Короче, османы успели бы добежать до нас. Или, по крайней мере, обойти пулеметное гнездо с флангов – после чего турки неминуемо бы нас расстреляли… Но именно в этот миг вступил в бой Прохор.

Угрюмый крестьянский сын с угловатыми, крупными чертами лица (сказывается вырождение закрепощенного веками народа, выживающего без обновления крови) с началом атаки достал из сидора две архаичные гранаты. А после сноровисто и довольно метко метнул их в наступающих врагов! Гранаты эти наверняка за авторством Рдутловского, хоть и ранее я их никогда не видел (очевидно, еще довоенная разработка), состоят из деревянной ручки и цинковой прямоугольной коробки со взрывчаткой. Краем глаза я заметил, что третий номер расчета вначале что-то сдвинул на корпусе гранаты, а уже перед самым броском ее сдернул с рукояти широкое кольцо – не иначе, освобождая спусковой рычаг…

Я еще успел подумать про двойной предохранитель и о том, что парень вставил запалы заранее, как метрах в двадцати пяти впереди нас дважды солидно так бахнуло! Прямо перед турками, обходящими пулеметную точку с флангов и вроде даже кого-то доставшими… Метров за десять от места падения гранат.

Впрочем, главным оказался не нанесенный врагу урон, а сам факт взрывов и произведенный ими эффект. Ранения получили, быть может, всего пара человек, но при виде того, как после подрыва «ручных бомб» падают товарищи, бросились на землю и многие другие турки! Иные же замедлили свой бег, несколько отрезвленные действием нового оружия, а я к тому моменту наконец-то перезарядил «максим». И, подняв предохранитель, утопил гашетку до упора, посылая во врага смертельный вихрь горячего свинца!

– Получите, твари!!!

В этот раз я уже не позабыл про косоприцельный, фланкирующий огонь, начиная вести ровную строчку пуль на полфигуры впереди от бегущих боком ко мне османов… И ведя ее навстречу их движению. При этом поочередно направляя извергающий пламя и свинец ствол пулемета то влево, то вправо, надеясь в душе, что таким образом я хоть как-то собью туркам прицел!

Но ответная вражеская пальба на бегу оказалась на удивление жидкой и неточной – многие просто не стреляли, а если стреляли, то в движении, не целясь. Короче, повезло мне – ни одна случайная пуля, которая, как известно, «дура», не зацепила голову в те мгновения, когда щиток ее не закрывал. Не пострадали и члены расчета – более того, я даже не заметил попаданий в бруствер или по самому щитку станкача!

– Лента!

Взявший себя в руки Василий успел вовремя вставить ленту в приемник – а я, лихорадочно передернув рукоять пулемета, дослал очередной патрон в ствол, изготовившись к бою. Но крошечная пауза уже не сказалась на ходе боя: турецкая атака захлебнулась по всему фронту под свинцовым ливнем «максимов». Кажись, справились все расчеты прапорщиков, которым я перед самым подъемом успел подтянуть только теорию… На ум пришел подпоручик Малышев – интересно, его-то расчет успел развернуться хотя бы просто на снегу и вступить в бой? Но мысль о вредном служаке мелькнула и пропала – залегшие кто в тридцати, кто в сорока метрах от нас турки вновь начали стрелять.

Теперь уже густо и прицельно. И крепкий, но несколько громоздкий щиток «максима» стал лучшей для них мишенью…

Пули засвистели над нашими головами, ударили в бруствер – и если по фронту метровой толщины снег все так же надежно держит горячий свинец, то по бокам мы не успели его как следует утрамбовать и подсыпать. Очередная пуля пробила насыпь насквозь – и ударила в противоположную стенку ячейки, где мгновением ранее сидел Прохор… Слава богу, тот успел вовремя прихватить и подтащить второй цилиндр с патронными коробами!

Еще несколько пуль вновь ударили по пулемету; от отдачи пошатнуло даже меня, сидящего на подушке-сиденье «хобота». Но самое страшное – это дважды раздавшийся громкий стальной лязг и последовавший за ним отчетливый звук льющейся воды…

– Все, братцы, приплыли. Они нам кожух повредили. Сейчас вся вода сольется, и на следующей же очереди перегревшийся пулемет даст клина. Слышь, Прохор, а у тебя еще гранаты остались?

