Еще раз окинув взглядом документы (постановление суда выдано не в нашем городе и даже не в нашем регионе – запомнить населенный пункт, пробить), я вернул папку Кирилловой.

– Ладно. Расскажите, какие отношения вас связывают с Екатериной и Андреем Теплеевыми.

И с удовольствием полюбовался изменением выражения ее лица.

– Я бы очень хотела, чтобы никакие, – буркнула она. – Но кого волнуют мои желания? Это мои проблемные клиенты.

– То есть вы не отрицаете, что оказывали им услуги гадания?

Кириллова вздохнула.

– Нет, не отрицаю.

– С какой целью вы нагадали Катерине Теплеевой, что у них с мужем никогда не будет здоровых детей?

– С целью добросовестного исполнения своей части сделки. И не перевирайте моих слов, пожалуйста. Я сказала, что я не вижу для них такой возможности. Но насчет «никогда» – я бы ни за что так не сказала. Во-первых, это было бы жестоко. Во-вторых, я не беру на себя роль истины в последней инстанции и оставляю клиентам право верить мне или не верить.

Правильная, ты посмотри. «Это было бы жестоко», ну глянь. А следом – «клиенты сами решают, верить им или не верить», подразумевая в подтексте, что раз сами поверили, то сами и виноваты.

Утихшая было злость вскипела снова. Перед глазами встали бледная Катька, ее муж, злой и растерянный. Взять себя в руки получилось с трудом.

– Насколько мне известно, ее мужу, Андрею Теплякову, вы сделали совершенно другой прогноз.

– Насколько мне известно – тоже.

Кириллова старалась говорить и держаться невозмутимо, но ее лицо, раньше вполне живое, закаменело. Неужели совесть мучает?

Эта мысль лишь подбросила дровишек в костер: совесть мучает, но она все равно делает!

Спокойно, Вань. Спокойно. Сейчас не время.

– И как вы это объясните?

– Никак. Я никак это не объясню. И Теплееву я сказала ровно то же: у меня нет объяснений, я никогда с таким не сталкивалась. Нужно разбираться.

– И дальнейшие разбирательства он должен был оплатить, да?

– Мог и не оплачивать, – пожала плечами Кириллова, и ее пышная грудь выразительно качнулась под тонкой тканью рубашки. – Он, собственно, и не стал.

– Знаете, Червона Никитична, как это выглядит с моей стороны? Как запугивание с целью вымогательства.

– Иван. Чего вы от меня хотите?

Гадалка по-прежнему не выглядела испуганной.

Злой, напряженной – да. Но не испуганной. Но впечатления закоренелой преступницы и матерой мошенницы она не производила тоже, поэтому я решил принять ее подачу и перейти к сути моего визита:

– Я хочу, Червона Никитична…

– Червона, – перебила она меня, поморщившись.

Я улыбнулся – не слишком приятно, каюсь.

– Червона Никитична, – повторил с нажимом. – Я хочу, чтобы вы признались Екатерине Романовне, что вы ее обманули. И объяснили, что все ваши прогнозы построены на грамотном сборе и анализе сведений и понимании человеческой психологии.

Гадалка Червона в ответ несколько удивленно приподняла брови:

– Надо же, я ожидала, что вы потребуете вернуть деньги.

– А вы бы вернули? – живо заинтересовался я.

Она фыркнула:

– Нет, конечно. Если я буду возвращать деньги всем, кому не понравилось, по какому пути идет его судьба, я буду работать бесплатно процентов на пятьдесят – шестьдесят. Такая судьба не нравится уже мне. Что же касается вашей… просьбы касательно моего предсказания Катерине Теплеевой… Нет. Во-первых, ее муж категорически потребовал, чтобы я не приближалась к его жене. И я, конечно, видала бы его требования в… в хрустальном шаре, но я не бегаю за клиентами. Это мой личный принцип. И во-вторых – я не вру клиентам. Никогда. Это уже принцип профессиональный.

Твою мать. Кажется, я наткнулся на самую неприятную разновидность – прибабашка, которая действительно верит во всю эту мистическую херню. Блаженная дура, да еще и с принципами.

