– Нет. Мне нужно быть в себе, а не в виде овоща! – рычал я. – Нет, и этого колоть тоже не надо. Никаких витаминов и спазмалитиков. Просто оставьте в покое!

И даже обеспокоенный взгляд Марины не убеждал быть покладистым. Бригада пригрозила мне визитом рыжей ведьмы, и на этом мы расстались.

– Я испугалась, – вернулась Марина в спальню, проводив врачей. – Ты мычал и дергался, но не просыпался.

– Иди сюда, – протянул я ей руку, и она послушно устроилась у меня в объятьях. – Сколько времени?

– Семь, – прошептала она. – И тебе звонят все утро.

Я медленно моргнул, глядя в окно. Солнечно. Впервые за много дней. Но с раннего утра мне, значит, уже звонят.

– Будешь завтракать?

– Мне нужно посмотреть, кто звонил, – тяжело вздохнул я, не в силах изображать фальшивую надежду на то, что меня чем-то спешили обрадовать.

Она шмыгнула носом, бодро поднимаясь:

– Ладно.

Не успел я свесить ноги с кровати, она уже подала мне мобильный и направилась в кухню:

– Кофе и чай, да?

– Да.

Я слабо улыбнулся Марине и опустил взгляд на экран. Довлатыч звонил всего один раз. Последний. На мой звонок ответил не сразу.

– У меня плохие новости, – хмуро сообщил мне без приветствия. Ну а разве могло быть по-другому? – Демьян мертв.

Ну, идиоты вы, что мне вам сказать еще? Не уберечь такого свидетеля – это надо умудриться.

– Интересно, как, – презрительно усмехнулся я, поднимаясь на ноги.

– Самоубийство. Разгрыз капсулу с ядом.

А вот это звучало как-то паршиво даже для такой новости.

– И на камерах это есть.

– Да.

– Хреново, Артур Довлатович, – процедил я, а сам направился в гостиную, прикидывая, за сколько минут мы с Мариной можем собраться. В том, что меня загнали в угол, сомневаться не приходилось, и рассчитывать было не на кого. Снова. Марина осталась единственной свидетельницей. Ее не отпустят.

Моя художница привычно мазала булочку маслом, сидя за столом в гостиной, но ее настороженный взгляд показался таким чуждым, что хотелось выматериться на ведьмака и бросить трубку.

– Но и это не все.

– Ну еще бы…

– Тахир, Стерегов подал претензию против следовательского отдела и тебя лично. Он утверждает, что Марина принадлежит ему и что мы удерживаем ее силой.

Сказать, что это удивило, я бы не смог. Да, должно было случиться что-то… Пока я валялся в отключке под препаратами, Стерегов разыграл беспрецедентную партию – убрал одного свидетеля и разинул пасть на другого…

– Ну и что думаешь? – автоматически поинтересовался я, спешно одеваясь.

Глубоко плевать, что он там скажет. Марина – покойница, если попадет к Стерегову в лапы. А значит, другого выхода, кроме как перейти на темную сторону, у меня нет. И даже не перейти – мне надо бежать не оглядываясь. Я пока слабо понимал, как буду продолжать общаться с семьей, но это все не играло роли. Я должен спасать себя. Потому что Марина – часть меня.

Я схватил джинсы и принялся быстро их натягивать, прижимая трубку к уху.

– Если Марина не подтвердит их связь, то ему ничего не обломится, – делился выводами ведьмак. – Поэтому, я бы тут не переживал.

Я вернулся в спальню и замер, вслушиваясь в звуки на кухне.

– Она подтвердит, – тихо сообщил ему.

– В смысле? – хмуро потребовал Довлатыч.

– Она боится Стерегова, – объяснил я, медленно опускаясь на кресло. – То, что он убивает одним своим существованием даже через защищенные стены и решетку, она знала всегда.

Марина стояла в проеме с моей чашкой кофе и смотрела на меня таким же стеклянным взглядом, как и я на нее. Слишком умная, чтобы не догадаться, что именно сейчас происходит. Она не сбежит со мной. Потому что я уже не сбегу. Это от системы я бы сбежал. Когда такой, как Довлатыч, падает тебе на хвост, сложно извернуться, но возможно.

А от Стерегова я не побегу.

– И что? – напряженно процедил ведьмак на том конце.

