Я повернула голову и увидела крупного мужчину с красными глазами. Хаят. Еще один на мою голову. Кем он был, я не знала. А вот медсестра явно ним была с знакома – от испуга она выронила шприц, опустила голову и поклонилась чуть ли не в пол. Я же не могла себя заставить проявить хоть какие-то признаки почтения к хаяту после того, что со мной сегодня сделали.

– Это пустышка. Она отказывается делать успокоительную инъекцию, господин, – не меняя позы, отчиталась медсестра.

Хаят посмотрел на шприц, шмыгнул носом и бросил короткий взгляд на меня.

– Пустышка, значит.

Красные глаза потемнели, стали почти бордовыми. А вот бледное лицо с крупным носом и квадратным подбородком осталось без эмоций. Невозможно было понять, что чувствовал или о чем думал хаят в этот момент. Он молча поднял шприц, поднес его к носу. Через секунду двери палаты снова открылись – внутрь вошла охрана.

– Кто делал тест?

– Жанетта, – сказал один из охранников.

– Почему не Райси?

– Он принимает роды у наложницы старшины.

– Жанетта, значит, – кивнул хаят, подошел к койке и откинул в сторону край одеяла.

Я вся сжалась от ужаса. Руки сами собой скрестились, бедра сжались, даже пальцы на ногах напряглись. Сердце забилось так быстро, что я почувствовала боль в груди. Еще одного надругательства сегодня я просто не вынесу. Я не такая сильная, как должна была бы быть.

К счастью, хаята интересовал только браслет на моей ноге. Он проверил надежность крепления цепи и вернул одеяло на место.

– Пустоцвет, значит, – холодные пальцы сжали мой подбородок.

Сжали так сильно, что из глаз потекли слезы. Хаят потянул воздух носом, кивнул и отпустил меня, тут же потеряв всякий интерес.

– Утром Райси сделает повторный тест, – сказал он охране. – Никого к ней не пускать, кроме врача. Эта, – хаят схватил медсестру за плечо и швырнул в сторону двери, – и Жанетта через двадцать минут должны быть у меня в кабинете.

Охрана приказу не удивилась. Один из амбалов схватил медсестру, второй открыл дверь. Сопротивляться женщина даже не пыталась. То ли была парализована ужасом, то ли знала, что это бесполезно.

Хаят тем временем подошел к окну и приоткрыл одну из створок.

– Врач придет в восемь утра. Поспи, если сможешь, – сказал монстр, глядя на ночной город.

Я ничего не ответила, только ждала, когда останусь одна. Ждать пришлось недолго. Последний раз глубоко вдохнув влажный воздух, посетитель закрыл окно и пошел в сторону двери. Через пять секунд я она закрылась. Спать уже не хотелось. Надежды на завтрашний день рухнули. Последним, что меня связывало с прошлой жизнью, была сумка под подушкой.

Я посмотрела на дверь палаты. Сквозь щель между дверью и полом пробивалась тонкая полоска холодного света. Под потолком лениво моргнула пузатая лампа. Когда хаяты «спасли» Землю, были подписаны мирные соглашения. Одним из условий этих соглашений было лишить людей технологий, которые так или иначе могут угрожать соседям. Люди согласились, а хаяты проследили, чтобы этот пункт был исполнен безукоризненно. Все технологии теперь были только в распоряжении высшей расы, новых хозяев планеты. А мы, люди, обходились пузатыми компьютерами, кнопочными телефонами и лампами накаливания, как наши далекие предки. Единственной современной вещью, которой мы пользовались без ограничений – идентификационный браслет.

Посмотрела на запястье. Маленький экран моментально среагировал на взгляд, считал личность хозяйки и выдал последние оповещения. Это были результаты тестов, которые не так давно озвучила мне медсестра: «категория Пустоцвет».

Только сейчас до меня отчетливо дошла суть происходящего. Этот тест был действителен до утра. Пока не придет врач и не сделает новый забор крови и другого генетического материала. Конечно, результат анализа может подтвердиться. Но что-то мне подсказывало, что этого не случится. По крайней мере, вероятность крайне мала. У меня осталось десять часов свободы. Мало, очень мало.

