Ну а пока юный Гай Юлий Цезарь Август Германик под присмотром бабы Тони изучал науки (кстати, был он учеником много более прилежным, нежели его впоследствии хотели показать) и по ее же недосмотру практиковался отдельно в штудировании женской анатомии, матушке его и старшим братьям в заточении было откровенно кисло. В ссылке на острове Пандатерия Нерон (не тот, а который Юлий Цезарь Германик) покончил с собой в 31 году и даже не был погребен; Випсания Агриппина пережила его на пару лет, терпя нужду, голод и побои (однажды римский центурион выбил ей глаз), и в итоге умерла от истощения; Друз Юлий Цезарь Германик умер в один год с матерью в одной из камер в подвале Палатинского дворца – поговаривают, будто Тиберий Август дал приказ уморить его голодом и приказ был исполнен.

При этом к самому Калигуле у Тиберия ни особых вопросов, ни особых претензий не возникало. Более того, в 31 году он велит парню перебраться из-под крылышка Антонии к нему на виллу Юпитера, что на Капри: Антония нашептала императору на ушко, что-де Сеян, паршивец этакий, уже заточил на императора много-много острых кинжалов. И на наследников (а Калигула как раз входил в их число) тоже. Юноше провели обряд инициации и нарядили в тогу взрослого гражданина. Сеяна казнили от греха подальше, а тело сбросили с Гемонийской лестницы, и толпа разобрала его на сувениры. С прочими разобрались как положено и прирезали кого попало.

Думая о том, кто же станет императором после него, Тиберий успел себе всю голову сломать. Калигула – он, конечно, паренек перспективный. Но резкий. И про сестер его тут слухи ходят нехорошие. Внучок, который Тиберий Гемелл, – малолетний и… ну никакой. Племяш Клавдий? Не смешите мои сандалии, он никчемушник, дурачок и пьяница. А, чего там гадать – пусть будет дуумвират: завещаю империю одновременно Калигуле и Гемеллу! А там сами разберутся. А пока пусть потомок Германика административный опыт набирает, квестором империи и ему, Тиберию, послужит. Ну и что, что на дворе 33 год и парню всего двадцать один, а по законам империи в квесторы с двадцати семи берут? Император я или penis caninus? Заодно отвлечется от обстоятельств зверского самоубийства матери и братьев.

Калигула действительно отвлекся: его ждали дела в Африке, Испании, Галлии. Как там пелось? «Нам дал приказ Тиберий Август, нам дал приказ Тиберий Август, и лохи выполнят его!»^[1] Отвлекся, но не забыл. А между тем близился 37 год – последний год правления и жизни Тиберия Августа.

Итак, в начале 37 года Тиберий Август пожаловался близким и особо доверенным лицам, что Гай Октавий умер, Октавиан Август умер и ему самому чего-то как-то нездоровится. Обитатели виллы Юпитера тут же наперебой стали уверять, что это все местный климат, холодное (зима же!) Тирренское море, все дела… Возраст? Да что там семьдесят семь лет для такого мужчины! Главное, чтобы не подумал, что его отравить втихаря решили, – иначе, по старой привычке, прикажет всех со скалы в море покидать, а оно, напомню, холодное. Тиберий, он и так всегда параноидным был, а после раскрытия заговора Сеяна так и вовсе отрастил эту свою паранойю… отрастил, в общем. Даже в Риме перестал появляться, так и жил эти годы на вилле затворником. Квинт Невий Корд Суторий Макрон, префект преторианской гвардии, сменивший на этом посту казненного в 31 году Сеяна, тут же прокачал ситуацию (дружить надо с Хариклом, врачом императора, тогда и врачебная тайна не такой уж тайной окажется) и подсуетился: дескать, сейчас мы, мил-дружок Сапожок, подготовим тебе правильное настроение в гвардии и прочих легионах! И разослал нужных людей с визитами к командирам тех легионов и к наместникам провинций: вы, мол, как услышите, что Тиберий все, не теряйте время на «ой», а сразу «виват Калигула!» кричите – и будет вам счастье.

