Шеф, отсиживающийся все это время под брезентом в хвосте вертолета, вылез из своего укрытия и занял пассажирское кресло. Лучше бы молчал, урод! С каждым его словом желание выбросить этот ненужный груз за борт становилось у Юры все больше. Плевать было на его обещания и деньги.

– Я знал, что ты все поймешь и бросишь этот кусок мяса. Он бы точно бросил. Так что, не терзай себя муками совести, – Аркадий протянул к Юрию руку, желая по-приятельски похлопать по плечу, но встретив его хмурый взгляд, поспешно убрал пятерню. – Таких, как Бонд, полным-полно, бестолковая груда мышц, а вот мозговых центров вроде тебя еще поискать! Ты один гораздо ценнее десятка этих имбецилов.

Не увидев никакого отклика, Аркадий, наконец, заткнулся и Юра погрузился в собственные мысли, переваривая события последнего часа.

Он бы не бросил. Никогда. Бонд и эту пулю получил за него. Считал, что стреляет лучше, вот и взялся прикрывать при отступлении, пока Юра оттаскивал пилота, еще не зная, что тот уже готов.

Они были не просто напарниками, настоящей командой. Со своими дебильными шутками, улыбкой на всю морду лица, но такой искренней и настоящей, что нельзя не ответить Федор стал ему братом, которого у Юры никогда не было. Он ведь сперва даже злился, а после уже и не замечал, когда тот планомерно заставлял его улыбаться, оживать, оттаивать, пробуждать эмоции.

Этот большой ребенок с чистыми голубыми глазами, как вода в роднике, с виду сильный и грубый оставался ранимым и даже сентиментальным в душе. Юре уже не хватало его рассказов о чересчур заботливой матери, непутевой сестре и племяннике Гришке. Десяток историй и его басистый смех, казалось, так и поселились в голове, заполняя пробелы в воспоминаниях о собственном детстве.

* * *

– Что с пилотом?

– Готов. А у тебя?

Бонд сморщился от боли, прикрывая рукой живот, под его широкой ладонью ничего было не разглядеть.

– Все нормально у меня, уходим, – усмехнулся кривой улыбкой в пол-лица, только в глазах слезы и ноги подкашиваются. – Я ж Бонд, что со мной будет?!

– Идти сможешь?

Кивнул. Юра подставил плечо, Федор его обхватил тяжелой рукой, но даже до кустов не дошли. Ноги его не слушались, из-под ладони на животе уже заметно хлюпала кровавая жижа. Юра помог Бонду лечь на землю, пока тот не рухнул.

«Помощь нужна. Где же Аркадий, сука!»

– Терпи, давай. До вертушки доберемся, а там в больничку.

– Не надо в больницу.

Юра пытался зажать его рану, но Федор не дал, перехватил руку.

– Оттуда только в тюрьму, а я этого больше смерти боюсь.

– Как скажешь, брат, – согласился Сухой, но не в своих мыслях.

«Найду я тебе больницу, всех врачей куплю, документы подделаю, вытащу, только держись, не оставляй меня».

Выстрелы смолкли и Юра услышал голос Арины перед домом:

– Прекратите! Я здесь. Со мной все в порядке.

Сердце едва не остановилось. Просил же не вылезать! Зачем она собой рискует?

Рожа у Бонда совсем бледная стала, силы уходят, а он все лыбится.

– Видал, че творится? Пленница наша спасать нас пошла, – прохрипел Федор, ухмыляясь, перед тем, как Юра выбежал на поляну, чтобы затащить Арину в укрытие.

Хотелось разорваться между Бондом и Ариной, привязать ее к себе и не отпускать ни на шаг. Только вскоре она снова сбежала, оценив их безнадежную ситуацию.

– Ты цел? – появился взбешенный Аркадий. Окинул Сухого взглядом на предмет ранений, задержавшись на окровавленных руках. Правда, шеф быстро осознал, что кровь не его, а Бонда. – Хватит тут возиться, взлетаем!

– Федю не брошу!

– Тебе помочь?

Юра хотел было кивнуть в ответ. С помощью они гораздо быстрее управились бы и донесли Федора до вертушки, но вовремя осознал, что не с тем человеком имеет дело.

– Могу пристрелить его, чтобы не мучился! Он свое отработал, теперь дело за тобой. Две минуты, не больше!

