– Они не должны были этого делать…

– Ты устроила все это из-за денег, из-за секса. Она вылезла из окна второго этажа, бродила по темноте, по холоду бог знает сколько. Ты использовала собственного ребенка, рисковала собственным ребенком ради какой-то интрижки.

– Она должна была спать! Сама виновата, что не выпила молоко!

– Откуда вам известно, что снотворное было в молоке? – спросила Микаэла, не прекращая записывать каждое слово. – Это вы сказали им подмешать его в молоко?

– Я… Я не знаю! Вы меня запутали. Ей не причинили вреда. Она должна была спать. Когда мы собрали бы деньги, они бы сказали мне, где их оставить.

– Это было частью плана? Деньги должна была отнести ты?

– Да, а они бы отвезли Кейтлин к выезду с полуострова и оставили ее там.

– А ты бы так и изображала убитую горем мать. – Хью встал с кресла. – Если бы решение принимал я, ты бы никогда впредь не увидела ребенка. Как не увидишь ни цента из денег Салливанов. И не переступишь порог этого дома.

– Но решение принимаете не вы! – обрушилась на него Шарлотта. – Вы не заберете у меня дочь.

– Это решит суд. Шарлотта Дюпон, вы арестованы по обвинению в угрозе жизни и здоровью ребенка, соучастии в похищении несовершеннолетнего лица, соучастии в причинении вреда ребенку и соучастии в вымогательстве.

– Вы слышите меня? Я жертва, меня шантажировали.

– Ну, в этом я сомневаюсь. Мы еще поговорим. А сейчас помощник шерифа Уилсон сопроводит вас наверх, если, конечно, вы не хотите поехать в участок в таком виде.

– Я хочу позвонить своему адвокату.

– Ты имеешь в виду моего адвоката, – напомнил Эйдан. – Тебе придется найти себе другого.

– Найду. – Вся злость прорвалась наружу. – И не я одна знаю, как разговаривать с прессой. Я всех вас похороню.

– Сейчас вы пройдете со мной.

Она отпрянула, когда Микаэла взяла ее за локоть.

– Не прикасайтесь ко мне.

– Продолжите в том же духе, и к обвинениям добавится сопротивление при аресте. Список и так впечатляет.

Шарлотта поднялась и откинула волосы за спину.

– К черту вас всех, чертовы Салливаны.

Розмари прикрыла глаза, когда Микаэла проводила Шарлотту на второй этаж.

– Жалкая реплика на уход жалкого человека. Эйдан, мне очень-очень жаль.

– Нет, это мне жаль. Я любил ее. Я закрывал глаза на многое, потому что любил ее. Ведь она подарила мне Кейт. Ее родная дочь, она поступила так со своей родной дочерью. Мне нужно на воздух. Я просто хочу выйти, можно?

Рэд кивнул:

– Конечно.

– Что теперь будет? – спросил Хью, когда Эйдан вышел из комнаты.

– Мы будем искать Гранта Спаркса и Фрэнка Денби.

– Вы же сказали, что они у вас… – Хью кивнул и улыбнулся. – Вы солгали. Браво.

– Потребуется время, чтобы со всем разобраться. Возможно, нам всем, включая Кейт, придется еще раз побеседовать. Но с уверенностью могу сказать, что мисс Дюпон еще не скоро выйдет под залог. Думаю, если она наймет хорошего адвоката, то он сможет добиться сделки со следствием. Вероятно, этим для нее все и закончится.

– Я должна была сказать мистеру Хью о мистере Спарксе.

– Не вини себя, ты ни в чем не виновата. – Морин подошла к Нине и обняла девушку. – Пойдем, я обработаю царапины. Бешеные кошки ужасно любят царапаться.

– А мне позволят остаться с Кейти? – спросила Нина, прежде чем Морин увела ее из комнаты.

– Я знаю своего племянника. Ты обеспечена работой до пенсии.

Довольно скоро Микаэла привела назад Шарлотту, лицо у нее было каменным.

– Шериф, добавьте еще попытку подкупа полицейского при исполнении. Она предложила мне десять тысяч, чтобы я ее отпустила.

– Это ложь!

– Я знала, что она так скажет. Поэтому включила диктофон на телефоне. Она плохо понимает слово «нет», поэтому я надела на нее наручники.

