– Все хотели бы в интимной. Но кто-то должен стать тем чужим, на опыте которого будут учиться умные люди, – между делом опускает он меня на дно, как враги «Варяг», который погибает, но не сдается.

Я бреду к доске, понимая, что в очередной раз стану всеобщим посмешищем. Наверное, Колесов отрывается напоследок. Цену набивает. И вообще. Если он будет заниматься со мной персонально и продолжать ставить двойки, значит, хреновый из него педагог.

Но сегодня придётся потерпеть.

После звонка я намеренно собираюсь медленнее, чем обычно, позволяя основной толпе схлынуть из аудитории. Колесов тоже не торопится, совершая свой обычный ритуал завершения занятия: вытирает с доски, обтирает салфеткой руки, раскатывает рукава по тугим предплечьям… Интересно, а как он снимает рубашку? Также неспешно расстегивает пуговку одну за другой?..

Пока я медитирую на его руки, препод заканчивает своё священнодействие и берётся за неизменную кожаную папку.

– Глеб Евгеньевич! – окликаю я его. – Я хотела с вами поговорить!

Он оборачивается и ждёт, пока я подойду.

– Так и говорили бы. Со мной. Или без переводчика вам, Лисицкая, не хватает лексикона?

Ну вот зачем он сейчас меня заводит?! И смотрит так своими прищуренными гляделками, как санэпиднадзор на таракана?

– У меня всего хватает!

– Кроме мозгов, Лисицкая. Ой, простите, знаний!

Извиняющийся Колесов – страшный Колесов.

– Так поделитесь. Или жалко? Самому мало? – Я по-блондински похлопала наращенными ресницами.

– Вы зарываетесь, Лисицкая, – с угрозой в голосе предупреждает он.

– Я бы зарылась. Но вы же всё равно откопаете… Когда вы сможете найти для меня время?

Вынимает телефон, что-то в нём тыкает, видимо, онлайн-планер.

– Послезавтра после седьмой пары.

– У меня три.

– Придётся подождать, – тоном «это не мои проблемы» заявляет Колесов.

– Ладно, – смиряюсь я. – Буду сидеть в библиотеке и фантазировать о встрече.

– Лисицкая, в библиотеке нужно читать книги!

– Хорошо, выберу почитать что-нибудь такое, чтобы фантазировать было сподручнее, – с намёком завершаю разговор. – До свидания!

– До свидания, Лисицкая. До свидания. Папе горячий привет передавайте.

– Вы уж как-нибудь сами, – натягиваю на губы улыбку и ухожу походкой от бедра. Он же правда смотрит вслед?

Ну ведь смотрит же?

Что, я зря стараюсь?!

Глава 5. Глеб

В принципе, втиснуть в своё расписание час дополнительных занятий без затраты времени на дорогу я мог хоть сегодня. Но Лисицкая не должна испытывать радость победы. Она должна страдать и сожалеть о плохом поведении. Потому я выбрал четверг, когда мне выпали заочники.

Правда, вызывающее поведение студентки намекало, что «страдание» и «сожаление» это вообще не про неё. Про неё – «провокация».

И я ведусь. Не знаю, чем я думаю, общаясь в том же духе. Когда я вижу девушек в ботфортах и кожаной ультра-мини-юбке, я способен думать только инстинктами. «Глеб Евгеньевич, вам с утра ещё не дали?..» Не дали. И вчера тоже. И вообще неделя не задалась по части времени. А повышенное давление в районе ширинки намекало, что зря. Нельзя откладывать на завтра то, что можно трахнуть сегодня.

…А вот на послезавтра откладывать – запросто можно!

Вообще то, что папаша Лисицкий дал официальное добро на любые методы воспитания, включая сексуальные, несколько… нервировало. Будило неуместные фантазии. Но как ещё можно истолковать вот это его «хочешь – «по», хочешь – «в»»? Это когда речь идёт о лбе, между «в» и «по» никакой разницы. А когда речь идёт о заднице, очень даже есть.

Плюс поведение, минус одежда. Что остается?

Промискуитетство остаётся.

И повышенное давление в тестикулах.

