– «Дом престарелых у кладбища», – прочла Лилит, спрыгнув с повозки. – Звучит как-то зловеще, разве нет?

Тётя недоумённо посмотрела на неё.

– Ну, ведь нельзя же прямо на табличке указывать на то, что жители дома, считай, уже всё равно что мертвы, – пояснила Лилит.

– Эта улица называется «У кладбища», – тётя указала на табличку с названием улицы, надпись на которой почти не читалась. – Оно начинается прямо за домом.

У Лилит перехватило дыхание. В конце улицы и правда виднелись массивные кованые ворота, шпили которых, словно копья, угрожающе вонзались в ночное небо. Створки ворот были закрыты и даже, как, отчасти успокоившись, отчасти удивившись, отметила Лилит, для надёжности заперты на висячий замок. По обе стороны от ворот располагались каменные грифы, свирепо глядя на всех присутствующих, а на верхушках колонн парили, широко расправив крылья, две летучие мыши. «Странные сторожа для кладбища», – промелькнуло в голове у Лилит.

Она собиралась уже пройти за тётей в дом, но та резко остановилась, словно вспомнила о чём-то важном.

– Лилит, отведи сначала Арчи на конюшню!

Девочка удивлённо заморгала.

– Я не очень разбираюсь в лошадях, – смущённо призналась она, указывая на повозку и упряжь. – Я даже не знаю, как Арчи отсюда выпрячь.

– Повозка пусть стоит тут, – ловкими движениями тётя отсоединила ремни и передала Лилит поводья Арчи. –  Корм я дам ему позже, а сейчас отведи его на конюшню. Она за домом, – она решительно вручила Лилит карманный фонарик.

– Ладно, как скажешь.

Лилит, недоумевая, смотрела, как тётя торопливо идёт к боковому входу и заходит в дом. И почему ей так важно, чтобы Лилит увела коня? Ведь Милдред могла хотя бы пойти вместе с ней и, воспользовавшись случаем, показать ей, как кормят лошадей. Лилит растерянно взглянула на Арчи.

– Ну что, пойдём уж тогда!

Она осторожно потянула поводья, и Арчи с готовностью тронулся с места. Они пошли по указанной Милдред тропинке среди деревьев, которая широкой дугой огибала виллу. Тётя, судя по всему, не придавала большого значения садовым работам: тропинку с обеих сторон обрамлял колючий кустарник. Его ветки тянулись к Лилит, как руки голодающих. При слабом свете фонарика они едва просматривались, и Лилит несколько раз застревала в них. Жутковатые шорох и потрескивание, исходившие точно не от них с Арчи, заставляли её то и дело оглядывать лежащие во мгле заросли. «Наверное, это всего лишь мыши, совы или хорьки, которых мы пугаем своими шагами», – пыталась успокоить саму себя Лилит.

Наконец они дошли до стоящего прямо у кладбища старого сарая, казавшегося таким же обветшавшим, как и вилла. Она на секунду отпустила Арчи, чтобы открыть деревянную загородку, и застыла. За стеной кладбища послышался какой-то царапающий звук, словно бы кто-то вонзает в камень острые когти и лезет по нему наверх. У Лилит перехватило дыхание. Внезапно ночь прорезал протяжный гортанный вой. Лилит почувствовала, как по спине бегут мурашки. Эти первобытные низкие звуки напоминали вой волка. Он прозвучал так близко, будто зверь совсем рядом. Арчи в испуге вытаращил глаза. Выйдя из оцепенения, Лилит схватила поводья и осторожно притянула коня к себе.

– Спокойно, – прошептала она. – Всё в порядке. Я с тобой!

Она погладила ноздри напуганной лошади, надеясь, что Арчи не заметит, как дрожат её пальцы. Прислонясь головой к его лбу, она вместе с ним вслушивалась в ночь.

Тишина.

Мёртвая тишина.

Затих даже ночной шорох в кустах.

Казалось, всё вокруг затаилось.

Только беспокойно фыркал Арчи.

И стучало в ушах её собственное сердце.

Скрести по стене прекратили, замолк и зверь, издававший те жуткие звуки.

Лилит облегчённо вздохнула.