Руки затряслись, в животе все похолодело. Я вспомнила, как однажды встретила одну из наложниц хаятов. Она была на последнем месяце беременности и сопровождала супругов, которым и должна была родить ребенка. Это были хаяты из касты даминанов, представители среднего класса. Не элита, но позволить себе содержать несколько наложниц могли.

Наша встреча случилась в торговом центре. Худенькая, истощенная беременностью и тяжелой работой женщина несла за супругами тяжелые пакеты. На тонкой шее болтался ошейник, от которого шла тонкая серебряная цепь. Супруги обсуждали, как назовут будущего ребенка и когда можно будет выставить его мать на очередные торги. Я тогда молча глотала слезы от собственного бессилия и жалости к женщине. Прошло несколько лет, и я могу оказаться на ее месте.

Десять часов. Десять часов относительной свободы, а потом прыжок в неизвестность. Посмотрела в окно: на грязном стекле появились мелкие дождевые капли. Снова почувствовала спиной спрятанную сумку. Достала ее, поставила на колени и открыла. Ничего особенного, обычная женская сумка: косметика, пропуск на работу, салфетки, шпильки, бутерброд, который так и не съела, ключи от новой квартиры. А ведь я даже на работе о смене адреса сообщить не успела.

В этот момент за окном сверкнула молния, прогремел гром. Девять с половиной часов моей свободы. А потом… Взяла в руки старую шпильку и посмотрела за окно. Девять с половиной часов форы и я не закончу свою жизнь на торгах или вынашивая десятого ребенка хаята.

Глава 2

Мина

Теперь страх из врага превратился в друга. Тело как будто мобилизовалось, голова просветлела. Я четко знала, что делать, как и когда, в тот момент еще не понимая, насколько это рискованно. Я плевала на опасность только потому, что ходить на поводке казалось страшнее смерти.

Осторожно, стараясь лишний раз не лязгать цепью, я взяла шпильку и сунула ее в замок. Мне повезло – он оказался совсем примитивным. Когда-то в детстве я забыла ключи и захлопнула дверь в квартиру. Связи с мамой не было – чтобы купить самый примитивный кнопочный телефон, нужно было получить специальное разрешение от министерства связи. А индивидуальный идентификатор мне еще не был положен по возрасту. На помощь пришел сосед, я не помню, как его звали. Уже тогда он мне казался ветхим стариком из-за сурового взгляда, вставной челюсти и трясущихся рук. Вот только тряслись руки у соседа не всегда.

Дедушка оказался в прошлом опытным домушником – вскрывал квартиры. Он мне и рассказал секреты старых замков, помог открыть дверь. Не знаю, зачем он это сделал. Возможно, просто нужны были «свободные уши», а я так вовремя подвернулась под руку. А возможно, это просто была судьба. Урок на будущее, чтобы я смогла справиться с этим вот всем. Как бы то ни было, рассуждать времени не было. Я засунула шпильку в замок, сделала несколько коротких движений, и механизм тихонько щелкнул.

На всякий случай я посмотрела на дверь. Сердце в груди гулко ударилось о ребра. Подчиняясь животным инстинктам, я быстро сунула сумку под подушку, накрылась одеялом и притворилась спящей.

Не прошло и полминуты, как дверь открылась. Тяжелые шаги воспринимались как гром среди ясного неба. Я не знала, кто вошел, но про себя молилась, чтобы этот кто-то не решил проверить браслет на ноге. Неизвестный прошел по палате, несколько секунд постоял напротив кровати, а потом тусклое освещение, которое до этого работало, потухло. Снова раздались шаги, звук закрывающейся двери и щелчок замка, закрытого ключом. Я осталась одна.

Еще несколько минут лежала, не шевелясь, на тот случай, если неизвестный решит вернуться. А потом откинула одеяло, достала из-под подушки сумку, подушки на кровати сложила так, чтобы в темноте они напоминали силуэт человека, и пошла к окну. Это был единственный доступный мне выход.

Дождь за окном усилился. Обуви и одежды, кроме ветхой сорочки, на мне не было. Но это уже было неважно. Я закинула на плечо сумку, открыла окно ровно настолько, чтобы пролезть наружу, и влезла на шершавый подоконник. Первые капли холодного дождя упали на лоб. Но вместо страха и отчаяния я почувствовала что-то похожее на облегчение. Окна в клинике, к счастью, не менялись несколько десятилетий и были сделаны по какому-то странному образцу – с ручками снаружи. Я потянула за эту ручку и навсегда закрыла за собой возможность вернуться назад.

Мне повезло еще и в том, что старое здание клиники сохранило широкие борта и лепнины, за которые было удобно цепляться пальцами, прижимаясь к холодной стене спиной. Дождь постепенно усиливался. Стена воды забивала свет фонарей, подержанных каров и вывесок ближайших кафе и магазинов. Я надеялась, что это поможет мне остаться незамеченной. Вся охрана находилась в здании. Предположить, что кто-то из пациенток попытается сбежать от хаятов, да еще и с верхних этажей, ни администрация больницы, ни сами хаяты не могли, так что не выставляли серьезных постов во дворе.

Я осторожно перебирала ногами в ожидании, когда пальцы коснутся холодного металла ржавой пожарной лестницы. Секунды текли так медленно, что хотелось шагать быстрее. Только силой воли я заставляла себя делать обдуманные медленные движения и никуда не спешить. Ценой спешки могла стать жизнь. А сегодня мне как никогда хотелось ее сохранить.

Как только я добралась до лестницы, дела пошли быстрее. Перебирая босыми ногами, спустилась на нижнюю перекладину в метре от асфальта и прыгнула прямо в грязную лужу. Брызги полетели в разные стороны. Грязь осталась на ногах, больничной сорочке, руках и сумке. Но меня это уже мало беспокоило. Стараясь двигаться как можно быстрее, я побежала в сторону задних ворот. Когда меня везли в клинику, я видела, что камеры там не работали, они были закрыты чехлами, и я надеялась, что так и не заработали за те часы, что я провела в здании. Об инфраструктуре для людей хаяты особо не заботились – на дороги, муниципальные проекты и социальную сферу выделялось ровно столько, чтобы все не развалилось к чертям. Меня всегда этот факт раздражал и злил, особенно в моменты, когда в новостях все горделиво хвастались, что открыли убогую площадку для детей или выделили какой-нибудь больнице старый кар. Но сегодня молилась, чтобы ничего не поменялось, и камеры так и осталась не включенными.

Мне повезло. Камера висела на проводах, накрытая прозрачным целлофаном – так часто делали мастера по ремонту. Опасаясь даже собственной тени, мелькающей в тусклом свете фонаря, выбежала за ворота и нашла глазами кнопку вызова такси. К счастью, в такую погоду работали только беспилотные кары. Обычным таксистам было запрещено выезжать на дороги в дождь. Закон вышел лет десять назад – власти решение мотивировали тем, что во время дождя количество аварий с участием таксистов увеличивается втрое.

Кар бесшумно подкатился к пункту посадки и открыл дверь. Я нырнула в салон и дрожащими руками вбила адрес и поставила двойной тариф за скорость и анонимность поездки. Расплатилась наличными деньгами, на случай, если хаяты как-то могут отследить движение по моим счетам, и выдохнула, когда кар беспрепятственно поехал по улице.

Я не знала, сколько времени прошло с момента, как моя нога ступила на больничный подоконник. Сжимала сумку грязными пальцами и старалась сидеть так, чтобы меня не было видно в окно. Ехали долго. Моя новая квартира находилась в небольшом уютном районе недалеко от центра города. Но туда я, естественно, не поехала. Показываться перед соседями в таком виде – самоубийство. Тут же сообщат в службу правопорядка или охране. Поэтому я вбила адрес бывшего мужа, от которого съехала несколько дней назад.