И я набрал по телефону Ольгу, коллегу с кафедры ‐ одинокую бизнес-леди, которая всегда рада скоротать вечерок в нашей хорошей компании: меня и члена…

Четверг наступил внезапно. Моя главбухша слегла в больницу с гипертоническим кризом, а её замша, приятная барышня, мирно отвечавшая до того за свой фронт работ, с непривычки расплющилась под грузом ответственности. Встряхнувшись на работе двумя истериками и тем, что занятия поставили в такие Дальние Закуи, что искать их пришлось минут пятнадцать, я явился к заочникам, извергая дым и пламя. Те смекнули, что преподаватель не в духе, и сидели, как мыши. Однако помогло это слабо, потому что на сием их интеллектуальные потенции кончились. Ну спасибо, хоть тупые, но безропотные. Но когда со звонком они выкатились из аудитории, и в двери показалась Кристина Лисицкая, я отчетливо осознал: не сдержусь. В такой день тупая и наглая – это перебор.

Но в методах воспитания меня никто не ограничивал.

– Добрый вечер, – говорит Лисицкая, застревая в проходе и упираясь руками в дверной проём, отчего белая блузка просвечивает. Верхние пуговки ворота расстегнуты, позволяя разглядеть край кружевного бюстгальтера. – Миленько тут у вас.

– Тут – не у мен. – Я привычно вытираю руки влажной салфеткой.

– Глеб Евгеньевич, а можно мы в первый раз по-быстрому? – просит она, отталкиваясь руками от косяка и шагая к парте.

– Мы можем вообще обойтись без первого раза.

– Сразу перейти ко второму? – заинтересованно спрашивает она, поправляя всё ту же кожаную мини, и усаживается на стул.

Из-под края юбки проглядывает резинка черных чулок. Затем студентка демонстративно закидывает в проходе левый ботфорт на правый и всё это сооружение прячет под парту.

Мне любопытно: на что рассчитывает девица, которая является на дополнительное индивидуальное занятие в наряде проститутки?

Мне кажется, на профессиАНАЛЬНОЕ отношение.

Член взбодрился. Ольгиного внимания ему так и не досталось. Чем-то она была жутко важным занята. Или я попал на критические дни. Но сути это не меняло. В голове и мудях звенело знатно.

– Итак. – Я опираюсь бедром о преподавательский стол и скрещиваю руки на груди. – Как вы представляете наши занятия?

– Представляю?.. – Она изображает задумчивость и постукивает по выпяченным красным губам толстой ручкой, что сразу вызывает непристойные ассоциации.

Член мгновенно тянет нос в сторону поживы. Внутри вспыхивает злость. Очень не люблю, когда мною пытаются манипулировать. Особенно – в сексуальной сфере.

«Не люблю», – это очень, очень скромное слово.

– Лисицкая, давайте договоримся: моё время – деньги. И я не намерен тратить его впустую на удовлетворение ваших амбиций. Я говорю на понятном вам языке, или нужно попроще мысль выразить?

Она садится ровнее и стирает с лица простилядское выражение.

– Мы с вами или занимаемся предметом, или выход там. – Я показываю рукой на дверь. – Не тратьте моё время и нервы. Нервы – особенно. Плату за них я беру в той же валюте. И расплачиваться будет не ваш отец. Надеюсь, мой намёк достаточно прозрачен?

Выдыхаю про себя. Эрекция отпустила.

– Да, Глеб Евгеньевич, – неожиданно нормальным тоном отвечает Лисицкая. – Я хочу заниматься предметом. Но не уверена, что смогу. Слишком многое пропущено. Мне чисто математических знаний не хватает.

– Так нашли бы себе репетитора по математике! – Вроде, самокритичность в наличии, когда захочет.

– Глеб Евгеньевич, давайте на чистоту: вы знаете многих репетиторов, которых я не прогну на первом же занятии? – усмехается она.

По внутренностям разливается лава подогретого тщеславия. Ведь Лисицкая сейчас намекает, что я не такой.

А я – не такой.

Но в глубине души она надеется, что такой же, как все.

– А вы, Кристина Дмитриевна, думайте не о том, как прогнуть, а как знания получить.

– Не могу, Глеб Евгеньевич. – Разводит она руками, и сквозь образ дурочки проблескивают отцовские гены. – Заточена я так. Загнобить всех, кто показал слабину. Не дать никому стать выше меня в иерархии. Понимаете?

Понимаю. Вся эта история с её отличными оценками и нулевыми знаниями поворачивается новым ракурсом.

– Лисицкая, мне нет никакого дела до вашей «заточки». Мы с вами или работаем, или… Не буду повторяться. – Показываю на выход.