– Ну, Демьяна ты уже охранял. Что, пообещаешь ей, что ответишь за мою безопасность тоже? – И я зло оскалился, прикидывая свои финальные позиции.

Уговорить Марину теперь не вестись на угрозы Стерегова и не спасать меня? Бред. Она уже вся белая и дрожит, как заяц, сжимая кружку в ладонях до побелевших пальцев.

– Если ты не будешь грызть капсулы с ядом, то да! – рявкнул Довлатыч.

Предложить Марине новую тюрьму пожизненно? Это вряд ли.

– Мне тут сообщили, что Стерегов к вам через полтора часа приедет со следственным комитетом. Выезжаю тоже.

Я убрал мобильный и уставился перед собой.

– Он убьет тебя, если пойдешь к нему, – сделал я бесполезную попытку. – А жизнь без тебя мне не нужна…

– Нужна, – тихо возразила она. – Ты очень сильный, Тахир. И ты нужен семье. Без тебя они еще чего-нибудь натворят. А нам он жизни не даст. Иосиф загонит тебя в ловушку и сдерет с тебя кожу на моих глазах. Он всегда выполняет обещания.

– Все может быть, – отстраненно заметил я. Партия проиграна. Вариантов нет. Шах и мат. – Можно кофе?

Она кивнула. А я прикипел взглядом к ее голым стопам, пока те не исчезли из виду. И закрыл глаза. В душе все затихло перед тем, как сломаться. Как же мне был нужен свет в конце тоннеля… Хоть какой-то намек на вариант на спасение. Но чудес не бывает.

Мы позавтракали в тишине. Наблюдать за жизнью, стоя двумя лапами в могиле, своеобразно. Звуки уже доходят будто через воду, а запахи становятся острее. Теперь мне аж горчило от растворителя и красок на языке, и кофе вместе с тем становился незабываемым.

– Ты говорил, что не простишь меня, если предам, – прошептала она.

– Да, – рассеяно кивнул я.

– Это ведь не будет иметь значения, если мы не увидимся больше, – вдруг дрогнул ее голос, и Марина заплакала. Я поднялся и направился к ней, но она взвилась, роняя стул: – Не надо… не трогай! Я не смогу… потом…

Я только тяжело сглотнул и опустил голову, не в силах смотреть на ее слезы, бегущие по щекам. Пожалуй, она права. Лучше не трогать друг друга, иначе разлучить нас смогут только через чей-то труп…

Солнце ударило в морду со всей дури, когда я вышел на балкон. Аж слезы брызнули из глаз. Или не из-за солнца? Я закурил, наполняя легкие дымом, а голову – пустотой. Знакомое состояние. Такое же у меня было, когда врач сказал мне, что Полине осталось времени максимум до вечера. Это – те самые секунды между отливом прошлой волны и ударом следующей. Шелест камней может показаться даже успокаивающим. Кажется, все это можно принять и смириться… Но, когда оглушает ударом равнодушной стихии, понимаешь, что всем глубоко плевать, смирился ли ты, принял или нет – тебя все равно раздавит.

– Тахир… – Я даже не слышал, как Довлатыч пришел за мной на балкон. – Стерегов хочет поговорить с тобой.

С губ сорвался смешок.

– Ну-ну… – и я повернул к нему голову. – Каково чувствовать себя проигравшим, ведьмак?

– Мы еще не проиграли, – сдвинул он седые брови.

– Ну, поиграйся, – отвернулся я.

– Я могу вас защитить, – процедил он. – Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю.

– Мне не нужно изображать внимание, чтобы «смотреть» на тебя, – неприязненно процедил, упрямо глядя на сигарету в пальцах.

– Не верю, что ты опустил лапы.

– О, да, время пафосных речей, – закатил я глаза, но Довлатыч вдруг проявил удивительное терпение:

– Знаешь, почему Демьян засунул тебя в свой отдел?

– Чтобы был на виду с Мариной.

– Нет. Он боялся тебя.

– Мне дела нет до его фобий.

– А вот мне бы на твоем месте стало интересно, зачем Стерегов попросил с тобой разговор с глазу на глаз.

– Пришло время договариваться, да? – презрительно усмехнулся я, сминая окурок в пепельнице. – Ну, пойдем…

– Не думаю, что это про договоренности, – холодно заметил ведьмак и шагнул за мной в комнату.