– Никак нет, ваше благородие.

– Вот ведь… Молодец ты, что догадался взять пару штук. Нам-то чего не подсказал?

– Так я это, господин прапорщик, дежурил на складе, где «ручные бомбы» есть. Вон наш старший унтер и разрешил нам по две на брата взять – так-то мы с началом войны учили, как обращаться с «бомбой» капитана Рдутловского.

– Ну-ка, Прохор, а какого она года выпуска?

– Одна тысяча девятьсот двенадцатого, ваше благородие.

Понятно… Значит, РГ-12 получается…

– Вот что, братцы, сейчас они осмелеют и попробуют подняться. Я тогда выпущу сколько смогу патронов, а после все, придется уже из винтарей отбиваться. Так что вы это… Штыки примкните и проверьте, заряжены ваши «мосинки» или нет.

Бледный от страха Василий судорожно кивнул, с вновь задрожавшими руками потянувшись к своей винтовке, а Прохор, насупившись еще сильнее, решительно достал граненый русский штык, коий тут же начал прилаживать к стволу «мосинки». Красавец, не подает вида, что боится…

– Аллагу Акбар!!!

– А вот и наши голубчики!

Чуть привстав – так, чтобы видеть врага в прицельную прорезь в щитке, – я излишне крепко сжал рукоятки затыльника (нервы!), утопив гашетку до упора! Пулемет бодро выдал одну очередь, другую, вновь прижимая османов к земле, а из-за моей спины их встретил и дружный винтовочный залп… И турки вновь залегли, едва встав, вот только кожух станкача после двух очередей окутался предательским густым паром, выдавая неисправность «максима».

Может, плюнуть на все – да развернуться и тикать? Попрошу Прохора встать к пулемету – и этот решительный малый успеет дать еще пару очередей, прижимая османов к земле! Пока я под прикрытием его огня и парового облака благополучно доползу до армян…

Мысль со всех сторон удачная, но вот что-то помешало мне воплотить в жизнь этот «стопроцентный» замысел. Что-то такое в душе, что не позволило развернуться и бежать, бросив как бы и «ненастоящих» товарищей… Вот же предательская игра, выполненная настолько реалистично, что невозможно понять, живые рядом со мной люди или нет!

Если это все еще игра…

Как бы то ни было, пару мгновений форы я безнадежно и бессмысленно истратил на душевные метания. Залегшие турки вновь начали стрелять – и стрелять довольно метко и густо именно по пулемету! От греха подальше пригнувшись, спустя мгновение я замер от суеверного ужаса и истово перекрестился: в прицельную планку пулемета ударила пуля! Пуля, угодившая точно в прорезь щитка… Да еще пару раз лязгнул пробитый кожух, после чего пальба со стороны противника как-то разом стихла. Но уже несколько секунд спустя я разобрал топот множества ног – и одновременно с тем раздались истошные крики армянских дружинников, да зачастили выстрелы именно с их стороны!

– К бою!!!

Я выпрямился, в который раз хватаясь за ручки затыльника, подняв большим пальцем левой предохранитель, а правой надавив на гашетку! Но отбив короткую очередь, «максим» осекся: видимо, в перегретом стволе заклинило-таки гильзу…

А поднявшиеся в атаку турки приблизились к пулеметной ячейке едва ли не на двадцать шагов.

Ближний ко мне осман вскинул до боли знакомую винтовку «маузер-98» к плечу, и при виде ее я как можно быстрее нырнул на дно окопа. Вдогонку грохнул выстрел, пуля свистнула над головой; в ответ жидким залпом огрызнулись обе «мосинки» моих бойцов. Рванув из кобуры заранее проверенный и снаряженный пулями наган, я рухнул на бруствер рядом с заклинившим пулеметом, положив рукоять револьвера на ладонь левой руки. Офицерская самовзводная модель нагана с довольно-таки тугим спуском грохнула шесть раз, посылая пули в бегущих именно к нашей ячейке турок… Промахнулся я только единожды – и только потому, что враг успел прыгнуть на землю!

