27

Я возвращуся к вам, поля моих отцов,
Дубравы мирные, священный сердцу кров!
Я возвращуся к вам, домашние иконы!
Пускай другие чтут приличия законы;
Пускай другие чтут ревнивый суд невежд;
Свободный наконец от суетных надежд,
От беспокойных снов, от ветреных
                                                            желаний,
Испив безвременно всю чашу испытаний,
Не призрак счастия, но счастье нужно мне.
         Усталый труженик, спешу к родной
                                                                стране
Заснуть желанным сном под кровлею
                                                            родимой.
О дом отеческий! О край, всегда любимый!
Родные небеса! Незвучный голос мой
В стихах задумчивых вас пел в стране чужой,
Вы мне повеете спокойствием и счастьем.
Как в пристани пловец, испытанный
                                                         ненастьем,
С улыбкой слушает, над бездною воссев,
И бури грозный свист, и волн мятежный рев,
Так, небо не моля о почестях и злате,
Спокойный домосед, в моей безвестной хате,
Укрывшись от толпы взыскательных судей,
В кругу друзей своих, в кругу семьи своей,
Я буду издали глядеть на бури света.
Нет, нет, не отменю священного обета!
Пускай летит к шатрам бестрепетный герой;
Пускай кровавых битв любовник молодой
С волненьем учится, губя часы златые,
Науке размерять окопы боевые —
Я с детства полюбил сладчайшие труды,
         Прилежный, мирный плуг,
                                        взрывающий бразды,
Почтеннее меча; полезный в скромной доле,
Хочу возделывать отеческое поле.
Оратай, ветхих дней достигший над сохой,
В заботах сладостных наставник будет мой;
Мне дряхлого отца сыны трудолюбивы
Помогут утучнять наследственные нивы.
А ты, мой старый друг, мой верный доброхот,
Усердный пестун мой, ты, первый огород
На отческих полях разведший в дни былые!
         Ты поведешь меня в сады свои густые,
Деревьев и цветов расскажешь имена;
Я сам, когда с небес роскошная весна
Повеет негою воскреснувшей природе,
С тяжелым заступом явлюся в огороде,
Приду с тобой садить коренья и цветы.
О подвиг благостный! Не тщетен будешь ты:
Богиня пажитей признательней Фортуны!
Для них безвестный век, для них свирель
                                                           и струны;
Они доступны всем и мне за легкий труд
         Плодами сочными обильно воздадут.
От гряд и заступа спешу к полям и плугу;
А там, где ручеек по бархатному лугу
Катит задумчиво пустынные струи,
В весенний ясный день я сам, друзья мои,
У брега насажу лесок уединенный,
И липу свежую, и тополь осребренный;
В тени их отдохнет мой правнук молодой;
Там дружба некогда сокроет пепел мой
И вместо мрамора положит на гробницу
         И мирный заступ мой, и мирную
                                                             цевницу.

<1821>

28

В своих стихах он скукой дышит,
Жужжаньем их наводит сон.
Не говорю: зачем он пишет,
Но для чего читает он?

<1821>

29

Напрасно мы, Дельвиг, мечтаем найти
         В сей жизни блаженство прямое:
Небесные боги не делятся им
         С земными детьми Прометея.

Похищенной искрой созданье свое
         Дерзнул оживить безрассудный;
Бессмертных он презрел – и страшная
казнь
         Постигнула чад святотатства.

Наш тягостный жребий: положенный срок
         Питаться болезненной жизнью,
Любить и лелеять недуг бытия
         И смерти отрадной страшиться.

Нужды непреклонной слепые рабы,
         Рабы самовластного рока!
Земным ощущеньям насильственно нас
         Случайная жизнь покоряет.

Но в искре небесной прияли мы жизнь,
         Нам памятно небо родное,
В желании счастья мы вечно к нему
         Стремимся неясным желаньем!..

Вотще! Мы надолго отвержены им!
         Сияет красою над нами,
На бренную землю беспечно оно
         Торжественный свод опирает…

Но нам недоступно! Как алчный Тантал
         Сгорает средь влаги прохладной,
Так, сердцем постигнув блаженнейший мир,
         Томимся мы жаждою счастья.