– Мы работаем, – поднимает она руки, показывая, что сдается.

– Хорошо, диктуйте свой номер. – Достаю из кармана телефон и ловлю на лице студентки «понимающее» выражение. – Сейчас я буду отправлять вам задачи, а вы – говорить: можете их решить или нет. Будем искать границы ваших компетенций.

Лисицкая выдаёт скептическое выражение.

– Что-то же вообще вы умеете? Помимо манипуляций?

Она пожимает плечами и лезет в сумку за своим телефоном.

Через двадцать минут бесплодных попыток мы доходим до заданий из школьной математики, которые – аллилуйя! – она решает. Теперь я знаю, отчего отталкиваться, и начинаю рассказывать.

Она слушает. Кивает. Сбрасываю ей на мессенджер задачи. Лисицкая пыхтит, грызёт ручку, к чёртовой матери вновь и вновь заставляя член ворочаться в поисках удобного положения.

– Я не понимаю! – выдаёт она, поднимая на меня растерянный взгляд. – Помогите, пожалуйста.

Глава 6. Глеб

Обхожу парту и склоняюсь к ней. Распущенные волосы пахнут чем-то очень дорогим и умопомрачительным. Беру себя в руки и погружаюсь в её записи. Указываю на ошибки. Она не понимает, поворачивается ко мне, и наши лица оказываются в непристойной близости, а её намалеванные красным губы приоткрыты и влажны. Я залипаю на них взглядом, как муха на клейкую ленту, но всё же говорю о формулах твёрдо и уверенно.

Она кивает, но в глазах читается пустота. Мысли, которые я героически пытаюсь до неё донести, теряются на полпути и даже не долетают до одного уха, чтобы вылететь в другое. Я ловлю взглядом её поднимающуюся от тяжёлого дыхания грудь и даже слышу его, хотя она старается выдыхать бесшумно. Но именно эти задержки в дыхании её и выдают, подстёгивая обострённое либидо похлеще хвалёной виагры.

Хотя виагру я пока не пробовал. Но вроде как рекламодатели обещают.

– Кристина, вы вообще слышите, что я вам говорю?

Она мотает головой. Потом, опомнившись, кивает.

Я повторяю снова.

Она смотрит мне в рот. Но членом чувствую: вовсе не в привычном значении этого слова. Взгляд затуманенный, чёртовы зрачки во весь глаз.

Как, как можно работать в таких условиях, объясните мне?! Сегодня же позвоню её папаше и пошлю к чёртовой матери это репетиторство. Пусть он там хоть перероет всё своими наведёнными проверками! У меня же сейчас всё взорвётся в штанах к едреней фене!

Выпрямляюсь, шумно выпуская воздух из лёгких, пытаюсь успокоиться и не наорать.

– Глеб Евгеньевич, – обращается она ко мне, – а у вас член стоит!

Я пытаюсь удержать лицо, и, кажется, мне это удаётся.

– Лисицкая, – одёргиваю полу пиджака и застёгиваю его на пуговицы, – вы бы поменьше членами интересовались и побольше головой работали!

– Головой я тоже умею! – Она старательно обводит губы языком, демонстрируя, какой именно часть головы и как именно владеет.

Член бессильно дёргается, благо в плотных боксерах это не заметно. Сучка малолетняя!

– Вы ртом, Лисицкая, умеете. А вот головой – очень сильно сомневаюсь. – Иду к преподавательскому столу и сажусь, чтобы не палиться.

Взгляд студентки упирается в ту часть стола, за которой спрятан мой пах, как стрелка компаса на север. Потом поднимается к лицу. Губы изгибаются в торжествующую улыбку, а рука расстёгивает ещё одну пуговку на блузке. Теперь нижнее бельё практически открыто на показ. Красивое, затейливое бельё. Мы с членом такое одобряем.

Через тонкую ткань блузки и бюстгальтера выпирает острый твердый сосок. Девочка, однако, завелась.

Это тоже мешает бороться с физиологическими потребностями.

– Лисицкая, я так понимаю… – Бужу телефон и вижу, что прошло уже больше часа. – О, правильно понимаю! Время занятия истекло. The lesson is over. Goodbye.

Поднимаюсь, иду проверить окна под вертикальными жалюзи. Все закрыты.

Оборачиваюсь.

Кристина стоит у парты.