Я никогда не слышала, чтобы он сказал что-то дурное, в особенности про хороших людей. А Томасы были хорошими.

– Сколько писем мне можно ей написать? – спросила я, не смея дышать от волнения.

– Сколько захочешь. Пиши так часто, как только сможешь.

– Значит, я отправлю ей множество писем. Я слишком люблю писать.

Он чуть сощурился, но не стал надо мной смеяться:

– Да. Я это знаю. Элизабет будет рада твоим посланиям.

– Но как мне ее называть? Кузина Элизабет… или миссис Патерсон… или, быть может, леди Элизабет? – От одной мысли о подруге по переписке меня била дрожь.

– Дебора, она ведь не герцогиня. К тому же в Америке нет титулов. Ты можешь обращаться к ней просто по имени.

– А для чего в Англии по сей день сохраняются титулы?

– Такова традиция. Англия обожает традиции и обычаи. Но здесь все иначе. Здесь человек есть то, чем он сам себя сделал, а не то, что ему было присуждено или дано по наследству. – Эти слова священник произнес с гордостью.

– И женщин это тоже касается?

– Что именно?

– Женщина тоже то, чем она себя сделала?

– Да. Женщина есть то, чем она себя сделала… конечно, с Божьей помощью. Всем нам нужен совет Господа.

– Но что, если нам не хочется следовать совету Господа?

– В таком случае мы поступаем на свой страх и риск. Но мне не хотелось бы остаться без Господней помощи. Мне без нее не обойтись.

– Понимаю, – прошептала я. Я часто ощущала себя одинокой, лишенной Господней защиты. – Но как же тогда король Георг? – прибавила я.

– А что с ним?

– Вы сказали, что у нас здесь нет титулов. Но он по-прежнему наш король. Ведь так? Хотя после Бостонской бойни поговаривают, что король нам не нужен.

– Единственный король и властелин, которому я покоряюсь, есть царь царей, владыка владык, предвечный отец, князь мира. – Произнеся эти слова, преподобный Конант нахмурился и плотно сжал губы.

Я кивнула с серьезным видом, но мое сердце отчаянно забилось. Каким бы верным подданным ни был Сильванус Конант, он только что произнес слова, достойные отчаянного мятежника.

* * *

27 марта 1771 года

Дорогая миссис Элизабет!

Меня зовут Дебора Самсон. Уверена, вас предупредили, что я вам напишу. Пока что корреспондент из меня не очень, но я надеюсь многому научиться. Обещаю, что буду стараться изо всех сил, чтобы мои письма были интересны, чтобы вам нравилось их читать и чтобы вы позволили мне и дальше писать вам. Преподобный Конант сказал, что вы добрая, красивая и умная женщина. Я не красива, но стараюсь быть доброй. И я очень умна.

Я люблю читать, а еще люблю бегать, хотя времени на эти занятия у меня почти не бывает, потому что в доме всегда хватает работы. И все же я каждый день читаю Библию и учу наизусть стихи из Притчей Соломоновых. Есть ли у вас в Притчах любимые стихи? Я напишу здесь один, который выучила, тренировки ради.

Притчи 28:1: «Нечестивый бежит, когда никто не гонится за ним; а праведник смел, как лев».

Я сказала миссис Томас, что бегать – не то же самое, что убегать. Мне показалось, что эта мысль очень смелая – что она подобна льву. Миссис Томас не рассмеялась в ответ, хотя я заметила, что Финеас усмехнулся. Боюсь, что я все же довольно дерзкая. Я хожу с семейством Томас в Первую конгрегационалистскую церковь. Ваш дядя Сильванус каждую неделю проповедует там, и, хотя я его очень люблю и говорит он убедительно, часами сидеть без дела – настоящая пытка.

В прошлое воскресенье я солгала, сказала, что мне нехорошо, и улизнула из церкви еще до окончания проповеди. Я побежала в лес и провела благословенные часы, лазя по деревьям и качаясь на ветках. Я знаю тропку, что ведет вдоль опушки до самой фермы. Я начала расчищать ее от корней и камней, которые могут помешать девочке – то есть мне, – бегущей со всех ног.

