– Но я не могу выйти за него…не могу…

– Милена! – рявкает отец за дверью. – Открывай или Марк вышибет эту чертовую дверь!

– Милая, мы просто хотим с тобой поговорить.

Не верю жалостливой маминой интонации. Натянутая и надрывная.

– Пожалуйста, я хочу побыть одна…

Доносится шуршание, странный лязг, а затем я отлетаю от мощного удара ноги Марка.

Папа широким шагом заходит в мою комнату, хватает меня за руку и тянет наверх. Едва я выравниваюсь, залепляет адски болезненную пощечину. Мама в этот момент отворачивается и зажмуривается.

– Ты унизила меня. Опозорила!!!

– Папа…– вжимаю голову в плечи, прикрываю щеку ладошкой. Из глаз хлещут слезы боли и обиды. В его взгляде разочарование, вина, непонимание и раздирающая холодность. Моя маленькая хрупкая мама незаметна за его высокой плечистой фигурой. Она покладистый зверек и всегда на стороне папы. И весь его холод обрушивается на меня разом. На меня одну.

– Дариус ублюдочная сволочь, он ничем не поступается в достижении своих целей. Его аппетиты с каждым днем всё больше. Реки крови будут течь по нашим улицам, если ты продолжишь вести себя как дура.

– Он унизил меня…

Боюсь смотреть на папу, прячусь за саваном карамельных волос.

– Унизил? Он мужчина! Хочет получить то, что ему обещано в первоначальном виде! Испорченная девка ему не нужна! За ней он может отправиться в «Джульетту». Там шлюх хоть отбавляй.

Молчу. Затуманенный слезами взгляд направлен в пол. Папа подходит, касается моего плеча. Я вздрагиваю.

– Поднимись.

Отрицательно верчу головой, хлюпаю еле слышно.

– Черт возьми, Герда, разберись со своей дочерью!

Скрип дорогих папиных туфель режет слух. Сильнее сворачиваюсь в узелок и затаиваю дыхание.

Наступает нереальная тишина. Стрелки часов замирают.

– Доченька, – я отползаю от мамы, прибиваюсь к изножью кровати. – Мы одни. Папа и Марк ушли.

Вздохнув, прыгаю к маме в объятия. Она целует меня в макушку, поглаживает по спине, шепчет о любви. Я сгибаю колени, скукоживаюсь улиткой, слушаю ее ласковый шепот.

– Не злись на папу. Он тебя любит.

– Меня принимают за легкодоступную девушку. За самую последнюю дрянь, которая способна переспать с любым! А я даже не целовалась ни с кем. Не оставалась с мужчиной надолго. Почему так, мам? Почему?!

– Потому что твой жених так сильно желает тебя в жены, что порой его разум затмевают чувства. Мужчины слишком предсказуемы. В их жизни все должно идти по плану. Особенно в жизни мужчин–мафиози. Понимаешь? У них много забот помимо нас. Им хочется прийти домой после, – мама пережевывает слова о «тяжелых днях с руками по локоть в крови», – и почувствовать себя собой. Сбросить маски, расслабиться. И мы, женщины, даем им это.

– Быть женщиной в клане ужасно.

– Верно. Мы марионетки. Но такова судьба. Мальчики рождаются, чтобы идти по стопам отцов, девочки, чтобы…

– Согревать постель. – Заканчиваю я и, втягиваю аромат маминых восточных духов, присаживаюсь. Она глядит на меня с теплой улыбкой, заправляет прядку моих карамельных волос за ухо.

– Девочки – это слабость для мужчины. Поэтому мы всегда под охраной и в окружении людей. Сегодня Дариус понял, ты особенная девочка и с тобой надо по–особенному обращаться.

– Приставит ко мне сотню своих шакалов?

– Возможно. Но, скорее всего, после похода к гинекологу, он договорится с твоим отцом, чтобы ты не выезжала за пределы дома.

– Я не поеду в клинику. Мам?

Склоняю голову на бок. Слезинка, державшаяся во внешнем уголке глаза, сползает по виску и срывается.

– Сделай это ради себя, милая. Умоляю тебя.

Пробегаю пальцами по все еще ноющей от пощечины щеке и обреченно роняю руку на колени.

Следующим утром меня отвозят в семейную клинику. Доктор осматривает меня и распечатывает справку о моей нетронутой девственности. Я выхожу из кабинета и припечатываю ее к груди Марка. Именно его отец отправляет нянчится со мной.