<1821>

30. Элегия

Нет, не бывать тому, что было прежде!
Что в счастье мне? Мертва душа моя!
«Надейся, друг!» – сказали мне друзья.
Не поздно ли вверяться мне надежде,
Когда желать почти не в силах я?
Я бременюсь нескромным их участьем,
И с каждым днем я верой к ним бедней.
Что в пустоте несвязных их речей?
Давным-давно простился я со счастьем,
Желательным слепой душе моей!
Лишь вслед ему с унылым сладострастьем
Гляжу я в даль моих минувших дней.
Так нежный друг, в бесчувственном забвенье,
Еще глядит на зыби синих волн,
На влажный путь, где в темном отдаленье
Давно исчез отбывший дружний челн.

<1821>

31. Разуверение

Не искушай меня без нужды
Возвратом нежности твоей:
Разочарованному чужды
Все обольщенья прежних дней!
Уж я не верю увереньям,
Уж я не верую в любовь
И не могу предаться вновь
Раз изменившим сновиденьям!
Слепой тоски моей не множь,
Не заводи о прежнем слова
И, друг заботливый, больного
В его дремоте не тревожь!
Я сплю, мне сладко усыпленье;
Забудь бывалые мечты:
В душе моей одно волненье,
А не любовь пробудишь ты.

<1821>

32. Больной

Други! радость изменила,
Предо мною мрачен путь,
И болезнь мне положила
Руку хладную на грудь.
Други! станьте вкруг постели.
Где утех златые дни?
Быстро, быстро пролетели
Тенью легкою они.
Всё прошло; ваш друг печальный
Вянет в жизни молодой,
С новым утром погребальный,
Может быть, раздастся вой, —
И раздвинется могила,
И заснет, недвижный, он,
И твое лобзанье, Лила,
Не прервет холодный сон.

Что нужды! До новоселья
Поживем и пошалим,
В память прежнего веселья
Шумный кубок осушим.
Нам судьба велит разлуку…
Как же быть, друзья? – Вздохнуть,
На распутье сжать мне руку
И сказать: счастливый путь!

<1821>

33

Твой детский вызов мне приятен,
Но не желай моих стихов:
Не многим избранным понятен
Язык поэтов и богов.
Когда под звонкие напевы,
Под звук свирели плясовой,
Среди полей, рука с рукой,
Кружатся юноши и девы,
Вмешавшись в резвый хоровод,
Хариты, ветреный Эрот,
Дриады, фавны пляшут с ними
И гонят прочь толпу забот
Воскликновеньями своими.
Поодаль музы между тем,
Таяся в сумраке дубравы,
Глядят, не зримые никем,
На их невинные забавы,
Но их собор в то время нем.
Певцу ли ветрено бесславить
Плоды возвышенных трудов
И легкомыслие забавить
Игрою гордою стихов?
И той нередко, чье воззренье
Дарует лире вдохновенье,
Не поверяет он его:
Поет один, подобный в этом
Пчеле, которая со цветом
Не делит меда своего.

<1821>, <1826>

34. Песня

Страшно воет, завывает
         Ветр осенний;
По подне́бесью далече
         Тучи гонит.

На часах стоит печален
         Юный ратник;
Он уносится за ними
         Грустной думой.

«О, куда, куда вас, тучи,
         Ветер гонит?
О, куда ведет судьбина
         Горемыку?

Тошно жить мне: мать родную
         Я покинул!
Тошно жить мне: с милой сердцу
         Я расстался!»

«Не грусти! – душа-девица
         Мне сказала. —
За тебя молиться будет
         Друг твой верный».

«Что в молитвах? я в чужбине
         Дни скончаю.
Возвращусь ли? взор твой друга
         Не признает.

Не видать в лицо мне счастья;
         Жить на что мне?
Дай приют, земля сырая,
         Расступися!»

Он поет, никто не слышит
         Слов печальных…
Их разносит, заглушает
         Ветер бурный.