Я покачал головой в последней попытке договориться по-хорошему:

– Червона Никитична, ну вы же производите впечатление договороспособного человека.

– Нет.

– Да, я уже вижу, что погорячился насчет договороспособности…

– Нет!

Что она имеет в виду?

Впрочем, я не стал развивать эту странную тему.

– Послушайте, мне это начинает надоедать. Налицо мошеннические действия и вымогательство. Если будет подано заявление, никакой суд вас не оправдает. Тот факт, что супруги Теплеевы заявление пока не подали, – это только вопрос времени и деликатности ситуации. Я пришел сюда не только как представитель закона, но и как близкий родственник пострадавшей в надежде разрешить вопрос миром, но если вы того не желаете…

– И вот живешь ты, такая условно усредненная правильная дура, – задумчиво отозвалась Червона… Червона Никитична. – Соблюдаешь профессиональный кодекс, рамки этики и даже налоговое законодательство. А тебя за это во всех смертных грехах винят. И знаете что, Иван Романович? Вот сразу же нестерпимо хочется нарушить.

– Что нарушить? – подобрался я.

– Всё нарушить. Я бы с этических норм начала. И с профессионального кодекса заодно. Вот вы знаете, что я, например, владею гипнозом? Загипнотизировать бы вас, – мечтательно взглянула она в потолок. – В целях воспитания!

Злость на эту дуру, заигравшуюся в свои сверхъестественные силы, вспыхнула, словно в нее бензинчика плеснули.

– А загипнотизируйте! – Я радостно ощерился в ответ.

– Вы, Иван Романович, дурак? – Гадалка взглянула на меня с жалостью. Атмосфера накалялась. – Одно дело – мечтать нарушить кодекс и нормы. И другое дело – нарушать их.

Она смерила меня взглядом, без слов транслируя недосказанное «из-за какого-то мента».

– Вы, Червона Никитична, аферистка. Мошенница, статья 159 уголовного кодекса УК РФ. Штраф, принудительные работы либо лишение свободы на срок до двух лет. И если не прекратите морочить голову моей сестре…

– Да не морочу я ей голову! Я ей вообще никаких советов не давала! Только четкий ответ на поставленный ею вопрос! И. Я. Не. Мошенница!

– Ну так докажите же мне это, Червона Никитична. Докажите!

Напряжение между нами можно было резать ножом. В какой-то момент мы встали и теперь стояли друг напротив друга, разделенные столом. Гадалка стояла неподвижно, но у меня все равно было ощущение, что она покачивается, и, кажется, я видел, как начал расплываться её зрачок…

А потом Червона… Никитична качнулась и сорвалась с места куда-то в сторону. Вернулась с ручкой и листом бумаги, обычной, формата А4.

– Пишите! – рявкнула она злобно, и я ощутил мимолетный укол удовольствия оттого, что она тоже в бешенстве и ярости.

Я снисходительно и неприятно улыбнулся, глядя на нее сверху вниз:

– Что писать?

– Пишите! «Расписка»! С новой строки: «Я, Сокольский Иван Романович» – какого вы года рождения? Вот его и пишите! «В здравом уме и твердой памяти даю право Кирилловой Червоне Никитичне применить ко мне ментальное воздействие, тип – гипнотическое внушение»!

Пристроив листок на стол, я писал под ее диктовку, ухмыляясь. Даже зачем-то вставил в расписку (да какая это расписка, филькина грамота, блин, ни один суд ее не примет), что воздействие разрешено применить однократно.

– Дата! Подпись! – все так же свирепо диктовала мне Кириллова.

Я вывел витиеватый росчерк парафа, протянул ей бумажку.

Ну? Что ты теперь будешь делать? Заигралась ты, дура великовозрастная, в «Сверхъестественное» и «Зачарованных»!

Она взглянула мне в глаза. Опять возникло ощущение, что неподвижно стоящая передо мной женщина – симпатичная, если отбросить в сторону моральные аспекты, – покачивается. Зрачки расширились, показалось, что там, в глубине черных провалов, вращаются в водоворотах галактики. В висках давило. А потом она открыла рот.

– До скорых встреч на мятых простынях цвета «мак», – запела гадалка, и голос у нее оказался неожиданный.