Большего унижения я никогда не чувствовала. И пока шла по просторному коридору с изображением женской половой системы, рекламой презервативов и противозачаточных средств, думала: Дариус получит мое тело, но не душу и сердце.

Флэш-рояль!

На улице меня ожидает машина с включенным кондиционером. Сегодня чрезмерная духота. К вечеру грянет гром. Я уверена. Мельком взглянув на безоблачное небо, сажусь в салон и откидываюсь на кожаную спинку сиденья.

Телефон напоминает о себе тихой трелью. Снимаю блокировку с экрана и криво улыбаюсь.

« Доброе утро, Цветочница. Теперь я спокоен ».

Хочется написать гадость надоедливому Садовнику, но всеми силами сдерживаю себя. Не заслуживает моего внимания. Ни капли. Через четыре дня я навсегда окажусь в его власти, но сейчас…сейчас я ему никто.

– Пробки на пересечении Лермонтова и Бульвара Роз. Придется объезжать. Включить музыку?

Марк сидит на пассажирском сиденье, рядом с разговорчивым водителем по имени Аскольд.

– Разговаривай со мной. – Жесткий тон Марка махом срывает с Аскольда свойскую улыбку.

– Окей. – Тянет гласную Аскольд и заводит двигатель, поглядывает в боковое зеркало.

Через несколько минут салон заполняет песня Ирины Дубцовой. Красивая лирическая баллада о безответной любви. Как бы я хотела познать хоть какую-нибудь любовь. Пустить в сердце человека, который бы ценил меня, мои внутренние качества, а не просто видел модельную картинку.

За свои девятнадцать я лишь однажды поделилась с мамой секретом, о мальчике с добрым взглядом. Он был моим партнером по бальным танцам. Спустя неделю, родители перевели меня в другой клуб. Туда, где занимались одни девочки.

Айфон вновь поддается легкой вибрации. Анжела. Снимаю трубку и слышу веселый голос подруги.

– Привет! Как дела? Платье и все остальное еще не доставили?

– Привет, – засматриваюсь в окно на целующуюся парочку на остановке. – Сегодня к вечеру привезут.

– А можно я приеду? Возьму с собой Роберта, муж решит, я хочу показать тебе, как замечательно быть матерью и всколыхну в тебе материнские чувства.

– Конечно, приезжай. С тобой мне будет не так тошно всё примерять.

– Милена…– выдыхает с сожалением Анжела.

– Всё в порядке. Жду вас в семь. Попрошу повара приготовить что–нибудь вкусненькое. Что вы с Робертом любите?

Анжела с воодушевлением перечисляет мне блюда, а я хочу приехать домой, взять свой раритетный фотоаппарат и выйти в сад.

Когда она заканчивает монолог, я обещаю ей богатый стол и розовое вино. После разговора прикладываю телефон к подбородку. Если меня прослушивают, значит, скоро Дариус узнает о моих посиделках с Анжелой. Что ж, надеюсь, его порадует мое вынужденное затворничество с подругой.

С ней он не заподозрит меня в сексуальных отношениях.

ГЛАВА 7

Ровно в пять минут восьмого в дверях дома появляется Анжела и маленький Робик. Он настоящий ангелочек. Платиновые волосики, розовые губки, пухлое тельце.

Я спускаюсь по впечатляющей винтовой лестнице, и широкая улыбка от долгожданной встречи играет на моих губах.

– Привет!

Мальчик льнет к матери, прячется за ее длинной юбкой.

– Извини, немного опоздали. Роберт никак не мог выбрать кроссовки.

Смотрю на брендовые голубые кроссовки на его ножках и на сердце становится еще теплее. Робик знает толк в высокой моде.

– Идем, сначала выпьем немного, а потом поужинаем. У нас куча времени. Родители уехали встречать Вилена.

– О, твой шкодливый брат сегодня приезжает?

– Да, – я закатываю глаза, пока папы нет. Он жутко ненавидит, когда я так поступаю. – Ему разрешили побывать на свадьбе сестры. Дали целых три дня отпуска!

Анжела подхватывает Робика в руки и идет ко мне.

– Частные школы – зло. Закрыла бы их все. Никогда не отдам своего сына в одну из них. Если…

– Если муж не решит иначе.