<1821>

35

Приятель строгий, ты не прав,
Несправедливы толки злые;
Друзья веселья и забав,
Мы не повесы записные!
По своеволию страстей
Себе мы правил не слагали,
Но пылкой жизнью юных дней,
Пока дышалося, дышали;
Любили шумные пиры;
Гостей веселых той поры,
Забавы, шалости любили
И за роскошные дары
Младую жизнь благодарили.
Во имя лучших из богов,
Во имя Вакха и Киприды,
Мы пели счастье шалунов,
Сердечно презря крикунов
И их ревнивые обиды.
Мы пели счастье дней младых,
Меж тем летела наша младость;
Порой задумывалась радость
В кругу поклонников своих;
В душе больной от пищи многой,
В душе усталой пламень гас,
И за стаканом в добрый час
Застал нас как-то опыт строгой.
Наперсниц наших, страстных дев
Мы поцелуи позабыли
И, пред суровым оробев,
Утехи крылья опустили.
С тех пор, любезный, не поем
Мы безрассудные забавы,
Смиренно дни свои ведем
И ждем от света доброй славы.
Теперь вопрос я отдаю
Тебе на суд. Подумай, мы ли
Переменили жизнь свою
Иль годы нас переменили?

<1821>

36

Живи смелей, товарищ мой,
Разнообразь досуг шутливый!
Люби, мечтай, пируй и пой,
Пренебреги молвы болтливой
И порицаньем и хвалой!
О, как безумна жажда славы!
Равно исчезнут в бездне лет
И годы шумные побед
И миг незнаемый забавы!
Всех смертных ждет судьба одна,
Всех чередом поглотит Лета:
И филосо́фа-болтуна,
И длинноусого корнета,
И в молдаванке шалуна,
И в рубище анахорета.
Познай же цену срочных дней,
Лови пролетное мгновенье!
Исчезнет жизни сновиденье:
Кто был счастливей, кто умней.
Будь дружен с музою моею,
Оставим мудрость мудрецам, —
На что чиниться с жизнью нам,
Когда шутить мы можем с нею?

<1821>

37

Один, и пасмурный душою,
         Я пред окном сидел;
Свистела буря надо мною,
         И глухо дождь шумел.
Уж поздно было, ночь спустилась,
         Но сон бежал очей.
О днях минувших пробудилась
         Тоска в душе моей.

«Увижу ль вас, поля родные,
         Увижу ль вас, друзья?
Губя печалью дни младые,
         Приметно вяну я!
Дни пролетают, годы тоже;
         Меж тем беднеет свет!
Давно ль покинул вас – и что же?
         Двоих уж в мире нет!

И мне назначена могила!
         Умру в чужой стране,
Умру, и ветреная Лила
         Не вспомнит обо мне!»

Душа стеснилася тоскою;
         Я грустно онемел,
Склонился на́ руку главою,
         В окно не зря глядел.

Очнулся я; румян и светел,
         Уж новый день сиял,
И громкой песнью ранний петел
         Мне утро возвещал.

Январь – февраль 1821

38. В альбом

Вы слишком многими любимы,
Чтобы возможно было вам
Знать, помнить всех по именам;
Сии листки необходимы;
Они не нужны были встарь:
Тогда не знали дружбы модной,
Тогда, бог весть! иной дикарь
Сердечный адрес-календарь
Почел бы выдумкой негодной.
Что толковать о старине!
Стихи готовы. Может статься,
Они для справки обо мне
Вам очень скоро пригодятся.

Январь – февраль 1821

39

Приманкой ласковых речей
Вам не лишить меня рассудка!
Конечно, многих вы милей,
Но вас любить – плохая шутка!

Вам не нужна любовь моя,
Не слишком заняты вы мною,
Не нежность – прихоть вашу я
Признаньем страстным успокою.

Вам дорог я, твердите вы,
Но лишний пленник вам дороже.
Вам очень мил я, но, увы!
Вам и другие милы тоже.

С толпой соперников моих
Я состязаться не дерзаю
И превосходной силе их
Без битвы поле уступаю.

Январь – февраль 1821

40

Шуми, шуми с крутой вершины,
Не умолкай, поток седой!
Соединяй протяжный вой
С протяжным отзывом долины!

Я слышу: свищет аквилон,
Качает елию скрыпучей,
И с непогодою ревучей
Твой рев мятежный соглашен.

Зачем с безумным ожиданьем
К тебе прислушиваюсь я?
Зачем трепещет грудь моя
Каким-то вещим трепетаньем?

Как очарованный стою
Над дымной бездною твоею
И, мнится, сердцем разумею
Речь безглагольную твою.

Шуми, шуми с крутой вершины,
Не умолкай, поток седой!
Соединяй протяжный вой
С протяжным отзывом долины!