Миссис Томас спросила, чем я занималась в свободное время, между домашними делами и ужином. Я ответила, что расчищала дорожку. Я даже прочла ей стих из Писания, чтобы показать, что намерения у меня самые благие. В Притчах 4:26 сказано: «Обдумай стезю для ноги твоей, и все пути твои да будут тверды».

Как раз этим я и была занята. Обдумывала свою стезю и утверждала свой путь. Миссис Томас порадовалась, что я занимаюсь полезным делом, и сказала, что я помогаю другим людям, которым, возможно, придется воспользоваться этой тропкой. Однако я не рассказала ей всего.

Я называю эту тропку своей беговой дорожкой и считаю, что она принадлежит мне, ведь я сама выполнила всю работу. Здесь я могу бегать, и никто меня не увидит. Я сказала мальчикам, что сумею обогнать их всех, даже Финеаса, хотя он здорово бегает, если только буду состязаться не в юбке, а в более подходящей одежде. Братья приняли вызов и вручили мне пару заношенных штанов – они пришлись мне впору – и к ним рубаху. В этой одежде я бегаю так быстро, что мне начинает казаться, будто штаны волшебные.

Надеюсь, вы не решите, что я нечестивица, но, если бегать грешно, я останусь грешницей до конца своих дней, потому что лишь бег способен меня успокоить.

Ваша покорная слуга

Дебора Самсон

P. S. Я напишу вам о нашем соревновании, даже если не сумею одержать верх.

Глава 2
Возникает необходимость

Я принимала свои горести близко к сердцу, но описывать их не хотела, понимая, что впустую растрачу бумагу и чернила, которые были для меня большой ценностью. Оттачивая перо, как лезвие висевшего надо мной топора, я бы ничем не облегчила свое положение. Вот почему вместо этого я записывала свои слабости. Не ради того, чтобы себя наказать, ведь в этом тоже не было пользы. Я составляла списки, чтобы постараться стать лучше. В Библии говорится о слабостях, которые обращаются в силу: я решила, что обязательно стану сильной. Каждый день, если только не уставала так сильно, что не могла писать, я перечисляла дела, в которых терпела неудачу, и те, в которых мне сопутствовал успех, всякий раз стараясь, чтобы второй столбец оказался длиннее первого. Однако я слишком многому не могла научиться самостоятельно и потому искала указаний везде, где только могла их получить.

– Младшие мальчики жалуются из-за домашних заданий, – сообщила я преподобному Конанту, когда он к нам заглянул. – Я помогаю им как могу. Но мне бы очень хотелось заниматься самой.

Преподобный Конант всегда выбирал время своих посещений так, чтобы остаться на ужин. Я его понимала. Жены у него не было. Он говорил, что повенчан с евангелием, а миссис Томас любила повторять, что он «следит за каждой овцой в своем стаде», но мне нравилось воображать, будто священник особенно внимателен ко мне. Всякий раз, навещая ферму Томасов, он задавал мне множество вопросов.

Дьякон Томас и его сыновья вернулись домой к обеду, но почти все мальчики разошлись сразу после еды: их не занимали беседы о высоких материях, которые велись, когда в доме бывал преподобный Конант. Натаниэль и Бенджамин еще сидели за столом, словно никак не могли наесться. Иеремия расставил в углу комнаты крошечных солдатиков и устроил засаду, планируя напасть на врага.

– Она слишком много им помогает, – проворчала миссис Томас. – А они охотно пользуются ее любознательностью.

Дьякон Томас намазал на хлеб толстый слой масла:

– Им хочется на свежий воздух. Я был таким же.

– Мне тоже хочется прочь из дома, – выпалила я. – Но я нигде не знаю покоя, даже на свежем воздухе. Что бы я ни делала, никак не могу насытиться.

– Ты не наедаешься досыта? – изумленно переспросила миссис Томас.

Даже Натаниэль и Бенджамин перестали есть и застыли, ожидая, что я отвечу.

– Нет-нет. Я наедаюсь. – От смущения щеки у меня зарозовели. – Простите, хозяйка. Я говорила не о еде. Мне не хватает… знаний.