А между тем на позиции армянских дружинников раздался воодушевленный клич, который тут же поддержали множество ратников – так, что я даже сумел его разобрать:

– Мартаэравер!!!

И вслед за ним, чуть поодаль уже грянуло родное, русское:

– В штыки!!!

Как видно, ободренный этим криком, привстал для очередного, более точного выстрела Василий, но тут же упал на дно окопа с пронзительным криком, выронив винтовку да зажимая прострелянное плечо… Последний, седьмой, патрон я выпустил в побежавшего вперед турка, только что ранившего моего второго номера, после чего бросил револьвер рядом с «мастеровым», заодно швырнув ему и горсть патронов от нагана, до того покоящихся в карманах шаровар. Догадается зарядить или нет – не знаю. Но предупредить солдата, чтобы тот заряжал револьвер и готовился к бою, я уже не успел – над самым краем ячейки показался первый осман, вскинувший винтовку для стрельбы! А Прохор, как назло, как раз привалился к стенке окопа, перезаряжая «мосинку»…

– Н-н-а-а-а!

За миг до того, как дуло турецкого «маузера» плюнуло огнем и свинцом, я рванул из ножен офицерскую шашку, успев размашисто ударить ей по стволу винтовки – и обратным движением возил острие клинка в живот врага! Его пуля ушла куда-то вправо – а сам осман только дернулся, выпучив глаза… И тут же справа раздался отчаянный крик Прохора:

– Сзади!!!

Вырвав клинок из тела рухнувшего вперед противника, я начал оборачиваться, одновременно с тем вскидывая шашку для нового удара… Вовремя! Уже спрыгнувший в окоп турок рванулся ко мне, нацелив ножевой штык в мою спину; чтобы успеть парировать его выпад, я присел, одновременно с тем разгоняя правую руку для удара… Лезвие шашки, рухнувшее сверху вниз, врубилось в ствол винтовки уже у самого дула – отклонив в сторону и длинный штык-нож, практически дотянувшийся до моей головы! Следом я пружинисто распрямился, всадив клинок в грудь врага встречным выпадом; шашка погрузилась в тело закатившего глаза и разом обмякшего турка не менее чем на треть своей длинны – и не сразу пошла назад.

А затем меня просто сбил с ног прыгнувший сверху турок, сжимающий обратным хватом короткий ятаган, нацеленный мне в лицо! Упав в снег, я едва успел перехватить вооруженную руку оскалившегося, хрипящего османа, чьи глаза показались мне пугающе бешеными, даже безумными…

Глава 5

Несмотря на мое отчаянное сопротивление, клинок продолжает двигаться к моему лицу – турок давит сверху со страшной силой! Но срабатывают рефлексы, полученные на тренировках по хапкидо: прогнувшись в спине, словно пытаясь встать на мостик, я одновременно с тем скручиваюсь набок, отклонив голову назад, и отпускаю руку османа. Ятаган вонзается глубоко в снег рядом с моим носом – а противник теряет равновесие, и мне удается сбросить его с себя, оказавшись уже сверху!

Враг, яростно скалясь, не сдается – он потянулся к моего горлу, силясь меня задушить. И ведь в первую секунду он сумел стиснуть мою гортань железной хваткой ледяных пальцев! А за спиной в это же время простучали сразу несколько сухих винтовочных выстрелов, один из которых принадлежал «мосинке» Прохора; кто-то вскрикивает, а одна пуля бьет рядом со мной… Спеша как можно быстрее включиться в общую схватку, я прихватываю левой одноименную кисть противника с внешней стороны и начинаю выкручивать ее на залом. Одновременно с тем скручиваюсь и корпусом, сбрасывая с горла душащий захват – и разгоняя правую руку для удара! Осознание происходящего и страх промелькнули в глазах османа за мгновение до того, как мой кулак врезался уже в его горло, вгоняя кадык внутрь…