– Веди ее в машину. Я буду на связи. – Шериф повернулся к присутствующим. – Если у кого-нибудь возникнут вопросы, вы знаете, как меня найти.

Когда дверь за ними закрылась, Хью похлопал мать по плечу.

– Я схожу за Лили и Кейт.

– Да, сходи. Эйдану сейчас нужна Кейт, а Кейт нужен Эйдан. А мы нужны им обоим.

Он наклонился и поцеловал ее в макушку.

– Салливаны держатся вместе. Гарри, это и к тебе относится.

– Она никогда не была одной из нас.

Робкий человек, он тихо встал с кресла и сел рядом с тещей. Она похлопала его по руке.

– Тебе она никогда не нравилась, правда, Гарри?

– Мне она никогда не нравилась, но Эйдан любил ее. Родственников не выбирают. Мне просто повезло. Ну-ну.

Он обнял ее, и Розмари, уткнувшись лицом ему в плечо, наконец-то дала волю слезам.

Самые тяжелые и горькие минуты гнева Эйдан выплеснул в ходьбе. Ради Кейт, повторял он про себя, шагая перед домом, вдыхая прохладный морской воздух, ради нее он должен успокоиться, обрести уверенность.

Но глубоко внутри у него бурлил гнев, дикий зверь, который жаждал крови. И его пугало, что он будет таиться там до самого конца.

Но еще глубже, под лапами у рычащего зверя, лежали обломки его сердца.

Он любил Шарлотту.

Как он мог ничего не видеть? Как за прекрасным фасадом он мог не заметить хваткую, лицемерную, беспринципную женщину? Но даже когда на фасаде появлялись трещины, сквозь которые проступало ее истинное лицо, он игнорировал правду, и теперь ему с горечью пришлось это признать.

Он любил ее, доверял ей. У них есть общий ребенок, и она подставила его под удар, использовала и предала.

Он никогда ее за это не простит. Никогда не простит себя.

Но, вернувшись в дом, он укутался в спокойствие и уверенность. Укутался так тщательно, чтобы правда не вырвалась наружу, даже когда он увидел Кейт в объятиях дедушки.

Они с Хью переглянулись.

– Нам с Кейт нужно поговорить.

– Конечно. – Хью легонько отстранил Кейт и улыбнулся. – Все будет хорошо. Это может занять некоторое время, но у нас получится.

Он сжал ее в объятиях и удалился.

– Как насчет того, чтобы поговорить в библиотеке? Только ты и я?

Эйдан протянул дочери руку, и она взяла ее с таким безоговорочным доверием, что сердце у него раскололось еще сильнее. Он хотел побыть с ней наедине и повел ее через бывшую столовую, мимо зимнего сада, музыкальной комнаты и так привел в библиотеку.

Окна смотрели на холмы, рощи и сады. Под бледным зимним солнцем они выглядели куда спокойнее моря. Стены поддерживали кессонный потолок цвета кофе с молоком, а по периметру расположились полки с книгами и рукописями. Пол из орехового дерева блестел под изысканным обюссоновским ковром бледно-зеленого и розового цвета. Эйдан знал, что бабушка порой сидит в старинной библиотеке, привезенной из Дублина, и от руки пишет письма.

Он закрыл двойные двери и подвел Кейт к большому кожаному дивану. Прежде чем сесть подле нее, разжег камин.

Затем он устроился рядом и обхватил ее лицо руками.

– Прости меня…

– Папа…

– Я должен был сказать это прежде, чем выслушаю тебя. Прости, Кейти, моя маленькая Кейти. Я не смог тебя уберечь, не смог защитить. Ты все для меня, и я обещаю, что никогда больше тебя не подведу.

– Ты и не подвел. Это она…

– Нет, подвел. И это больше не повторится. На свете нет ничего и никого важнее, чем ты. Нет и не будет. – Он поцеловал ее в лоб и почувствовал, что слова, предназначавшиеся ей, слегка его успокоили.

– Я поняла, что это она, уже сидя в той комнате. Это она показала мне, где нужно спрятаться. Она отвела меня туда и показала, и я все поняла. Но глубоко в душе, ведь…

– Она твоя мама.

– Почему она меня не любит?

– Не знаю. Но я люблю, Кейт.

– А она… Она будет жить с нами?

– Нет. Ни в коем случае.