Аркадий зло полоснул глазами и снова скрылся в кустах. И почему раньше Юрий так упорно старался не замечать, на какое дерьмо работает?

Схватив товарища под руки, Юра потащил его в сторону кустов.

– Оставь меня, – пробасил Федор.

– Еще поживешь, Федь! Только не сдавайся, – упор. Толчок. Сдвинулись на полметра. – Тебя твой одуванчик ждет, – толчок, еще полметра. Бонд пытался ногами помогать, но выходило херово, лучше бы силы поберег. – И мать твоя любящая, – еще толчок. – И сестра гулящая, – какой же тяжелый, сука! – И племянник твой, Гришка.

Бонд закашлялся, вынужденная остановка.

– Надо же, снег пошел… Большими хлопьями, как дома. Юр, ты видишь? – Федор лежал на его коленях, протягивая ладонь к небу, словно снежинки ловит.

– Вижу, Федь, вижу. Все, как ты мечтал, – в горле встал ком, не продохнуть. Больно за него, за этого двухметрового детину, как за родного. – Погнали дальше. Только держись, не отключайся!

Тогда в Сухом словно зверь проснулся. Толчок, упор, полметра, толчок, упор, полметра… Тащит его, ног своих уже не чувствует, но не останавливается.

– Юр, обещай, что Гришку не бросишь, мужика вырастишь, – прохрипел своим басом и кашляет через слово.

– Сам вырастишь. Держись, вертолет скоро.

– Мать уже старая. Обещай.

– Обещаю я, обещаю, если тебе так легче.

Еще на десяток метров продвинулись. Вся спина у Юрия взмокла, в висках пульс стучит. Федор замолк что-то.

– Бонд, ты там как?

В ответ тишина, но Юра не останавливался. Только тело его товарища обмякло и, как будто свинцом налилось.

Из кустов к нему выбежала Арина, которую он уже и не ожидал увидеть. Растрепанная, перепуганная. Так много хотелось ей сказать, прижать к себе, но время ли для этого? Ведь не послушает, все равно сделает по-своему, это Юра уяснил.

Опустил друга на землю, Арина села рядом, принялась прощупывать пульс. Только сейчас Сухой заметил, что глаза у Бонда открыты, и он не моргает, зараза! Как блаженный лежит, таращится в небо. Положил руку на его мощную грудь, а внутри тишина, и лицо такое расслабленное, словно никаких проблем у него больше нет.

На полноватых губах Федора застыла легкая полуулыбка. Юра не знал многого в этой жизни, не понимал, как подошел к этой черте, и проклинал себя за случившееся. Но вот ирония, он точно знал, почему Бонд улыбался: где-то там для его единственного друга над этим самым тропическим островом и сейчас кружился снег.

Глава 32. Арина

Монотонный писк приборов, резкий больничный запах, который ни с чем не спутать, и яркий свет люминесцентных ламп врезались в сознание, стоило мне открыть глаза. Я попыталась согнуть руки и приподняться, но острая боль от закрепленной в вене капельницы и жгучая, ожившая где-то в животе, на корню пресекли мои попытки.

– С возвращением, деточка.

На пару секунд прямо над моим лицом нависла радушная пожилая женщина, никак не похожая на врача даже с большой натяжкой. Ее голову покрывала цветастая косынка, из-под которой выбивались ярко-рыжие кудри, в ушах болтались рубиновые серьги, а на меня смотрели прозрачно-голубые глаза, внушающие доверие.

– Сейчас мы тут у тебя порядок наведем и будешь гостей принимать! – женщина, как ни в чем ни бывало, принялась натирать приборы и немногочисленную мебель палаты от воображаемой пыли. Чистота здесь и так была стерильная. – Заждались, поди, твои кавалеры. То блондинистый всех тут конфетами с коньяком подкупал и анекдоты травил. Вон, полюбуйся! – я с трудом повернула тяжелую голову, следуя за движением ее руки. – Всю палату цветами заставил. Невдомек, что девочка только из реанимации! Сейчас, правда, пропал куда-то. Но ты не переживай. Он уже не первый раз пропадает, после всегда возвращается. И ночами тут сидит, разговаривает сам с собой, смеется.

Неужели, это она про Артема? Женщина улыбнулась своим воспоминаниям и принялась за швабру. Точно про него! Кто еще может вызывать столько радостных эмоций в женском сердце?!

