Я бы нарисовал тебе картину яркими красками,

Где был бы бал, джентльмены и дамы с масками.

Где было бы пар влюбленных великое множество.

Но ты медленно скажешь: «Картина – убожество».

Я бы построил тебе дворец из стекла хрустального.

Для тебя, совершенной, от меня – неидеального,

Чтоб жила ты, как princess красивой романтик-сказки.

Бей хрусталь. Только дай своей чертовой ласки.

***

Простишь?

Однажды я скажу тебе, малыш,

Что не со зла все это совершал.

Возможно, ты тогда меня простишь.

И молча виски мне нальешь в бокал.

А может, ты ударишь по щеке,

Я разрешу – на мне вины печать.

Твои глаза утонут в черной мгле.

"Таким, как ты, даже нельзя дышать"

И что тогда мне делать? Умереть?

Или, расправив крылья, в небо взмыть?

Чтобы твой образ в облаках стереть,

И там же, в облаках, могилу рыть…

***

…Я любил тебя – нелепо-отчаянно.

И хотел. До сих пор больно… Скучаю я.

По тебе, моя мразь, по горячему взгляду.

Хотела играть со мной вновь? Нет, надо.

Такие, как ты, должны оставаться в прошлом.

Иначе реальность становится делом сложным.

Я с этой иглы слезаю – с меня довольно.

Ты слишком была капризна и своевольна.

Любила только себя, была уперта.

А знаешь, что, дорогая, иди ты к черту!

Стихи-стихи-стихи… Странные, непонятные, с надломом.

Их было много – почти все страницы исписаны ими. Всюду одни рифмованные строки, зачеркнутые, исправленные, с непонятными пометками. Милые и одновременно злые. Эмоциональные и как будто безличные. Спокойные и взрывные. Непохожие на Антона. Но мне нравятся. Я люблю стихи, особенно сочиненные теми, с кем я общаюсь, и кто мне дорог, но сейчас читать все полностью не могу – вдруг хозяин квартиры вот-вот зайдет сюда?

Но чего это у Антона почти все сочинения такие депрессивные? Бедняга, от чего он мучается? Или несчастен только его лирический герой?

Мне показалось, что я совсем не знаю Антона.

Я переворачивала страницы и на самой последней к своему смущению но и к радости тоже, обнаружила задумчиво выведенное: «Екатерина», а рядом кучу геометрических рисунков и схематично начерченного ангела, держащего в руках солнце.

Екатерина – это я? Антон думает обо мне?

Едва я подумала об этом, воздух в легких стал горячим, голова чуть-чуть пошла кругом, а щеки запылали – на лицо словно набросили тонкое, сотканное из самих облаков кружево. На лице появилась воздушная улыбка.

А написал ли Антон хотя бы один стих обо мне? Ведь о других девушках они были… Я была бы рада. Мне никто никогда не писал стихи. Разве что Нелли однажды в глубоком детстве написала в школьном сочинении: «У нас дружная семья: папа, дядя, брат да я. Еще сестра по дому бродит, только в рифму не подходит!»

И Нинка писала, да. В пятом классе, на поздравительной открытке, что-то вроде: «С днем рождения поздравляю, денег множество желаю». Она всегда была меркантильной. Но все равно хорошей. Потому что даже самые дурацкие, но искренние стихи лучше, чем списанные фразы-шаблоны, придуманные неизвестно кем…

Я осторожно положила блокнот на место, чувствуя, как быстро колотиться сердце. Пусть Антон не знает, что я так нахально брала его личные записи и читала их, отбросив все этические принципы. Я уже отошла было прочь, как что-то заставило меня обернуться.

Что-то тускло сверкнуло в полутьме. Голубой камень.

Это был голубой камень, так хорошо знакомый мне! Тот самый камень, что я видела на шее Кея столько раз.

С глухо бьющимся сердцем я склонилась к смутно знакомому украшению на серебряной цепочке и взяла его в руки – пальцы отчего-то мелко дрожали. Холодный сине-голубой топаз. Точно такой же, какой носил Кей.

Нет. Только не это.

От внезапной догадки вдруг показавшееся невероятно тяжелым украшение вдруг выпало из моих обессиливших пальцев, показавшись невероятно тяжелым, и осталось лежать около ног, ярко и дразняще поблескивая на черном полу.

Кажется, меня все-таки толкнули в яму. В пропасть. В самую бездну.

Кей… Антон… Кей… Антон… Фигуры… Голоса… Лица… Образы… этих двух таких разных и в то же время таких похожих людей со страшной силой замелькали в моей голове, раскалывая ее на части, и я схватилась ладонями за виски.

Проклятое постоянное ощущение дежавю.

Все сходится.

Я его убью.

И я.