Она завела Арчи в освещённый тусклой лампочкой сарай. Она даже сумела снять с него уздечку и поставила ему в устланное сеном стойло ведро с кормом. Выйдя и закрыв за собой дверь, она едва сдержалась, чтобы не помчаться назад по заросшей дорожке сломя голову. Только у бокового входа в дом – как ей казалось, спустя целую вечность – она почувствовала, что напряжение постепенно уходит.

Войдя в дом, Лилит застыла в изумлении. Снаружи вилла производила настолько пугающее впечатление, что девочка не ожидала увидеть такую кухню. Обстановка и здесь была далеко не новая, но старая тёмно-красная плитка на полу и открытый очаг, в котором ещё радостно плясали язычки пламени, излучали какой-то первозданный уют. Милдред сидела у до блеска выдраенного деревянного стола, беседуя с каким-то пожилым человеком, благостно попыхивающим трубочкой. Когда вошла Лилит, они перестали перешёптываться. Белёные стены были украшены сухими травами, сковородками и прочей кухонной утварью. В доме стоял приятный запах, идущий, должно быть, от мешочков с сушёными цветочными лепестками, подвешенных к деревянным балкам потолка.

– Как вкусно пахнет! – сказала Лилит в наступившей тишине.

– Это цветки жасмина, – вставая, сообщила Милдред.

Пожилой человек с дружелюбной улыбкой направился к Лилит. У него была седая борода, а полный живот прикрывала коричневая вязаная жилетка.

– Я Артур Беннет. Добро пожаловать! – сердечно представился он, протягивая руку для приветствия. – Надеюсь, ты жмёшь руку не слишком крепко – из-за подагры иногда бывает чувствительно!

– Не волнуйтесь, я осторожно, – пообещала Лилит – и всё же через мгновение вскрикнула от ужаса. В правой руке она держала отделившуюся руку Артура, а тот, перекосившись от боли, опустился на колени!

– Моя рука! Верни мне мою руку! – бормотал старик.

Глубоко потрясённая Лилит протянула ему его руку. Он на секунду отвернулся, а затем вновь обернулся к Лилит с поднятыми руками.

– Вот, пожалуйста, всё опять как было, – сиял он. – А ты сильная!

– Вы… вы так пошутили?

– Надеюсь, ты не обижаешься на меня за эту маленькую шалость! – подмигнул ей Артур. – Хочу быть в тонусе для туристов. Каждый вечер в хоррор-представлении я играю зомби.

Лилит с облегчением рассмеялась.

– Поразительно натурально! Как вы это проделали?

– Не стану же я выдавать тебе все свои хитрости! – возмутился Артур. – Но уважаю, девушка, – храбрости вам не занимать! Большинство девчонок в твоём возрасте, внезапно получив отделившуюся руку, с визгом убегают или бухаются в обморок.

– Клара, наша экономка, считает, что храбрость порой мало чем отличается от глупости.

Артур трубно расхохотался.

– Что ж, у тебя мы предположим первое.

Лилит с любопытством осмотрелась. Ей бросилось в глаза, что на столе стояло несколько чашек, над которыми ещё поднимался пар. Те, кто из них пил, вероятно, только что вышли.

– А где же остальные жильцы?

– Они разошлись по комнатам, – ответила Милдред. – Познакомишься с ними завтра. – Принюхавшись, она замолчала и брезгливо поморщилась. – О господи, у Ганнибала, похоже опять проблемы с желудком!

– Проблемы с желудком? – с издёвкой повторил Артур. – Это не с желудком проблемы, Милдред. Этот пёс выпускает газы так, что у людей слёзы из глаз!

Милдред подошла к чёрной собаке, спавшей на подстилке у огня. Впрочем, Лилит подумала, что назвать этого дремлющего монстра собакой можно лишь с натяжкой. Он выглядел как чёрный немецкий дог, только ещё больше и мощнее. Наверняка бывают пони меньше, чем Ганнибал!

– Вероятно, он просто что-то не то съел, – остудила Артура Милдред.

Она любовно погладила собаку по голове с висячими ушами, изрядно потрёпанными и погрызенными.

– Ты что, опять слопал чей-то ботинок? – строго спросила она.

Пёс поглядел на неё, виновато моргая, и прикрыл глаза громадной лапищей.

Милдред поднялась, заправляя за ухо прядь светлых волос.

– Сейчас я принесу ему грелку, обычно при проблемах с желудком это помогает.

Артур фыркнул.