– А чернявый и сейчас тут, – теперь тряпка круговыми движениями методично обходила поверхность стеклянной двери.

«Ник здесь!» – пронеслось в моей голове. Писк в палате участился, женщина остановилась, прислушиваясь, и мы дружно перевели взгляд на кардиомонитор.

– Да не волнуйся ты так, в коридоре сидит твой злодей. Полы подсохнут и позову.

Женщина снова вернулась к работе, ровно там, где остановилась.

– Всех тут уже построил со своими порядками, – продолжила она жаловаться на Ника, как матери на нашкодившего ребенка, которого пришли забирать из садика. – Словно это не отделение, а его личный кабинет с переговорной! Ты прости меня, милая, – лицо женщины снова нависло надо мной с каким-то заговорщицким выражением. – Я жизни повидала. Поверь старухе, тяжелый он человек, этот чернявый, эх, непростой человек. Я бы на твоем месте к светленькому повнимательнее присмотрелась.

Я моргнула, давая понять, что прислушаюсь к ее совету.

– Можно воды? – прохрипела незнакомым голосом. В горле было настолько сухо, словно неделю провела в пустыни.

– Да что ж это я?! Заболтала тебя совсем. Сейчас, деточка, сейчас, милая. Только сестру позову.

Добродушная старушка торопливо выскочила из палаты, благоразумно убрав с прохода ведро со шваброй и, радостно возвещая о моем возвращении в мир живых, понеслась по коридору.

По ощущениям голова вибрировала и раскалывалась на части, как колокол после удара. Я попыталась сосредоточиться на последних событиях, которые помнила, но перед глазами всплывали лишь отдельные фрагменты. Это походило на кинофильм, над которым еще не поработал монтажер. События до, события после – все перемешалось, не имея хронологической последовательности.

То я вспоминала, как горели щеки от легких ударов и испуганные глаза темно-серого цвета со стальным отливом: «Арина, не отключайся, говори со мной! Еще немного, держись!»

То видела, как сижу на деревянном кухонном столе. Мне было так тепло и уютно в Юриных чутких руках. Где-то рядом ворковали птицы, я прислушалась и повернула голову к окну. Мягкие губы коснулись шеи, ключицы, плеча. По рукам побежали мурашки, и я непроизвольно улыбнулась. Пальцы зарылись в его золотые волосы. Он тоже улыбался, я не видела, но чувствовала это. Рядом с этим мужчиной сердцу я доверяла больше, чем глазам.

А теперь все тряслось, и я жмурилась от яркого света. Он лился отовсюду: и с неба, и от воды. Мы мчались на лодке к огромной яхте. Я повернула голову, мельком выхватив название: «Елена прекрасная».

Меня начало трясти, и я снова провалилась в сон.

«Арина, очнись! Не отключайся! Ты сильная, ты справишься!» – доставал глухой и навязчивый голос где-то вдалеке. Я не хотела его слышать, но он не оставлял меня в покое.

Собравшись с силами, я снова открыла глаза. Мы были все там же, на тропинке у вертолетной площадки. Надо мной навис Сергей, в то время как другой человек накладывал мне повязку. Они что-то говорили и суетились, но я их не слушала. Подняла глаза в небо, вглядываясь в удаляющуюся точку, и уголки губ сами поднялись в подобии улыбки.

Юра улетел, все было не зря.

В коридоре послышались твердые шаги, которые затихли перед моей дверью. За ней неподвижно застыл мужской силуэт. Проклятый кардиомонитор снова выдал меня с потрохами. Дверь, наконец, отворилась и в палату вошел… Сергей. Даже разочарование на моем лице не смогло испортить его счастливую улыбку.

Пользуясь моим положением прикованной к кровати различными датчиками, иголками и проводами, он тут же обнял меня, обхватил лицо руками, и аккуратно поцеловал… в губы.

У меня слов не осталось! Одни эмоции.

– Что это было?!

– Привет! – расправил подушечками пальцев мои нахмуренные брови.

– Где я? – прохрипела, обдирая и без того сухое горло.

– В больнице, – по-свойски расположил тяжелую лапищу на моем лбу, чем начал меня по-настоящему бесить.

– В какой? Город?

– Мы дома, Арина, в Питере.