В первый вздох шерсть на загривке стала дыбом. Где Марина? Но потом я увидел Катерину у выхода из квартиры. Она кивнула мне, глядя глазами, полными сочувствия и неверия. Да, детка, и твой дед иногда бывает никчемным, если связывается с несчастливым волком…

Меня провели на этаж выше. Марина уже была здесь – я чувствовал запах. Значит, дает показания. В глотке дрогнуло от рычания – зверь мой жив еще что ли? Но волк только замер в темных закоулках души, обещая сожрать меня позже со всеми потрохами.

За дверью соседнего помещения оказался какой-то номер типа нашего с Мариной, только больше и напыщенней. Стерегов стоял спиной у окна, обернувшись на мое появление.

– Свободны, – рыкнул моему конвою, и за мной закрылись двери.

Но я уловил едва заметную тень напряжения, прошедшую по его лицу. Мы замерли в тишине. Я смотрел на него равнодушно, он – изучающе. Хотелось спросить, когда он насмотрится, но желание что-либо говорить пропало. Время разговоров прошло.

– Я не трону Марину.

Мне показалось, у меня галлюцинации. Но снаружи я только вздернул бровь, поднимая высокомерно голову. Медведь потянул носом, пытаясь меня сканировать, но результаты ему не нравились. А я и правда чувствовал в себе прилив какой-то темной решимости раздавить его одним взглядом…

– Если думаешь, что избавлюсь от нее, то не стоит, – повторил он мысль, будто пытаясь донести до меня суть в ином исполнении. Но глухим идиотом меня не считал. Только чего он ждал? Моей радости по этому поводу? Может, глухим идиотом тут был он?

– Ты считаешь, что меня это… что? Должно обрадовать? – потребовал я неожиданно низким рычащим голосом.

Честно, я бы уши поджал, если бы на меня сейчас так нарычали. И медведь едва не поджал тоже. Он что, боится меня? Меня? Раскатанного тонким слоем между молотом и наковальней? Я чуть не рассмеялся. Пришлось сжать зубы и послушать ответ.

– Я знаю, что ты уже терял избранную, – направился он обходить меня медленно по кругу. А я не понимал, что это за спектакль такой тут разыгрывается. – Ты же понимаешь, что тебе ее не отдадут теперь. Или позволят посещать в очередной тюрьме, потому что понимают – я вас везде достану. – Витиеватые речи, видимо, помогали ему как мантры. Стерегов приосанился, наконец, заиграл желваками и начал давить эмоционально. – Ты не можешь ее вытащить. И я вижу, ты уже просчитал все варианты…

Как бы ни хотелось посмеяться над его когнитивными ошибками мышления, но не выходило – я действительно все просчитал.

– Ты меня что, уговариваешь? – оскалился я, хоть и содрогнулся внутри от этого. Зачем я трачу время на него?

Я надеюсь…

Как идиот.

Что он сейчас попросит меня о чем-то, и Марина будет ценой.

– Просто предупреждаю, – снисходительно пожал он плечами. – Перебежишь мне дорогу, я тебя убью. А Марина любит тебя. Не хочу ее расстраивать, она заслуживает большего.

– И когда же ты это рассмотрел? – А теперь я почувствовал противную слабость.

Он размазал меня тут по полу, втер в пыль…

– Давно, – оскалился он. – Иногда ведь надо потерять, чтобы понять ценность потери…

– Убогим-то да. – И это стало последнем гвоздем в крышку моего гроба. Я опустился до словесного унижения от собственной слабости.

Стерегов довольно ухмыльнулся:

– Рад, что мы поняли друг друга.

Я вышел в коридор и на удивительно твердых ногах направился к лифту.

* * *

– Да, у нас были сложности, – «каялся» Иосиф собравшейся комиссии, изображая из себя небывалую заинтересованность во мне. Мудак! – Но не поэтому ли существует этот центр? Проблемы были и будут, но теперь я уверен – мы с моей девочкой их преодолеем. Тем более, у вас есть слова Марины.

Я почти не слушала никого вокруг. Мне задавали вопросы, повторяли снова и снова… А я могла думать только о расползающейся черной яме в душе. Нет, так всегда было, когда кто-то уходил из моей жизни. Но настолько несовместимо с этой самой жизнью – впервые.

– Марина, вы признаете право господина Стерегова?

– Да, да…