Мальчики в долине (страница 11)
Даже странно представить, но я знаю Дэвида почти всю жизнь. Он оказался в приюте Святого Винсента примерно через год после меня, и в то время мы вдвоем были самыми младшими, оба еще не оправились от резкой перемены обстановки, от того, что нас лишили детства. Мы не подружились, как многие другие в подобных ситуациях, например Джонатан и Финнеган, наши пресловутые «близнецы» (хотя они и родились на разных континентах). Однако мы с ним как бы тяготели друг к другу: не друзья и не враги, словно спутники планеты, наблюдать которую нам было неинтересно, но на орбите которой мы тем не менее были вынуждены находиться. Прошли годы, и теперь мы самые старшие в приюте. Те, кто был старше нас, стали подмастерьями или ушли в армию. Многие умерли. И минимум один сбежал.
То, что я самый старший (мы оба на два года старше любого из нынешних сирот), всегда давило на меня грузом дополнительной ответственности, которую мое обучение на священника только усилило. Я никогда не думал, что Дэвид чувствовал то же самое. Теперь мне кажется, что я был неправ.
– Странно, правда? – тихо спрашивает он.
Я смотрю на него, не понимая, о чем он. Он кивает на северный угол спальни, и я смотрю туда.
Большинство мальчиков уже проснулось. Когда все так возбуждены, спать невозможно. Многие сидят на кроватях, словно не знают, что делать, пока им не скажут. Некоторые обулись, накинули пальто и поспешили в уборную на улице.
Однако Дэвид имеет в виду кое-что другое.
Чему у меня нет объяснения.
В дальнем конце комнаты несколько мальчиков сидят на полу скрестив ноги, образуя неровный круг. Не самое странное зрелище, но все-таки довольно необычное.
Удивительно, что в круг сели именно эти мальчики.
Я замечаю Саймона, а также Терренса, Сэмюэла и Иону. К ним присоединилось несколько мальчиков помладше, в том числе иммигрант из Италии Фрэнки, который может похвастаться оливковой кожей, и Огюст, высокий четырнадцатилетний подросток, единственная претензия которого на индивидуальность заключается в том, что он француз (он всегда подчеркивает, что он не француз, а франко-канадец, но для детей из Пенсильвании, которые большую часть своей жизни прожили на улицах, разница невелика).
Сэмюэл и Иона – близкие друзья, они сразу подружились, как только прибыли сюда несколько лет назад. Сэмюэл невысокий, но сильный, как бык. Его родителей-фермеров ограбили и убили в собственном доме, а он, их единственный ребенок, каким-то образом избежал ужасной участи. Что касается Ионы, то он никогда не говорит о своем прошлом, но нет сомнений, что он испорчен до мозга костей. С его воскового лица не сходит ухмылка, и он часто проводит кончиком пальца по шраму, рассекающему его щеку, – напоминание о его бурном прошлом. Насколько я знаю, Сэмюэл – его единственный настоящий друг, так что нет ничего странного в том, что они сидят рядом. Но эти двое – известные задиры и часто издеваются над Саймоном и Терренсом.
Но сейчас, словно простив друг друга или забыв о прошлом, они все сидят вместе и перешептываются, как заговорщики. Как будто они внезапно стали лучшими друзьями.
Как будто у них есть общий секрет.
– С каких это пор твой питомец подружился с этими маленькими засранцами, Сэмюэлом и Ионой? Они же ненавидят Саймона.
Я просто пожимаю плечами, хотя знаю, что он прав. Тем не менее я ненавижу, когда он называет Саймона моим питомцем – прозвище, которое он придумал, когда сразу после его прибытия я взял несчастного ребенка под свое крыло. Долгие годы над ним жестоко издевались родители, и освободился он от них, только когда они умерли от гриппа – участи, которой он чудом избежал. Он был таким беспомощным, таким застенчивым, и я видел, как трудно ему было не бояться других детей, священников, собственной тени. Я подружился с ним, и со временем он стал относиться ко мне как к старшему брату.
Думаю, несмотря на его напускную черствость, Дэвида раздражает, что многие мальчики тянутся ко мне. Но это только потому, что я отношусь к ним с добротой. И чувствую ответственность за них. Можно сказать, во мне живет врожденное стремление защищать слабых. Уверен, если бы Дэвид хоть немного помогал младшим мальчикам, они бы точно так же потянулись к нему.
Из-за этого панциря, в который он спрятался, многие – как священники, так и другие мальчики – не понимают Дэвида. Они не видят в нем той доброты, которую вижу я. У него большое сердце, яркое, словно расцветшая роза, пусть и окруженное для защиты шипами. Кроме того, его безучастный вид часто вводит других в заблуждение. Большинство считает, что он не блещет ни умом, ни проницательностью. По опыту я знаю, что это не так. На самом деле он превосходит меня и в том, и в другом. Но не выставляет это напоказ, предпочитая вести себя как беззаботный тупица, потому что ни лишние обязанности, ни внимание ему не нужны.
Но в такие дни, как сегодня, я рад, что у меня есть такой проницательный друг. Мне приятно думать, что, если дело дойдет до драки, я не останусь в одиночестве.