– Но каких же знаний, дитя? – спросила миссис Томас.

– Наверное… знаний о мире. Я хочу побывать в Бостоне, и в Нью-Йорке, и в Филадельфии. Хочу увидеть Париж, и Лондон, и те места, у которых нет названий… пока еще нет. Элизабет бывала в Лондоне и в Париже. – Я прикусила губу и опустила глаза. – А еще я хочу больше знать о Господе.

Последние слова я прибавила потому, что почувствовала: так надо. Мне в самом деле хотелось больше знать о Боге… но остального хотелось сильнее.

Дьякон Томас хмуро глядел на меня, миссис Томас молча ломала руки.

– Продолжай изучать Священное Писание, – проговорил преподобный Конант. – Это верный способ узнать Господа. Его слова – чудесный дар для нас, грешников. Нам и не нужно куда-то идти, ведь Бог здесь, с нами.

– Но мне так хочется куда-нибудь пойти, – призналась я.

Преподобный Конант рассмеялся, и за это я полюбила его еще сильнее.

– В девятнадцатой главе Притчей сказано: нехорошо душе без знания, – прибавила я в оправдание. – Грешно не развивать свой разум. – Мои рассуждения казались мне здравыми.

– А еще в девятнадцатой главе Притчей сказано: торопливый ногами оступится, – произнес дьякон Томас с полным ртом. – Трудное положение, а, Дебора? – Он говорил мягко, не поднимая глаз от тарелки.

В комнате наступила тишина. А потом все сидевшие за столом расхохотались.

– Отец тебя здорово подловил, а, Роб? – фыркнул Натаниэль.

Братья меня только так и называли.

– Прекрати немедленно, – строго велела миссис Томас, хотя и у нее на губах играла улыбка. – Не понимаю, отчего вы зовете Дебору Робом. Это никуда не годится. Женщине следует носить женское имя.

– Так ты женщина, Роб? – Изумленный Иеремия поднял голову, оставив солдатиков, и все расхохотались еще громче.

Нет, я не приструнила сыновей Томасов. Совершенно нет.

– Я принесу тебе еще книг. Возможно, это чуть утолит твою жажду знаний. И кстати, вот письмо от Элизабет. Очень длинное, – сказал священник, когда Бенджамин и Нэт наконец доели и оставили нас.

Я схватила письмо и попросила меня извинить. Миссис Томас дала разрешение, напомнив, что меня еще ждут дела и слишком задерживаться не следует. Я бросилась в свою комнатку и закрыла дверь, но все еще слышала разговор, который преподобный Конант вел с мистером и миссис Томас.

– Она упрямая, Сильванус, – проговорил дьякон Томас, и я решила внести это в список своих недостатков. – И гордая. Не умеет держать язык за зубами.

– Надеюсь лишь, что она вам в радость, – ответил преподобный Конант.

– Мне жаловаться не приходится, – вмешалась миссис Томас. – Это уж точно. Ума не приложу, как я без нее обходилась. За день она успевает сделать много больше, чем я. И делает все на совесть. Я еще никогда не встречала таких одержимых людей.

– Вот только чем одержимых? – проворчал дьякон Томас. Он редко смотрел в мою сторону, а если и смотрел, то с тревогой. За два года, что я прожила с ним под одной крышей, он не сказал мне и пары слов.

Но он был неправ. Я умела держать язык за зубами. Я чаще сдерживалась, чем давала волю словам. Дьякон пришел бы в ужас, знай он все, о чем я молчала.

– Сил у нее хоть отбавляй, – продолжала миссис Томас. – Она ловко управляется с прялкой и ткет мастерски, к этому делу у нее дар. Натаниэль научил ее стрелять и теперь говорит, что стрелок она лучший, чем он сам. Сказать по правде, мне кажется, она все на свете умеет.

Я улыбнулась, услышав ее слова, и, решив не обращать внимания на критику дьякона, распечатала письмо, которое держала в руках. Элизабет писала не так часто, как я ей. Я адресовала ей десятки писем, но отправляла далеко не все, не желая злоупотреблять ее добротой и расположением. Это ее письмо оказалось замечательно длинным.