Он вообще продуманный был товарищ, этот Макрон. Настолько тонко чуял момент и умел им воспользоваться, что, говорят, Фортуна боялась к нему задом повернуться. Он, по слухам (а их недоброжелатели много наплодили), еще в 34 году жену свою, Эннию, уговорил пред Калигулой прелестями активнее покачивать – шире взмах, резче амплитуда, паренек по жизни гиперсексуален, к тому же жена молодая у него недавно родами померла, так пусть будущий император старается в нужном направлении. В целях, так сказать, укрепления дружбы и взаимопонимания. А вот как на трон взойдет – глядишь, и для нас рядом пара скамеечек отыщется. Ну а там можно будет и его подвинуть при случае. «Чего не сделаешь ради Рима!» – закивала Энния и пошла походкой от бедра в указанном направлении.

Ну а 16 марта 37 года все заинтересованные лица собрались на вилле Юпитера. Император был откровенно плох, и вот он уже захрипел, закатил глаза и выпал из общей беседы. Макрон тут же бросился поздравлять Калигулу с новой должностью, да и прочие присутствующие не стали медлить, и тут (если верить Тациту) Тиберий вдруг очнулся и вроде как не понял такого вот финта ушами. «Нет уж, умерла так умерла!» – возопил Макрон и, приказав накинуть на невовремя воскресшего ворох одежды, придушил его. Или приказал придушить. Или Калигула этим занялся. Или они и вовсе не придушили, а отравили дедушку. Или голодом уморили – тут Тацит со Светонием расходятся, да и сам Светоний путается (последователен он лишь в том, каков негодяй этот Калигула). Во всяком случае, помер Тиберий Август крайне вовремя: следующим днем он планировал провести Гемеллу, второму кандидату, обряд инициации, после чего официально объявить его вторым наследником – а там что хотите, то и делайте с дуумвиратом.

Первыми, буквально в день смерти Тиберия, бурно обрадовались и принесли присягу новому императору весь Мизенский флот (а это, на минуточку, едва ли не самый важный-мощный флот империи на то время) и сухопутные войска Мизенской гавани. Двумя днями позже, 18 марта 37 года, Сенат на внеочередном и очень срочном собрании постановил: таки признать Гая Юлия Цезаря Августа Германика императором всея Римской империи и авансом – тех, до кого имперские шаловливые ручки еще не дотянулись. А позже и в отдаленных провинциях, и на границах империи наместники и легионы хором подтверждали: да, Калигула – реально наш выбор! Также Сенат (и снова не обошлось без волосатой руки вездесущего Макрона) проголосовал в большинстве своем за то, чтобы завещание Тиберия признать ничтожным и не делить его наследство императора на всех потомков и рядом стоявших, а выдать Калигуле в одно лицо. Такой вот прогиб с подвохом: Тиберий-то обещался, что после его смерти довольно крупную сумму раздадут легионерам и жителям Рима. Впрочем, Калигула документы читать умел и обещание Тиберия вниманием не обошел: дескать, слово императора, даже мертвого, тверже гороха, мы должны – мы отдадим!

Впрочем, с официальным и торжественным въездом в Рим новый император не спешил: аж целых полторы недели двигалась процессия с телом Тиберия по Аппиевой дороге. Тут и символизм ситуации (Октавиана Августа тоже везли в последний путь медленно и печально), и необходимость заручиться загодя всем, чем только можно заручиться, да и граждане Вечного города должны хорошенько помариноваться (впрочем, не слишком долго) и обрести должный градус нетерпения и обожания.

Долго ли, коротко ли, а 28 марта 37 года Рим встречал своего императора. На собранном тем же днем заседании Сената Калигула был подчеркнуто вежлив, почтителен и благочестив. Что, впрочем, не помешало ему еще на этапе подготовки заседания хитро обойти законодательно закрепленную традицию и пригласить на заседание, помимо сенаторов, еще и всадников (не путайте с теми, кто на лошадях), а также – неслыханное дело – представителей плебса. Чтобы никто потом не говорил, что он-де не всенародно, а кулуарно провозглашенный император.

Впрочем, всеобщей поддержки и обожания ему было не занимать: на контрасте с параноидным затворником Тиберием новый император, молодой и задорный, щедрый на развлечения для римлян, дающий надежды далеким провинциям своими нововведениями, внимательный к нуждам простых легионеров (и тут все лишний раз припомнили, откуда у императора такое прозвище), – он просто не мог не очаровать. Филон Александрийский писал так: «Он был тем, кем восхищались всюду – там, где встает и заходит солнце».