Мы смеемся, ловим себя на одном и том же. Наш выбор ограничен. И так будет всегда. Мужчины бьют молоточком и выносят вердикт. А мы сидим скромно повинуемся ему.

– И почему мы прекратились встречаться?

Я задаю себе тот же самый вопрос уже, который день подряд. Анжела замечательная. С ней можно обсудить всё, что угодно, перемыть косточки многочисленным знакомым. И я знаю, она ни один мой секрет не выдаст, не предаст дружбу.

– Будешь вино? Или ты ещё грудью кормишь?

Беру бутылку розового вина со стеклянного журнального столика. Мама заказала этот дизайнерский шедевр из Бельгии. Он отлично дополнил ансамбль из комода и подставки под светильник.

– Ник и дня не протянет без моей груди, так что, с кормлением я давно завязала.

Я краснею от ее откровенных слов. Анжела намекает взглядом на пустой бокал, усаживает Робика на диван и садится сама.

– Что с твоей щекой?

Проводит по своей округлой линии скул, а я накрываю свою отметину ладонью. Кожа помнит хлесткий удар и разгневанный взгляд отца.

– Кое–что произошло и…

Наполняю бокалы до половины, подаю один Анжеле. Сама устало присаживаюсь в кресло.

– Расскажешь?

Грызу щеку изнутри целую вечность и вываливаю на Анжелу весь ворох страхов и проблем. Из меня потоком льются слова вперемешку с вздохами. Слезы подпирают горло, не дают закончить финальную фразу о сегодняшнем унизительном походе к врачу.

– Охренеть.

Роберт бегает по гостиной, позвякивает игрушкой, вынутой из маминой сумки.

– М–да, моя жизнь не сахар. – Делаю глоток розового вина и долго грею его во рту.

– Вот же козел! Лучше бы за своими похождениями следил. Или за братьями приглядывал. Козел!

Анжела раз пять повторяет «козел», добавляя новые эпитеты к обидному ругательству.

– Возможно, я и правда заслужила неприязненное отношение.

Верчу бокал за тонкую ножку. Содержимое лижет прозрачные стенки.

– Чушь! Ты не сделала ничего плохого или неподобающего. Дариус сам вручил тебе телефон с прослушкой, а потом решил отправить на осмотр.

– Но я дала повод.

– Какой? – подруга ёрзает на диване, ищет сыночка. Он застрял у комода с фарфоровой коллекцией птиц. – Ты даже не ответила на те дурацкие сообщения. И все время была в компании.

– Всё это неважно.

– Да уж, главное невинность. – Цокает языком.

– Мне страшно, Анжел.

Опускаю глаза на пустой бокал. Вино выпито залпом секунду назад.

– О чем ты? Ты боишься первой брачной ночи? Брось. Сейчас другие времена. Век позора позади. Традиция кровавых простыней тоже в прошлом.

– Зато есть масса всего другого. Например, первая брачная ночь с отъявленным мерзавцем.

– Ха, – встает, отбирает у Робика расписного попугайчика, ставит сувенир в рядок с другими и плюхается в мое кресло. – Он такой же мужик, как и все остальные. Член, яйца. Ничего нового. Будет немного больно, но, все терпимо. Ты справишься.

Лицо вспыхивает алым цветом. При одной мысли о детородном органе Дариуса, о том, как он входит в меня, сердце срывается с места. А вместо крови по венам течет неразбавленный ужас.

– Я не могу. Он мне противен. Он убил столько людей, что и не сосчитать.

– А твой отец? На его веку не меньше крови, Милен. На моем муже тоже. Но ко всему привыкаешь.

– Не хочу!

Срываюсь с удобной кожаной сидушки. Откидываю карамельные волосы за спину.

– Я не хочу привыкать! Я мечтаю влюбиться, сгорать от страсти, наслаждаться мужем и быть счастлива в браке. А не трястись от страха и мечтать вырвать пистолет из кобуры и пристрелить мужа.

– А может Дариус именно тот, с кем ты всё это получишь?

– Пф, – взмахиваю руками, и бокал выскальзывает из пальцев. Робик пугается от звона стекла, начинает плакать. – Прости,…прости, пожалуйста…

– Ничего.

Анжела успокаивает сыночка, гладит по белокурой головке. Я ногой сгребаю неровные осколки.