– У этого пса не желудок, а мусоросжигательная установка! – Он обернулся к Лилит. – Добрый совет, Лилит! В этом доме глаз не спускай со своей обуви! Ни у одного из нас не осталось целой пары.

Лилит не удержалась от того, чтобы опустить взгляд. Артур сказал правду: на левой ноге у него была потёртая тапка в клетку, а на правой – ужасно неудобный на вид чёрный лакированный ботинок.

– Значит, это Ганнибал только что на нас с Арчи страху нагнал, – предположила Лилит. – Как услыхала этот жуткий вой, сразу решила, что обычная собака так не воет.

– Что за вой? – недоумённо спросил Артур. – Ганнибал всё время лежал с нами на кухне.

– Когда мы подошли к конюшне, я услышала какое-то царапанье по каменной стене, – рассказала Лилит. – А потом что-то похожее на… вой волка.

От Лилит не укрылось, что Милдред с Артуром взволнованно переглянулись и Милдред едва заметно покачала головой.

– Ах, да это наверняка выла соседская собака, – сказал Артур, успокоительно потрепав Лилит по плечу. – Здесь же нет никаких волков!

В эту минуту Ганнибал, видимо, вспомнил о своих обязанностях сторожевого пса и, неуклюже протопав к Лилит, обнюхал её. Его голова доходила ей почти до плеча, и она ощутила на коже его влажное дыхание.

– Х-хороший пёсик! – промямлила Лилит, опасливо гладя его по голове.

– Не волнуйся, – успокоил её Артур. – Он кроток, как ягнёнок. Грабителя может сразить разве что вонь Ганнибала.

Ганнибал поковылял на место и плюхнулся на свою подстилку.

– Ты проделала долгий путь, – взяв Лилит за руку, Милдред повлекла её из кухни к лестнице. – Пора показать тебе твою комнату. Артур был так любезен, что уже отнёс твой чемодан наверх.

Попрощавшись с Артуром, который пожелал ей доброй ночи, она по стёртым ступеням последовала за Милдред наверх. Тётя открыла дверь в конце длинного коридора и отступила в сторону, давая Лилит взглянуть на свою новую комнату. Она оказалась маленькой и слегка запущенной, но, несмотря на это, уютной. На светлом дощатом полу лежал лоскутный коврик, лампа в стиле Тиффани отбрасывала на стену красные, синие и жёлтые блики, а кровать была застелена покрывалом в цветочек.

– Наверное, это не в твоём вкусе, но ты ведь можешь всё устроить, как тебе нравится, – предложила Милдред.

– Всё хорошо. Комната… симпатичная!

Кажется, впервые за весь день Лилит почувствовала в душе тепло, возвращавшее немного надежды, которую, как ей думалось, она за время поездки почти утратила.

Милдред оглядела множество книг на стенной полке, прогнувшейся посередине от тяжести.

– Раньше это была комната твоего отца. – И снова, когда она заговорила о брате, в её голосе послышалась горечь. – Похоже, он не слишком много рассказывал тебе о своей семье и жизни тут, да?

Лилит покачала головой.

– В Бонсдейле живёт уже несколько поколений нашей семьи. Наше прошлое, настоящее и будущее неразрывно связаны с этим островом. Во многом потому, что мы очень любим море.

Лилит потрясённо взглянула на тётю. Её слова полностью противоречили тому, что всегда говорил отец. По его мнению, море – это стихия, которой нужно остерегаться. Каждый раз, когда в прессе сообщали об утонувших детях, он всегда обращал на это внимание Лилит. Очевидно, страх перед морем возник у неё и по этой причине.

– О маме Кэти он тебе тоже ничего не рассказывал? – уточнила Милдред.

– Не очень много. Я почти ничего о ней не знаю.

Лилит нахмурилась. Почему Милдред спросила о маме? Они что, были близко знакомы?

Но, прежде чем Лилит успела об этом спросить, та продолжила:

– Что ж, поскольку мне о тебе тоже ничего не известно, нам, видимо, нужно сперва как следует узнать друг друга.

То, как Милдред это сказала, вызвало у Лилит тревожное чувство. Её слова прозвучали так, будто она собирается подвергнуть племянницу какому-то испытанию. И результат, наверное, будет отрицательным, раз Лилит в глазах тёти Милдред так похожа на Йозефа Паркера.