Его поразило то облегчение, с которым прерывисто выдохнула Кейт.

– А мы будем жить там же, где и раньше? Я не хочу туда возвращаться и жить там, где жила она. Не хочу…

– Тогда не будем. Думаю, первое время мы можем пожить у дедушки и Лили. Пока не подыщем нам подходящее место.

Надежда осветила ее лицо.

– Правда?

Он через силу улыбнулся.

– Салливаны держатся вместе, помнишь?

Кейт не улыбнулась в ответ, и голос у нее слегка задрожал.

– А мне обязательно с ней встречаться? Обязательно разговаривать? Обязательно…

– Нет.

Про себя он взмолился, чтобы это было правдой.

Ее голубые и вмиг повзрослевшие глаза пристально на него посмотрели.

– Она дала им сделать мне больно, разрешила пугать меня. И я знаю, что значит «любимая». Она и тебя напугала, и тебе сделала больно. Она нас не любит, и я больше никогда не хочу ее видеть. Она мне не мама, потому что мамы так не поступают.

– Пусть тебя это не тревожит.

– Мне не грустно, – сказала она, хотя по щекам у нее катились слезы. – Мне все равно. Я тоже ее не люблю, поэтому мне все равно.

Он ничего не ответил, но все понял. Он чувствовал то же самое. Эйдан был разбит и отчаянно хотел поскорее все забыть. Поэтому он крепко обнял дочь, дал ей выплакаться, успокоиться и уснуть.

А пока она спала, он сидел рядом и смотрел на огонь.

Глава шестая

Помощник шерифа Микаэла Уилсон согласилась на работу в Биг-Сур, потому что ей хотелось перемен, хотелось быть среди людей. И хотя она никогда бы себе в этом не призналась, потому что мужчина, с которым она жила два года, мужчина, с которым она хотела прожить всю оставшуюся жизнь, решил, что отношения с женщиной-полицейским чреваты трудностями.

Она, женщина, которая всем своим существом верила в закон, порядок, правила, судебное производство и справедливость, признавала, что не раз ставила работу выше отношений.

Но такая уж у нее работа.

Она всю жизнь прожила в большом городе, поэтому смена места, образа и темпов жизни стала для нее настоящим испытанием.

Именно это ей и было нужно.

Микаэла не стала бы отрицать, что первые несколько недель дались ей нелегко. Как не стала бы отрицать, что поначалу про себя называла шерифа Бакмана шерифом Чуваком. У него на бицепсе была вытатуирована женщина в бикини верхом на волне.

Он частенько носил в ухе серьгу. Не говоря уже о прическе.

Все это дополняло и без того слишком, по ее мнению, расслабленный, слишком неофициальный и слишком медленный образ шерифа.

Непросто было Микаэле Ли Уилсон признать, что ошибалась. Но по прошествии последних полутора дней ей больше ничего не оставалось.

Пускай он и выглядит как престарелый серфер, но он все же полицейский.

Она окончательно в этом убедилась, когда он допрашивал Шарлотту Дюпон в присутствии ее дорогущего адвоката.

Она почти ничего не знала о Чарльзе Энтони Скарпетти, только то, что он прилетел из Лос-Анджелеса частным рейсом в костюме с иголочки и туфлях от Гуччи. И Рэд предупредил ее, что Скарпетти будет играть на публику, заявится к Ларри Кингу.

Рэд был спокоен, пока Скарпетти с легкостью адвоката разглагольствовал об увольнениях, оскорблениях, запугиваниях, ходатайстве на получение полной опеки над несовершеннолетней и насилии в браке.

Судя по всему, в его адвокатской шляпе кроликов было хоть отбавляй. И Рэд позволил им немного попрыгать.

Еще сутки назад это спокойствие заставило бы Микаэлу рвать на себе волосы. Теперь же оно казалось ей частью тщательно продуманной стратегии.

– Должен сказать, мистер Скарпетти, что вы произнесли много очень красивых слов. Если вы закончили, то позвольте мне сказать, почему вас и вашу клиентку ждет разочарование.

– Шериф, я намерен вернуть ее домой, и к вечеру она будет в Лос-Анджелесе со своей дочерью.

– Знаю. Я уже понял из вашей речи. Вот только этому не бывать, в этом и кроется разочарование для вас обоих.

Он наклонился вперед, но без угрозы.