Политическое самосознание в Палестине, безусловно, развивалось до войны в соответствии с глобальными изменениями и эволюцией османского государства. Однако этот процесс протекал относительно медленно, в рамках ограничений династической, транснациональной и признанной клириками империи. Большинство ее подданных до 1914 года имели ограниченное мышление: они настолько долго пробыли под управлением этой политической системы, что им было трудно вообразить, какой могла быть жизнь не под властью Османской империи. Вступая в послевоенный мир, страдая от коллективной травмы, жители Палестины столкнулись с радикально новой реальностью: отныне ими должна была править Великобритания, а их страну обещали отдать другим под «национальный дом». Этому замыслу противостояли надежды палестинцев на арабскую независимость и самоопределение, обещанные шерифу Хусейну англичанами в 1916 году. Полученное им обещание впоследствии неоднократно повторялось в многочисленных публичных заявлениях, в том числе в англо-французской декларации 1918 года, а затем было закреплено в Уставе новой Лиги Наций в 1919 году.

Одним из важнейших источников информации о восприятии палестинцами самих себя и понимании ими событий, происходивших в период между войнами, является палестинская пресса. Две газеты, детище Исы аль-Исы «Фаластин» в Яффе, и «Аль-Кармиль», издававшаяся в Хайфе Наджибом Нассаром, были бастионами местного патриотизма и критики сионистско-британского сговора и его угрозы для преобладающего арабского населения Палестины. Эти газеты находились среди наиболее влиятельных маяков палестинского самосознания. Другие издания повторяли и развивали те же темы, фокусируясь на растущей, в основном закрытой для других еврейской экономике и учреждениях, созданных в рамках сионистского проекта государственного строительства и поддерживаемых британскими властями.

Посетив в 1929 году торжественное открытие новой железнодорожной линии, соединившей Тель-Авив с еврейскими поселениями и арабскими деревнями на юге, Иса аль-Иса опубликовал в газете «Фаластин» зловещую редакционную статью. По всему маршруту, говорилось в ней, еврейские поселенцы пользуются присутствием британских чиновников, предъявляя все новые и новые требования, в то время как палестинцев нигде не видно. «Среди множества шляп я увидел только один тарбуш», – писал он. Посыл был ясен: «ватаниин», или «народ страны», был плохо организован, в то время как «аль-каум», «эта нация», использовала любую предоставленную ей возможность. Заголовок редакционной статьи в концентрированной форме выразил серьезность предупреждения аль-Исы: «Чужаки на нашей земле: мы дремлем, а они не спят»64. Еще одним таким источником является растущее число опубликованных мемуаров палестинцев. Большинство из них написаны на арабском языке и отражают проблемы авторов из высшего и среднего класса65. Обнаружить, что думали менее обеспеченные слои палестинского общества, намного сложнее. Устная история первых десятилетий британского правления практически отсутствует66.

Хотя вышеупомянутые источники дают представление об эволюции самосознания палестинцев, которые все чаще использовали названия «Палестина» и «палестинцы», поворотные моменты этого процесса не так легко определить. Кое-что можно почерпнуть из биографии моего деда. Хадж Рагиб, получивший традиционное теологическое образование, служивший религиозным чиновником и кади, был близким другом Исы аль-Исы (который, кстати, был дедом моей жены Моны) и писал для «Фаластин» статьи на такие темы, как образование, библиотечное дело и культура67. Предания семейств Халиди и аль-Иса дают представление о частых контактах между ними – один был мусульманином, другой принадлежал к греческой православной церкви. Их встречи преимущественно происходили в саду дома моего деда в Таль аль-Рише на окраине Яффы. Согласно одной истории двум мужчинам приходилось терпеть бесконечные визиты одного местного въедливого, консервативного шейха и лишь после его ухода возвращаться к более приятному времяпрепровождению – выпивке за закрытыми дверями68. Хадж Рагиб, будучи религиозным деятелем, входил в круг наиболее известных светски настроенных лиц, чье самосознание было связано с самоопределением Палестины.

История, открывающаяся даже при беглом изучении прессы, воспоминаний и тому подобных источников, созданных палестинцами, идет вразрез с популярной мифологией конфликта, основанной на идее отсутствия или недостатка у них коллективного сознания. Палестинское самосознание и национализм слишком часто считаются не более чем относительно новыми проявлениями необоснованного (если не сказать фанатичного) сопротивления еврейскому национальному самоопределению. Однако палестинское самосознание, как и сионизм, возникло как реакция на многие раздражители, причем почти в то же время, что и современный политический сионизм. Угроза сионизма была лишь одним из таких раздражителей, подобно тому, как антисемитизм был лишь одним из факторов, подпитывающих сионизм. Публикации таких газет, как «Фаластин» и «Аль-Кармиль», показывают, что палестинское самосознание включало в себя любовь к родине, желание улучшить общество, приверженность религии и противостояние европейскому господству. После войны центральное положение Палестины как очага самосознания усилилось благодаря широко распространенному разочарованию из-за блокирования арабских устремлений в Сирии и других странах, когда на Ближнем Востоке начала крепнуть удушающая деспотия европейских колониальных держав. Таким образом, самосознание палестинцев сопоставимо с самосознанием жителей других арабских национальных государств, возникшим примерно в то же время на территории Сирии, Ливана и Ирака.

