– Я пойду, попрошу убрать мусор и накрыть стол. Чувствуйте себя, как дома. Ты же бывала у меня раньше. Знаешь, где и что находится.

– Выдохни, прошу тебя.

Но я подхватываю платье–макси за ткань на бедрах и спешу в кухню. То ли бегу от себя, то ли от стыда перед Анжелой. В любом случае, сердце разгоняется до запредельных ударов в минуту.

Быстренько дав указания повару и нашей помощнице по дому, выскакиваю во двор. Кузнечики громко стрекочут.

Босыми ногами ступаю по траве и заскакиваю в беседку. Она обрамлена каплевидными лампочками по всей крыше. Без устали твержу себе: соберись, Милена. Ты дочь главы черногорского клана. Да, скоро все изменится, но пока твой отец на троне и болезнь…не берет верх, ты в безопасности.

– Тебе идет этот образ.

От неожиданности отпрыгиваю в угол беседки. Дариус выходит из кустов и поднимается по ступенькам. Озирает меня с нескрываемым вожделением. На нем белоснежная сорочка, рукава закатаны до локтей. Надпись на латинском языке красуется на левой руке вертикально. Последние несколько букв скрываются под белой тканью.

– Что вы здесь делаете? Территория охраняется и…

– Для меня не существует преград.

Прислоняется к деревянному ограждению спиной. Между нами всего пара метров.

– Хотел тебя увидеть и поблагодарить за заключение врача.

– О, в самом деле?

Язвительные нотки не скрыть. В доме меня ждет гостья и маленький принц, я не намерена тратить драгоценное время на обнаглевшего мужлана.

– Чем я заслужил этот едкий тон, Цветочница? М?

Отпускаю платье, расправляю плечи и приближаюсь к нему. Милена Флоринская теряет рассудок от захлестнувшего адреналина.

– Никогда больше не называйте меня Цветочница! Никогда больше не смейте являться в мой дом под покровом ночи и благодарить меня за унижение, которое мне по вашей вине пришлось пережить. Я не ваша и не буду ею, чтобы вы не делали!

Дариус легко скручивает мои запястья за спиной и обездвиживает. Его драконье дыхание выжигает мои внутренности, опаляет кожу и кости. У меня кружится голова от аромата, который от него исходит. Что–то пряное, мускусное, волнующе–дерзкое. Я будто на базаре специй в Марокко. Но вместе с тем, запах обугленной его взглядом плоти все перебивает.

– Я мог бы забрать тебя прямо сейчас, увезти к себе и трахать до тех пор, пока с твоих губ не начнет срываться мое имя. Но я играю честно, готовлю самую запоминающуюся свадьбу. Чту все законы и традиции. – Его каре–зеленые глаза очерчивают мои приоткрытые от шока губы. Я ощущаю выпуклость у него под брюками. Внушительная. – Все ради тебя, девочка.

Наклоняется и касается кончиком носа местечко за ухом. Я на грани обморока. Страх овладевает каждой клеточкой моего вспотевшего липкого тела.

– Дариус, братишка! – из тех же кустов из которых вышел Дариус показывается Джабар. Следом за ним Даниэль. Они покачиваются, матерятся, толкаются. Отмечают мальчишник? Последний загул перед чередой новых?

На воротничках их сорочек отпечатки чьих–то губ, а в глазах бешеная похоть. И есть два варианта ее выплеснуть: прирезать какого-нибудь должника или поиметь на все согласную танцовщицу из «Джульетты».

– Оставь девочку в покое, еще наиграешься с ней после свадьбы.

Слова Джабара кажутся далекими и нереальными. Мы с Дариусом все еще тесно прижаты друг к другу и дышим в унисон.

– Запомни, ты станешь моей, оба филиала будут объединены. И ни твой отец, ни твой сопливый брат не встанут у меня на пути. – Задевает губами мочку моего уха. – Осталось совсем немного, Цветочница.

Отпускает, снимает ненавистные оковы с моих запястий. Но я не двигаюсь. Смотрю на него сквозь туман скомканных мыслей. Смятение, стеснение, робость…страсть. О, Всемогущий! Меня душит миллион эмоций.

– Похоже, твоя невеста от тебя без ума. – С пошловатой усмешкой изрекает Даниэль, и разносятся характерные звуки вскрытия бутылки шампанского. – Тащится от твоего присутствия, течет, как сука!