С Сенатом, замечу особо, в начале своей императорской карьеры Калигула старался не ссориться: там такой образцовый серпентарий, что себе дороже. Ну и они тоже пока присматривались к юноше. Но очки репутации зарабатывать было жизненно важно, и парень начал действовать – где по велению сердца, а где и по той самой необходимости.

Теперь уже сложно сказать, насколько напоказ было его срочное отплытие на остров Пандатерия за прахом матери и старшего брата в ту самую шальную погоду, когда нельзя доверяться волнам, – но народ оценил и благочестие, и превозмогание. Останки были торжественно перезахоронены в мавзолее Августа, а другому покойному брату, Друзу Германику, чьего тела найти не удалось, был воздвигнут кенотаф. С другим претендентом на власть, юным Гемеллом, Калигула обошелся (во всяком случае, поначалу) милосердно: усыновил мальчишку и даже титул «принцепса молодежи» ему присвоил от широты души. Вернее, мягко и ненавязчиво указал пацану на его место: типа, мал еще, а родителя, даже приемного, по римским обычаям положено почитать и слушаться во всем.

Молодой император отменил введенный еще Октавианом Августом lex maiestatis, то бишь закон об оскорблении величия, из-за которого много политических оппонентов (как правило, не особо сдержанных на язык) в свое время репрессировали. Между прочим, мать и братья самого Калигулы как раз с этой формулировкой и были схвачены. Так что все ожидаемо. Заодно и сторонников среди амнистированных легче найти. А еще император во всеуслышание отказался преследовать и тех, кто доносил, и тех, кто свидетельствовал. А еще – публично, на Форуме, сжег все хранившиеся у Тиберия материалы по этим процессам. Типа, не читал, не собираюсь и вам не дам. Правда, опять-таки поговаривают (а Дион Кассий так и вовсе в открытую пишет), что горели на Форуме копии. А оригиналы Калигула приберег, в лучших традициях спецслужб всех времен и народов: любой компромат когда-нибудь есть да запросит. А еще – снизил, а где и отменил некоторые особенно нелюбимые налоги (ввести и нахимичить с новыми он еще успеет). А еще – устраивал раздачу продовольствия гражданам (римляне так вообще от него дважды получили по триста сестерциев и прямо-таки боготворили, особенно кто победнее). А еще – распорядился (и проследил за ходом работ) построить дополнительные акведуки, улучшить гавани, возвести амфитеатр в Помпеях, наладил поставки зерна из Египта, снова разрешил отмененные и запрещенные Тиберием гильдии, снова повелел писать и обнародовать забытые при Тиберии отчеты о том, как в империи дела и где в ней чего и сколько. А еще не стал скупиться на столь любимые Римом зрелища: гонки на колесницах и гладиаторские бои – причем и сам порой принимал участие и в гонках, и железом на арене позвенеть не чурался.

И все шло просто чудесно, как вдруг откуда ни возьмись… нет, никто не появился, просто в конце сентября (или в начале октября, тут точной хронологией отчего-то не удосужился никто) 37 года всенародный любимец, почетный строитель, самый главный командир и многих прочих талантов человек внезапно заболел. Да сильно так заболел. Говорили про лихорадку и даже эпиприпадок (впрочем, с эпиприпадками так до конца и не ясно – было, не было, были ли раньше или нет), думали про отравление – но так и не пришли к общему мнению. Но весь Рим и, без преувеличения, многие в провинциях, до кого дошла эта тревожная весть, истово молились за скорейшее выздоровление императора. И даже прилюдно обещались отдать свои жизни и здоровье, а кто и сражаться на арене в его честь, лишь бы он выжил.

Калигула выжил. Еще октябрь не миновал, как император заявил «не дождетесь!» и появился на люди. Вот только вскоре стали замечать, что болезнь (или отрава?) сильно изменила человека.

Сделаю небольшую врачебно-психиатрическую преамбулу перед тем, как перейти к описанию событий и поступков, последовавших за болезнью императора, – тех самых, что летописцы представили нам, однозначно потомкам, в качестве свидетельств его безумия.