Все соседние арабские народы сформировали современное национальное самосознание, очень схожее с палестинским, и сделали это не под давлением сионистов-колонизаторов. Как и сионизм, палестинское самосознание и самосознание других арабских наций было современным и новым, а не вечным и неизменным явлением, то есть продуктом обстоятельств конца XIX и начала XX века. Отказ в подлинной, независимой палестинской идентичности созвучен колонизаторским взглядам Герцля на мнимые выгоды сионизма для коренного населения и является важнейшим элементом закрепленных в декларации Бальфура и последующих документах подавления национальных прав и отрицания существования палестинцев как народа.

* * *

После войны палестинцы начали при первой же возможности создавать политическую оппозицию британскому правлению и давлению сионистского движения, игравшего роль привилегированного контрагента англичан. Палестинцы обращались с петициями к Великобритании, Парижской мирной конференции и недавно созданной Лиге Наций. Самым заметным мероприятием стала серия из семи конгрессов палестинских арабов, спланированных сетью мусульманско-христианских обществ, которые проводились с 1919 по 1928 год. На этих конгрессах был выдвинут ряд последовательных требований: независимость арабской Палестины, отказ от декларации Бальфура, поддержка правления большинства и прекращение неограниченной еврейской иммиграции и скупки евреями земельных участков. Конгрессы учредили арабский исполнительный орган, который неоднократно встречался с британскими чиновниками в Иерусалиме и Лондоне, правда, без каких-либо результатов. Это был диалог глухих. Англичане отказывались признавать представительную власть конгрессов или их лидеров и в качестве предварительного условия начала обсуждения настаивали на принятии арабами декларации Бальфура и условий мандата, учрежденного на ее основе, что противоречило всем главным требованиям арабов. Палестинское руководство более полутора десятилетий продолжало эти бесплодные попытки чего-то добиться законным путем.

В противоположность инициативам элит недовольство населения поддержкой англичанами сионистских устремлений выливалось в демонстрации, забастовки и беспорядки. Крупные вспышки насилия происходили в 1920, 1921 и 1929 годах, причем каждая из них была интенсивнее предыдущей. В каждом случае волнения возникали спонтанно – их нередко провоцировали действия сионистских группировок. Англичане одинаково жестко подавляли и мирные протесты, и вспышки насилия, но недовольство арабского населения только нарастало. К началу 1930-х годов более молодые и образованные представители нижнего и среднего классов, которым надоела примиренческая позиция элиты, начали выступать с более радикальными инициативами и организовывать более воинственные группы. В их число входила сеть активистов, созданная в северных районах страны странствующим проповедником сирийского происхождения из Хайфы, шейхом Изз ад-Дин аль-Кассамом, которая тайно готовила вооруженное восстание, а также партия «Истикляль» (независимость), название которой отражало ее главную цель.

Все эти усилия начали предприниматься еще при жестком британском военном режиме, просуществовавшем до 1920 года (поскольку англичане ввели запрет на политическую деятельность для палестинцев, один из конгрессов проводился в Дамаске), и продолжались в период правления верховных комиссаров Великобритании в подмандатной Палестине. Первым из комиссаров был назначен сэр Герберт Сэмюэль, убежденный сионист, бывший член кабинета министров. Действуя от имени английского правительства, он заложил основу для многих последующих событий и умело способствовал достижению целей сионистов, в то же время срывая достижение палестинцами их целей.

Хорошо информированные палестинские активисты знали, какую именно пропаганду вели на иврите сионисты для своих сторонников за рубежом и в Палестине: неограниченная иммиграция должна была привести к созданию еврейского большинства, а оно, в свою очередь, позволило бы захватить всю страну. Действия и высказывания сионистских лидеров можно проследить по обширным материалам, которые публиковались в арабской прессе еще задолго до войны69. Хотя Хаим Вейцман, например, советовал группе видных арабов на званом обеде в Иерусалиме в марте 1918 года «остерегаться вероломных инсинуаций, будто сионисты стремятся к политической власти»70, большинство понимало, что такие утверждения – элемент стратегии сионистов, призванный скрыть их истинные цели. Сами лидеры сионистского движения тоже понимали, что «ни при каких обстоятельствах нельзя говорить, будто сионистская программа требует изгнания арабов, поскольку это приведет к тому, что евреи утратят симпатии всего мира», однако палестинская интеллигенция не поддавалась на такие уловки71.

В то время как читатели газет, представители элиты, а также жители деревень и городов, непосредственно контактировавшие с еврейскими поселенцами, осознавали угрозу, тревога была далеко не всеобщей. Столь же неравномерно происходила эволюция самоощущения палестинцев. Хотя большинство людей желали независимости Палестины, некоторые питали надежду, что независимость может быть обеспечена в составе более крупного арабского государства. Газета, которую в 1919 году недолго издавали в Иерусалиме Ариф аль-Ариф и еще один политический деятель, Мухаммад Хасан аль-Будайри, закрепила это стремление в своем названии «Сурийя аль-Джанубийя», что означает «Южная Сирия» (газету быстро прикрыли англичане). В 1918 году в Дамаске было создано правительство во главе с эмиром Фейсалом, сыном шерифа Хусейна, и многие палестинцы надеялись, что их страна станет южной частью зарождающегося государства. Однако Франция на основании соглашения Сайкса – Пико потребовала Сирию себе, и в июле 1920 года французские войска оккупировали страну, ликвидировав новорожденное арабское государство72. Арабские страны, находившиеся под мандатами или другими формами прямого или косвенного европейского правления, были озабочены своими собственными проблемами, поэтому все больше палестинцев понимали, что им не на кого рассчитывать, кроме самих себя. Панарабизм, ощущение принадлежности к большому арабскому миру, никогда не терял силу, однако палестинское самосознание постепенно укреплялось именно из-за ангажированного отношения Великобритании к бурно развивающемуся сионистскому проекту.