– Замолкни, Дани. – Резко реагирует Дариус, шлёт огненный взгляд младшему брату.

В ту же секунду Дани получает подзатыльник от Джабара. Роняет початую бутылку в траву.

– Брат, надо уезжать. Проблемы нам сейчас ни к чему.

Джабар голос разума. Не зря имеет два высших образования и проводит много времени в библиотеке и местной обсерватории.

– Спокойной ночи, Цветочница. Увидимся.

Поправив бугорок в штанах, Дариус направляется к братьям.

– Лильен нас уже заждалась! Но ночь ведь только начинается! – орет Даниэль и Джабар делает захват, набросив руку ему на шею. Они проваливаются в кусты, а Дариус…он оборачивается перед исчезновением во тьме. Дьявольские глаза осыпают меня точечными мурашками.

Я не задерживаюсь в беседке. Бегу в дом.

Стол в столовой уже накрыт и на нем нет свободного места от изобилия блюд и закусок.

– Анжела?! – кричу я, забыв о малыше Робике. – Анжела!

– Потоп? Пожар?

Подруга выбегает с ребенком в руках в арочный проем между гостиной и столовой.

– Кто такая Лильен?

ГЛАВА 8

За завтраком мама и папа ведут себя странно. Мама ковыряется в глазунье вилкой и не смотрит никуда, кроме остывшего желтка. Папа прячется за газетой, хотя давно пользуется айпадом и знает, как он устроен.

А я? Я сижу перед тарелкой овсянки и думаю о вчерашнем появлении Дариуса и словах Анжелы про Лильен.

Лильен – бывшая «игрушка» Дариуса. Сейчас она заведует «Джульеттой» и строит из себя добропорядочную дамочку. Но по слухам, которые долетели до ушек моей подруги, Лильен и Дариус частенько скрываются в vip–комнате.

– Почему ты ничего не ешь? Завтра свадьба, а ты похожа на рыбёшку выброшенную на берег. Ешь, иначе я попрошу Марка тебя с ложечки кормить.

Гавкает отец, не отрывая глаз от «Черногорского вестника».

– Где Вилен? Вы вернулись без него. – Не обращаю внимания на грубое предостережение.

Тишина концентрируется над прямоугольным столом с букетом лаванды в центре.

– Что? Где он?

Стреляю глазами в маму и папу по очереди. Ложка звякает о край глубокой тарелки.

– Планы изменились, милая. Твой брат не сможет присутствовать на свадьбе.

Моя мать слишком натянуто улыбается для правдивости. А отец чересчур сильно сжимает офсетную бумагу. На пальцах останутся отпечатки чернил.

– Бред. Вилен бы не пропустил торжество. Он обожает вечеринки.

– Тема закрыта. – Неуступчивый голос отца ставит точку.

– Нет! – отталкиваю тарелку. Стул падает навзничь из–за несанкционированного бунта. – Поговорите со мной! Что с Виленом? Я же чувствую, что–то не так.

Отец опускает газету. Она прикрывает дымящийся бекон и чашку с кофе.

– Ты забыла, с кем разговариваешь, дочь?

Инстинктивно прикрываю щеку ладонью. Левый уголок папиного рта подрагивает.

– Я просто хочу знать, что происходит.

– Дорогой, девочка просто нервничает из–за свадьбы. Ей простительна грубость. – Мама несчастливо улыбается. Очень грустно и настороженно.

– Тогда поговори с ней. Избавь меня от мигрени. Теперь мне кажется, с ее переездом к Бажаеву, нам станет легче.

Холодный тон отца похож на тон Дариуса. Ни капли поддержки и любви. Только приказное эхо в каждой букве.

– Да, конечно. Идем, милая.

Мама чуть ли не силой утаскивает меня наверх. Домработница тут же прибирает со стола и лебезит перед отцом с благоговейным трепетом.

– Мам, ты мне объяснишь?

Я запинаюсь за красную дорожку носочками открытых босоножек. Мама оглядывается за спину и молча, толкает меня в мою спальню. Дверь бесшумно закрывается.

– Что ты творишь, Милена? Тебе не достаточно одной пощечины и похода к гинекологу? Сейчас и так тяжелые времена настали, а еще ты?!

– Что? Какие времена, мам?

В моих глазах полное непонимание и смятение.

– Август Ом ведет подпольную игру. Потихоньку привлекает людей из–за рубежа и Палачей. Жители обоих берегов обеспокоены.

– Палачи? Как они оказались в городе? И причем здесь Вилен?

Герда Флоринская подходит к окну, задергивает плотные портьеры молочного цвета с каменным лицом.

– Сегодня слишком яркое солнце.

– Мам?!

– Девочка моя, – неискренняя улыбка укладывается на ее красивые алые губы. – Проведи этот день за чем–то приятным. Завтра тебе потребуется много сил.

Тут уж она права. Бесспорно. Но про Палачей я не смогу забыть. Они безжалостные головорезы. В их банде нет правил, догм и понятий. Творят, что хотят. Насилуют, убивают, режут глотки прямо на улице. Больше пяти лет назад они были изгнаны за пределы наших городов. Граница под круглосуточной охраной. Два берега надёжно защищены.

Их главарь Занбек исчез с радаров Лихтинска и Черногорска.

Отцовские советники, капитаны, руководящие солдатами неустанно следят за Палачами с момента их позорного изгнания. И намека на их возращения не было.

– Могу я выехать в клуб с Анжелой и Ангелиной? Я знаю, отец по договоренности с Дариусом запретил мне покидать пределы дома, но я не хочу провести последний день на свободе в одиночестве.

– Ты хочешь потанцевать в «Ригеле»?

– Возможно, – пожимаю плечами, – да.

– Хорошо, я поговорю с отцом. Но обещай, ты не станешь выспрашивать у него о Вилене и Палачах.

Согласно киваю. Мама движется к двери изящной походкой от бедра. Золотые часики на запястье подчеркивают его гибкую грациозность. В прошлом она долгое время занималась балетом, танцевала не хуже Захаровой. А потом мой дед выдал ее за папу. Карьере балерины конец.

– Скажи хотя бы, Вилен жив?

Не оборачивается. Взявшись за ручку, проворачивает ее вокруг оси.

– Да.

Дверь захлопывается за ней. Я мигом раздвигаю шторы, толкаю оконную раму. Отец на мощеной площадке разговаривает по телефону. Дмитрий и Марк крутятся рядом. Мне не разобрать отцовскую речь, он научился обманным маневрам, чтобы те, кто читают по губам, не могли ничего узнать.

Горячий ветерок раздувает мои распущенные карамельные волосы. Будет жаркий день. Но я настроена, потанцевать, выпить пару коктейлей и ненадолго отвлечься от переживаний по брату.

Я уверена, если бы с ним что–нибудь случилось, отец бы отправил солдат исправлять ситуацию.

Перед душем пишу сообщение Анжеле и приглашаю ее в клуб вечером. Она обещает поговорить с Ангелиной. В конце ставит многообещающий смайлик с персиком и кукурузой.

Я закусываю губу, улыбаюсь.

После водных процедур надеваю спортивный костюм, беру камеру и иду в сад. В тени деревьев значительно легче дышится. Июльский зной не так угрожающ.

Сняв затвор, щелкаю птичек на яблоневой ветке и одуванчик, вылезший посреди сочного зеленого газона. Снимки будут яркие, живые. Навожу объектив на ворота и замечаю Джабара с Даниэлем. Вот значит, с кем общался отец.

Запечатляю их на пленку.

Через час иду в проявительную в подвале и практически в кромешной темноте проявляю сделанные фотографии. На стене передо мной куча палороидных фото. Делала их до того, как получила Никон на день рождения.

На них я, мама, отец и Вилен…Брат улыбчивый, с девчачьими ужимками. Но я люблю его. Всем сердцем.

Сдергиваю фото с ним и засовываю в карман шорт. Пусть будет ближе ко мне.

С заходом солнца я выхожу во двор в коротком блестящем платье без бретелей и на высоченных шпильках. На ноге босоножки держатся за счет двух ремешков. Сексуально.

В тонированной машине сидят Анжела и Ангелина. Аскольд забрал их и привез ко мне.

– Привет! – я машу маленькой сумочкой в форме клубнички и прыгаю на заднее сиденье к девочкам.

– Вау, ты сногсшибательна! И как папочка тебя отпустил? – ехидничает Анжела, открывает зеркальце и поправляет стрелки на веках черным карандашиком.

– Мама постаралась. – Толкаю ее в плечо, и она чертит кривую линию к виску.

Ангелина громко смеется, сидя на противоположном сиденье в ярко–розовом платье с длинными рукавами.