Не сильный, не громкий, не низкий, не высокий – всепроникающий. Подчиняющий.

Зовущий.

– До скорых трепетных касаний содрогающихся рук, – выводил этот голос.

И мне вдруг стало нечем дышать. Желание, огромное, всепожирающее желание накрыло меня с головой.

Стой! Стой, дурак, ты что творишь! Остатками сознания и здравого смысла я понимал, что что-то не так, но желание пульсировало, билось, горело в паху и в голове. И я шагнул вперед.

Я хотел эту женщину больше жизни, она была рядом, и она была согласна.

Червона

Ощущение власти над человеком и ситуацией кружило голову. Пьянило не хуже молодого вина со змеиных виноградников. Я извивалась под тяжелым телом, прижавшим меня к кровати, и сходила с ума от вожделения – своего и горящего в чужом теле. И от своей преступной власти.

Одежда слетела легко и непринужденно, а в белье я умудрилась запутаться, и бюстгальтер тезка Иван с меня сорвал, оставив красную полосу на коже ребер, но мне было на это плевать: я уже выгибалась навстречу губам, ласкающим мою грудь. Навстречу рукам, тискающим меня жадно, жестко и беспорядочно, так, будто ему все равно, где гладить, где сжимать, прихватывать.

Глаза у капитана были злые и голодные.

И, поймав его взгляд, я внутренне ухмыльнулась и обхватила капитана за голову, притянув ее, столь неосторожную, к себе. Впилась торжествующим поцелуем.

Ответный поцелуй был как укус, как электрический разряд – агрессивный и колкий.

Ой-ой-ой, напугал! Как будто я не знаю, что все, что происходит, происходит по моему слову. Как будто не могу остановить тебя в любой момент, хоть силой, хоть волей!

…не могу.

Не хочу!

И когда мужское колено толкнулось мне между ног, я покорно развела бедра. И подалась навстречу. И, принимая член, проникающий в меня медленно, неторопливо, обвила мужчину ногами.

Мы замерли оба на какой-то момент, привыкая друг к другу. Наполненность, теснота, твердость и горячее нетерпение – давненько у меня не было этих ощущений. Тело, отвыкшее от сексуальной близости, вспоминало, каково это. Мышцы растягивались, дискомфорт, вызванный первым, слишком быстрым все же проникновением, уходил – и желание, подтолкнувшее меня на эту безумную выходку, снова поднимало голову. А в моей собственной голове становилось пусто-пусто, легко-легко.

А потом Иван начал двигаться. Сперва медленно, а потом быстрее, постепенно ускоряя темп, быстрее-глубже-сильнее, чертов олимпиец, и я постепенно забывала, кто я, где я, что я.

И скоро, полностью погрузившись в свои ощущения, я подавалась навстречу яростным толчкам, приветствуя каждый вскриком. Быстрее! Глубже! Сильнее!

Еще-еще-еще!

Мой оргазм выгнул меня дугой.

Ослепил.

Оглушил.

Испепелил.

Его оргазм обрушил на меня тяжелое обессиленное тело сверху и подарил вспышку упоительного самодовольства: вот я какая!

Полная гармония.

Так и должно быть!

Глава 4

– И что это была за хрень?

Мрачный голос нежданного сексуального партнера (ну никак не подходит слово «любовник» к нашему случаю) вырвал меня из посткоитальной неги.

Я вытянулась в кровати всем телом, с наслаждением чувствуя, как трещат добротно размятые жилки, и просветила Ивана Романовича:

– А это, товарищ капитан, была наглядная иллюстрация, почему не следует давать малознакомым людям сомнительные разрешения, даже если вы уверены, что реализовать эти разрешения невозможно. А еще – пояснение, почему не следует бесить людей, утверждающих, что они обладают сверхъестественными способностями.

Я села в разгромленной постели, потянулась еще раз, задрав руки над головой и прогибаясь в спине, и поучительно пояснила:

– Ну ладно, я действительно со способностями оказалась. А если бы просто психом? Вы мне глаза на реальность раскрыли, а я после этого в окошко – фьють! От невыносимой тяжести навалившегося осознания. Вот что бы вы тогда делали, а?

И менторским тоном добавила: