замечает в своем посте писательница Флора Хилл, которой чуть за тридцать. Может, изменились не взгляды, а лишь ожидания?

Достижение «правильной» внешности сейчас как никогда – лишь вопрос времени, денег и желания, но старый лукизм в новом обличье представляет ее как пример добродетели, сострадания и заботы. Очень легко становится убедить себя в справедливости лукизма и связанных с ним моральных предпосылок, если думать, что выглядеть как женщина средних лет – это выбор.

Как «пытаться не выглядеть на свой возраст» превратилось в «быть собой настоящей»

Во многих справочниках по менопаузе / середине жизни / этому времени, которые мне доводилось читать, женщины на обложках, мои сверстницы, не были похожи на меня. Они выглядели моложе, хотя на самом деле были даже немного старше, и я думаю, неслучайно. Нельзя сказать, что они были молоды, но тем не менее они были аккуратными, хорошо сохранившимися – как говорится, «в форме». Их внешность показана такой, чтобы, насколько это возможно, не задеть других женщин за 40. Они как будто говорят: «Да, мы уже перешли эту линию, но, пожалуйста, не судите нас строго». Мне кажется, на фотографиях они не хотят быть желанными – они просят прощения.

Такие справочники не представляют собой руководство, как казаться двадцатипятилетней. Скорее как быть лучшей версией себя, максимально использовать то, что имеешь, и лишь то, что можешь себе позволить. «Это для вашего же блага», – уверяют они, но стоит копнуть чуть глубже, и вы увидите в их утверждении скрытый моральный императив. «Новые возможности, открывающиеся перед женщинами, очень быстро превращаются в новые обязательства, – пишет Вульф в 1990 г. в «Мифе о красоте». – Лишь маленький шаг отделяет “можно сделать все ради красоты” от “нужно сделать все ради красоты”». Слова Вульф справедливы, особенно сейчас, когда обязанности стали восприниматься как самовыражение, а подчинение – как бунт.

«Миф о красоте» был определяющим текстом для нашего поколения. Возможно, в нем не слишком корректно использована статистика об анорексии и повторяются уже известные факты, но основные мысли и по сей день остаются правдивыми и важными: ненависть к своему телу – ужасная ловушка; у нас нет выбора, быть красивыми или нет, если альтернатива предполагает неприятие и исключение из общества; пластическая хирургия связана с ужасной и неоправданной болью; чем больше можно изменить в женском теле – тем выше требования к женщинам; миф о красоте не позволяет молодым женщинам отождествлять себя со старшими. С момента публикации книги ни одно из этих утверждений не было опровергнуто, но каждое из них подменялось псевдофеминистическими рассуждениями, приправленными женоненавистничеством: никто не обязан чувствовать себя «как в ловушке» в своем теле; никому нельзя отказывать в выборе, ведущем к освобождению; психологическая травма от невозможности сделать пластическую операцию ужасна и недопустима; чем больше изменений можно внести в тело женщины, тем менее стигматизированной она будет; женщины старшего возраста не понимают этих важных вещей. Куда им? Они застряли в 1990 г. – как раз на моменте публикации «Мифа о красоте».

В отчете за 2019 г. Британская ассоциация эстетической пластической хирургии (БАЭПХ) пишет, что 92 % всех зарегистрированных пластических операций было сделано женщинами. Вполне логично, что именно мы больше всего нуждаемся в «ремонте». Прошло почти 30 лет с тех пор, как Вульф описала, каким образом пластическая хирургия выдается за нечто прогрессивное. БАЭПХ тем не менее не стесняется хвастаться: растущий спрос на операции отчасти «обусловлен открытостью знаменитостей, например Джейн Фонды, недавно признавшейся, что в течение нескольких лет она делала операции, чтобы улучшить свою внешность и продлить карьеру». Для меня это ошеломляющее признание. Выходит, что, если вы женщина, желающая сохранить свою карьеру и имеющая на это средства, вас обязательно нужно разрезать, а потом сшить обратно. Но у актуального в наши дни феминизма это практически не вызывает никакой ярости. Американская национальная организация женщин в 2009 г. выразила недовольство в ответ на предложение обложить косметические операции дополнительным налогом, а полученные средства направить на финансирование здравоохранения. По их словам, так женщин пытаются наказать за попытку избежать старения. Их рассуждения верны и логичны, но в то же время показывают, как то, что изначально было временной мерой, позволяющей смириться, а не бороться, вошло в норму и даже стало тем, «чего хотят женщины». В свою очередь, нормализация хирургического вмешательства стала преподноситься как «открытость». Прошедшим процедуру женщинам разрешили «признавать» факт операции, как будто проблема была в пластической хирургии, а не в том, как с ними обращались мужчины.

Никто не хочет стыдить женщину за те решения, которые она принимает, играя по чужим правилам, но, критикуя правила, вы можете быть восприняты как критик самих игроков. Этот трюк распространен во многих сферах, где женщина делает выбор, – от традиционной работы по дому до проституции. Стоит усомниться в условиях, в которых делается выбор, ограничивающий женщин или приносящий им вред, и вас сразу же обвиняют в нападках на самих женщин и их право выбора, приписывая вам какой-то необъяснимый страх или неприязнь к детям, сексу или силикону. Становится невозможным подвергать сомнению что-либо, кроме открытых выражений мужской ярости, иначе вас обвинят в «отрицании агентности» женщин. Главной целью по-прежнему остается быть собой, а право быть собой гораздо более священно, чем любые сокрушения поколения X по поводу разобщающей классовой политики женщин, которым впрыскивают в лицо яд.

В книге 2011 г. «Быть женщиной» Кэйтлин Моран, еще одна женщина 1975 года рождения, критикует саму идею «работы над внешностью». Она вспоминает, как в 35 лет наблюдала за богатыми женщинами старшего возраста, выглядящими абсолютно одинаково: «Взглядом вы переходите от одного поколения к другому – от безмятежных двадцатилетних девочек к солидным дамам 40, 50 и 60 лет – и замечаете, ко всему прочему, что с годами их лица становятся все более испуганными. И это у них, столь привилегированных и благополучных, в то же время переносящих такие болезненные, дорогостоящие процедуры… В этот момент вы чувствуете, что находитесь в комнате, полной страха. Женского страха». Систематизация Моран, идущая от «безмятежных» к «напуганным», напомнила мне цитату из публикации Жермен Грир «Женщина-евнух» (The Female Eunuch): «Молодые и симпатичные женщины не представляют, с каким количеством насилия сталкиваются остальные представительницы их пола, ведь молодость и красота пока позволяют им избегать этой участи». Несмотря на то что я не полностью согласна с этой цитатой (у молодых женщин тоже есть проблемы), оба высказывания хорошо показывают, как «мужской взгляд» навязывает жизненному циклу женщины нарратив упадка. В рамках этого нарратива мы бесконечно проигрываем, а любая попытка сопротивляться только подчеркивает наш статус проигравших.

Через десять лет после выхода «Быть женщиной» Моран изменила свое мнение о «работе над внешностью» и сама прибегла к ботоксу. Свое решение она объяснила тем, что процедура стала менее заметной и более эффективной, чем десять лет назад, а ее целью было не казаться моложе и красивее, а выглядеть не так «грустно», поскольку ее самоощущение должно отражаться во внешности. Я общалась с Лорой (49 лет), которая оправдывает ботокс похожим образом: «Ты как будто вечно недовольна, если уголки рта опущены. Конечно, форма рта у всех разная, но я понимаю, что мой с возрастом может стать именно таким. Мне придется больше улыбаться, чтобы показывать, как я на самом деле себя чувствую».

Может, то же самое происходит со мной? Может, я тоже выгляжу недовольной – по крайней мере, с учетом того, как считывается женская мимика в современной среде? То, что женщины моего возраста делают выбор в пользу ботокса, стараясь выглядеть «менее грустными», заставляет меня вспомнить все те годы, когда нам приходилось мириться с требованием мужчин подарить им улыбку. Сколько бы нам ни было лет и какие бы эмоции мы ни испытывали, наши лица должны приносить успокоение. Перед кабинетом хирурга не выстраивается очередь из мужчин среднего возраста, надеющихся выглядеть менее агрессивно, зло или разбито. Ботокс может помочь (и поможет) некоторым из нас избежать клейма ведьмы среднего возраста, «злой на весь мир, потому что ее кожа обвисла», но разве проблема состоит не в ограниченном эмоциональном диапазоне, допустимом для женщин независимо от их возраста? Если мы не можем понять, радуется женщина или грустит, только из-за морщин на лбу и обвисшей кожи на подбородке, мы скорее должны вырабатывать чуткость и эмпатию к эмоциям друг друга. «Изменения, естественно приходящие с возрастом и отражающиеся на женском лице, воспринимаются как нарастающее чувство злости», – пишет Фиби Мальц Бови. Это связано не с естественным выражением лиц женщин, а с их неестественно низким статусом.

За последние 30 лет мы перестали ненавидеть пластическую хирургию. Вместо этого мы начали делить процедуры на три типа: антивозрастные, то есть позволяющие нам выглядеть молодо и симпатично (тщеславная и обманчивая цель), те, что делают нас похожими на самих себя, счастливых и настоящих (вроде как приемлемо), и те, что мы делаем, чтобы на нас не забили и не уволили (понятно, но ужасно). Все это не помогло немолодой внешности стать приемлемой. Наоборот, к работе, иронически названной Норой Эфрон «самообслуживанием», добавилась форма своеобразной моральной гимнастики: вам милосердно позволят быть частью практики, когда-то признанной симптомом притеснения женщин, если вы придумаете ей удачное интеллектуальное или экономически выгодное оправдание. В то же время отказ от участия в этой практике вызовет еще более яростную критику в ваш адрес (ведь она признана непритесняющей).

Я понимаю чувство отчужденности, возникающее вместе с осознанием: я выгляжу не так, как я себя представляю. Я понимаю, почему попытка вернуть свой «истинный облик» придает сил. Желание поддержать угасающий свет в целом свойственно людям. Но аргумент о сохранении «настоящей себя» в битве со временем связан для меня с куда более страшной уловкой: женоненавистническим представлением о том, что женщина, имеющая ценность, не выглядит, как вы.